О космосе, времени и энтузиастах

Отличная новость для всех любителей науки: создатели сериала «Космос: Пространство и время» (Cosmos: A Spacetime Odyssey) объявили о продолжении съёмок. Первый сезон, ведущим которого стал харизматичный американский астрофизик Нил Деграсс Тайсон, вышел в 2014 году и стал своеобразным перезапуском сериала 1980 года «Космос: персональное путешествие» (Cosmos: A Personal Voyage) и данью памяти его автору и ведущему Карлу Сагану.
Сагана мы знаем не только как выдающегося астронома, но и как одного из самых вдохновенных популяризаторов науки XX века. Прошлый век вообще был богат на энтузиастов, ведущих по своим стопам юные умы, остаётся лишь надеяться, что и новый век ему не уступит. Однако рассказать сегодня я хочу о временах, ещё более ранних, когда учёные предпочитали вариться в своём сообществе и мало помышляли о приобщении простых людей к тайнам природы, и о человеке, который это изменил. Звали человека Камиль Фламмарион.

Корни Страны чудес

Встречались ли вам в жизни детские книги, которые в детстве не произвели никакого впечатления, зато во взрослом возрасте любовь к ним нагрянула совершенно нечаянно и внезапно? Для меня такой запоздалой любовью стала «Алиса в Стране чудес». Возможно, причиной стали откровенно страшные иллюстрации, а возможно, своеобразный перевод Б. Заходера. В переводе Заходера куда больше самого Заходера, чем Кэрролла, хоть нельзя не признать, что стихи адаптировал он весьма неплохо. Сейчас, наколлекционировав изрядное количество изданий, я считаю, что классический перевод Н. Демуровой лучше всех. Кто знает, что стало бы со мной, попади мне в руки подходящее издание в детстве, оценить же идею по заслугам я смогла лишь в начале 2000-х, после экранизации 1999 года, показавшей Страну чудес как череду очаровательных локаций, каждая из которых существует по своим собственным законам, а вместе они составляют безумное мироздание в лучших традициях абсурдизма, мироздание, в котором хотелось бы поселиться. И пусть некоторые недоумевают, как можно прожить в столь неупорядоченном месте, хочется напомнить, что все мы здесь давно безумны.

История одного сказочника

Жил-был на свете один очень грустный сказочник. О чем бы он ни писал – о вещах фантастических или вполне обыденных – у читателей одинаково щемило сердце. А всё потому что в каждой сказке, и в каждом рассказе, и в каждом романе речь шла о недостижимой мечте, об упущенном счастье, о прекрасном и далеком, которое не здесь. Звали сказочника Дино Буццати, и, по правде сказать, сказочником он вовсе и не был.

А был он журналистом известной миланской газеты – одним из самых надежных и невозмутимых. Редакция всегда знала, что можно поднять Дино Буццати среди ночи в разгар вооруженного восстания – и он методично и добросовестно выполнит свою работу, как будто ничего не случилось. Или можно послать его военным корреспондентом – и он вернется через год или два, обогатив родное издание уникальными репортажами.
А еще он был художником. На исходе жизни, когда он уже прославился и как репортер, и как писатель, внезапно поступает признание, что всё это было для него лишь приятным хобби, а настоящим призванием всегда была живопись.

Истории у костра

Любите ли вы ужасы так, как люблю их я? Однако, лишь отсмотрев сотни часов довольно унылых голливудских и чуть более задорных испанских хорроров, я поняла, что есть особая категория, не оставляющая равнодушным никого – это страшные байки. Всё идёт родом из детства: и перешёптывания пионеров в лагере после отбоя, и истории у костра, и совместные дружеские ночёвки. Все они неизменно кончались рассказыванием страшилок, создающих хотя бы иллюзию реальности, ведь одно дело читать или смотреть очевидный авторский вымысел и совсем другое – слушать рассказ очевидца. И по этой же причине пользовались 10 лет назад такой популярностью анонимные имиджборды, до сих пор являющиеся источником леденящей крипи-пасты.

Наиболее значительный вклад в развитие жанра на постсоветском пространстве внёс, конечно, Эдуард Успенский, собрав и олитературив пионерские страшилки в сборнике «Жуткий детский фольклор» и в знаменитой повести на его основе «Красная Рука, Черная Простыня, Зеленые Пальцы». Истории эти незатейливы и подчас нелогичны, но кого из нас в детстве такое не пугало до дрожи в коленках?

В одном пионерском лагере объявился Глаз. С виду он был глаз как глаз, но жил сам по себе. Ночью он летал по лагерю и убивал детей. Если кто-нибудь вставал с постели, Глаз сжигал его. Взрослым он ничего не мог сделать. Однажды он пролетел между ног директора лагеря, и тому ничего не сделалось. Спастись от него можно было, только натянув одеяло с головой. Но одна девочка сделала в одеяле дырку и притворилась спящей. Она стала смотреть в дырку и вскоре увидела, как Глаз появился в палате. Глаз её не заметил. Когда он заплыл в коридор, девочка тихо встала и стала красться за ним. Она увидела, как Глаз залетел под крыльцо палаты. Утром она рассказала об этом директору. Поставили часового с автоматом. Ночью Глаз выплыл из-под крыльца. Часовой выстрелил, но пули расплавились, не долетев до цели. Часовой хотел ударить Глаз прикладом — приклад сгорел. На следующий день из лагеря все уехали.
Говорят, это было под Свердловском. Теперь на месте лагеря лес.

Была я в этом лагере, выглядит там всё довольно жутко даже без историй о летающем глазе.
Советским пионерам вообще угрожало множество опасностей, от мясорубок под креслами кинотеатра и плотоядных носочков и до живущих в пианино старушек, пьющих кровь.

Когда восток - дело слишком тонкое

За годы существования книжного клуба мы обсудили немало необычных и подчас странных произведений, но среди всего многообразия была одна встреча, существенно подточившая мою психику и до сих пор иногда вспоминаемая с содроганием. Преимущественно, конечно, потому что вести её пришлось мне. Это классическая китайская литература. Иногда восток оказывается делом настолько тонким, что невольно ловишь себя на мысли, что эти люди для тебя сродни инопланетянам, логика их чужда и непостижима, но ведь не в последнюю очередь именно поэтому мы так любим книги, позволяющие посмотреть на мир чужими глазами и осмыслить его с чужой точки зрения. Как бы она ни противоречила нашей собственной.
Я расскажу вам о классике приключенческой литературы, которую китайцы до сих пор очень любят - романе Ши Най-аня «Речные заводи». Посмотрим, что же это за книга такая, чем азиатские приключения отличаются от европейских и почему современному неискушённому читателю в процессе может стать слегка нехорошо. И с этого момента, как любил говаривать автор, наше повествование пойдет по нескольким направлениям.

Нога не только человека

Если кто-нибудь когда-нибудь спросит у меня интересную фантастику о необычных планетах, я не задумываясь посоветую Хола Клемента. Причудливая астрономия – и так моя страсть, но этот автор даёт возможность взглянуть на научную фантастику под совершенно новым углом.
Есть в нем что-то от Жюля Верна, популяризировавшего естественные и технические науки. В принципе, ничего удивительного – Клемент с юности зачитывался Верном и ценил в его творчестве именно вклад в просвещение читателя. Его собственные книги тоже наполнены информацией об астрономии, физике и многом другом, но зато в какой неожиданной форме это подаётся. Клемент не только просвещает читателя, но и учит его мыслить нестандартно. А также он учит понимать, ненавязчиво затрагивая и область этики.

Нескучная классика: о дамах и консервах

22.03.18 Рубрики: Разное Автор: BOOKaska Написать автору

По довольно странному стечению обстоятельств мне как раз накануне чтения книги подвернулся старый английский фильм “Лев зимой”. Фильм прекрасный и сумасшедший, с чистой совестью можно советовать всем, и именно он помог мне надеть человеческое лицо на политический конфликт, лежащий где-то глубоко на фоновых слоях романа Вальтера Скотта. Без него, признаюсь, книга для меня превратилась бы в сентиментальную историю о храбрых рыцарях, прекрасных дамах, коварных злодеях, веселых разбойниках - в общем, в сплошную мелодраму в декорациях средневековья, не очень богатую на сюжетные повороты. Понимание же разногласий между Ричардом Львиное Сердце и его братом Джоном Безземельным, равно как и семейной свары ранних Плантагенетов в целом, а также отношений с французским королем Филиппом, пусть и в авторской трактовке Джеймса Голдмена, привело меня сперва в Вики за дополнительной информацией, а потом - и к весьма неожиданным выводам.

Книжные раскопки: занимательная филология

У библиотекарей тоже бывают странные увлечения. Мне, например, раньше нравилось закапываться в фонды Белинки и методом тыка вытаскивать с полок случайные книги. В основном после такого оставалось только посмеяться и вернуть на место неподъёмный труд по машиностроению или сборник стихов памяти дедушки Ленина, однако иногда попадались действительно интересные вещи.

На 4 ярусе книгохранения (а всего их 10 - да-да, втрое больше, чем может насчитать читатель; всё просто, в библиотеках действуют особые законы физики) бесконечные стеллажи заняты старыми тонкими книжками в мягких обложках. На библиотечном жаргоне они называются “лапшой”, что неудивительно - любое тщедушное создание после 80 лет на тесной полке превратится в тот ещё субпродукт. Но именно в таком бюджетном варианте в советские времена выпускали львиную долю научпопа, который от времени ничуть не испортился. И после заметок о выращивании кактусов в условиях крайнего севера я нередко натыкалась на интересные труды об истории, антропологии и геологии. Это только Шелдон геологию не любит, а я люблю.

Начну, пожалуй, рассказ о своём археологическом прошлом с профессиональной темы - с двух книг о филологии, которые могли бы скрасить школьные страдания кому угодно. Если бы о них кто-нибудь знал.

Морозное зимнее чтение

Конец февраля в нашем краю ещё совсем не означает приближения весны, и редкие оттепели неизменно оборачиваются мощными морозами, во время которых искренне радуешься, что существует отопление. Есть что-то нездоровое в желании добавить в такой момент ещё немного острых ощущений. И если на тему голодающих теперь неизменно приходит в голову Марк Уотни с его дефицитом калорий на Марсе, то любители снега и обморожений вот уже десять лет неизменно читают “Террор” Дэна Симмонса. В процессе сами замерзают, простывают, но всё равно продолжают читать. Я тоже из их числа и понятия не имею, как это объяснить.

Однако сегодня мне хочется рассказать вам о другой книге, очень похожей, но и бесконечно далёкой от “Террора”. Это историко-приключенческий роман современного немецкого автора Мирко Бонне о судьбе Имперской трансантарктической экспедиции 1914-1917 гг. под командованием Эрнеста Шеклтона. Золотой век полярных исследований, отважные первопроходцы, замерзающие во льдах, холодрыга, цинга и ездовые собаки – маленький садист внутри меня потирал ручки в предвкушении жертв Снежному Королю, а в итоге чуть не уснул.
Книга называется “Ледяные небеса”, но, поверьте, ледяное там абсолютно всё.

О приключениях, колониях и Хаггарде

Отношения с приключенческим жанром у меня всегда были сложные. Даже в, казалось бы, самом жадном до таких вещей подростковом возрасте мне было мучительно скучно, решительно невозможно пробиться дальше первых двадцати страниц, в результате чего стопка недочитанных книг всё росла и крепло недоумение, что же люди там находят. Все попытки прочитать что-то из имеющегося дома Хаггарда кончались провалом. Решив, что начала копать не с той стороны, я взялась за Индиану Джонса и современную беллетристику. И, знаете, мне понравилось. Заброшенные храмы в джунглях, погибшие цивилизации, древние сокровища и мистические легенды, неразборчивые карты, ловушки в стенах, пара-тройка врагов для остроты сюжета - красота же. Так, может быть, мне не нравятся именно те книги приключенческого жанра, которые стояли у его истоков? Прочитав Купера, я бы еще могла с этим согласиться, однако, Майн Рид развеял всякие сомнения - приключения вполне интересны. Так в чем же тогда дело? Неужели проблема именно в Хаггарде? Чтобы разрешить эту загадку, случай свёл меня с невероятно красивым собранием сочинений, обитающим на полках родной Белинки. Каюсь, слишком часто клюю на обложки, первый том меня просто приворожил, но и аннотация обещала что-то в духе Индианы. Охота за древними сокровищами, копи в самых дебрях.

Выводы поразили не меньше. Похоже, в моей многолетней нелюбви к приключениям виноват именно Хаггард. Время от времени, признаться, интерес к сюжету всё же просыпался, но быстро погибал под грузом невероятной тоски. Попытаюсь объяснить причину этого странного явления, насколько это возможно.

« Предыдущая записьСледующая страница »

Рейтинг@Mail.ru