История одного сказочника
Жил-был на свете один очень грустный сказочник. О чем бы он ни писал – о вещах фантастических или вполне обыденных – у читателей одинаково щемило сердце. А всё потому что в каждой сказке, и в каждом рассказе, и в каждом романе речь шла о недостижимой мечте, об упущенном счастье, о прекрасном и далеком, которое не здесь. Звали сказочника Дино Буццати, и, по правде сказать, сказочником он вовсе и не был.
А был он журналистом известной миланской газеты – одним из самых надежных и невозмутимых. Редакция всегда знала, что можно поднять Дино Буццати среди ночи в разгар вооруженного восстания – и он методично и добросовестно выполнит свою работу, как будто ничего не случилось. Или можно послать его военным корреспондентом – и он вернется через год или два, обогатив родное издание уникальными репортажами.
А еще он был художником. На исходе жизни, когда он уже прославился и как репортер, и как писатель, внезапно поступает признание, что всё это было для него лишь приятным хобби, а настоящим призванием всегда была живопись.
Дино Буццати (1906-1972) - итальянский писатель, художник и журналист
Но всё же как можно не назвать сказочником человека, который будто сам по себе являлся осколком какого-то иного мира? В разгар фашистского режима Муссолини, когда весь культурный мир разделился на поддержку и оппозицию, Буццати писал сказки про волшебный лес и будто не замечал творящегося вокруг него политического хаоса.
Вне политики, вне реакции, вне убыстряющегося темпа жизни. Буццати, прекрасно зная обо всём этом и проходя сквозь это – всё-таки он был журналистом – тем не менее будто смотрел на мир со стороны. Мир задевал его, оставлял след в творчестве, но не изменял саму личность. И не так-то просто дать однозначный ответ, современная это литература или еще нет. Периоды и эпохи будто пасуют перед этим несложным вопросом.
Буццати действительно жил вне времени, отражая в творчестве свою эпоху, как отражал бы любую другую. Куда интереснее было подмечать влияние людей и направлений. Вы можете представить себе синтез Камю и Кафки? Экзистенциализм и абсурд. Безграничное одиночество человека перед лицом невыразимой бездны и невозможность выпутаться из сетей мира, подобного ночному кошмару. И то, и другое проступает ясно, однако, не создавая эффекта вторичности. К счастью, не создавая. Потому что у Буццати, на мой взгляд, проблема в другом: не дотягивая до абсолютного экзистенциального катарсиса, он на полуслове пресекает свои довольно удачные ковыряния в душе, при том, стараясь создать реальности абсурдных законов и предпосылок, явно перебарщивает, и вместо непреодолимого абсурда получается впечатление надуманных проблем. На это можно не обращать внимания, но не тогда, когда весь культурный контекст маячит перед глазами и заслоняет собственно произведение.
Картина Дино Буццати из серии ретабло о фантастических чудесах вымышленного святилища
В рассказах это не так заметно. Буццати вообще мастер короткой формы, в которой его талант проявился в полной мере. Когда он не ударяется в морализаторство, в практически классическое порицание окружающего мира, каждая его история сверкает своим, неповторимым, блеском. Хотя, не буду скрывать, есть несколько рассказов о перспективах прогресса, в которых Буццати, доводя до абсурда то, что видел вокруг себя, создавал поистине футуристические прогнозы:
О техническом прогрессе: “Забастовка телефонов”, “Свидание с Эйнштейном”, “Риголетто”; об автомобилях: “Автомобильная чума”, “Проблема стоянок”, “Самоубийство в парке”; об ускоряющемся ритме жизни: “Курьерский поезд”, “Любовное послание”; о том, как люди убивают последние сказки: “Как убили дракона”, “Бука”.
Многие из рассказов отличаются действительно необычным и ярким сюжетом. От себя могу посоветовать парочку. “Семь этажей” – поистине кафкианский абсурд. Человек с легкой хворью ложится в больницу немного подлечиться. В больнице семь этажей: на седьмом лежат самые здоровые, на первом – умирающие. Человека кладут на седьмой этаж, но потом что-то идёт не так, и этот жуткий саспенс не отпускает до самого конца. “Паника в Ла-Скала” – остроумная реакция на политическую ситуацию того времени. Собравшиеся в знаменитой опере богачи озабочены грядущим восстанием злобных террористов. Но проблема в том, что они из оперы всю ночь не могут выйти и даже не знают, что творится снаружи и существуют ли эти террористы вообще. “Величие человека” – на мой взгляд, самый лучший из рассказов. Идет в нем речь о нищем бродяге по имени “Великий Морро”, и так уж он настрадался из-за своего странного имени, что читатель в конце будет просто ошеломлен. Не меньшее потрясение производит рассказ “Оборотни с Виа Сесостри”, вот только эффект там больше юмористический.
А еще веселит, что во многих рассказах Буццати пишет о самом себе, своей работе и сослуживцах.
Кадр из фильма “Татарская пустыня” (Il deserto dei tartari, Италия 1976)
Главным же его произведением является небольшой роман “Татарская пустыня” (1940), этакий печальный вздох на грани “Замка” и “Чумы”, примечательный уже хотя бы тем, что через год после его написания самого автора направили в африканские пустыни военным журналистом.
Но Татарская пустыня полна не песка, а несбывшихся надежд. Это небольшое каменистое пространство меж горами, якобы где-то на границе Италии и другой страны. Что это за страна – непонятно, лишь в пограничной крепости ходят слухи о татарах, которых в любой момент могут напасть. Откуда взяться на итальянской границе этим татарам – тоже непонятно, однако, это не тот вопрос, на который существуют ответы. И пустыня, и крепость, и люди, охраняющие границу, со всеми их страхами и надеждами, будто пребывают в вечном полусне дримтайма и уже не принадлежат внешнему миру.
В это странное место и прибывает на службу молодой лейтенант Джованни Дрого, и с этого начинается история его попыток покинуть крепость, впоследствии сменяющихся попытками никогда ее не покидать. И пустыня, и крепость будто переписывают всех людей, лишают их привязанностей к прежнему миру, меняют течение времени. Со стратегической точки зрения, это такая дыра, что о ней все забыли и служба здесь абсолютно бесперспективна. Дрого не хочет ставить на себе крест, да и все другие офицеры тоже не хотят, но вырваться удается очень немногим. Для оставшихся же единственной надеждой выслужиться может стать война с пограничным государством – татары это будут или кто еще – и ожидание этой войны, этого жизненного пика, становится для обитателей крепости заменой самой жизни, которая продолжает неумолимо утекать, превращая юношей в мертвецов.
Весь роман пронизан безысходностью и ожиданием катастрофы
Это можно назвать историей о том, как человек смиряется с участью и бегом лет. Это можно назвать и историей о том, как человек не смиряется с безнадежностью и продолжает чего-то ждать. Дождется ли Дрого своей войны или не дождется, в конце концов становится неважным. Эта жизнь его засосала, как и неторопливое повествование может засосать читателя и умиротворить его однообразным течением жизни, подобно обитающим в крепости солдатам. Можно назвать препоны, мешающие уехать отсюда, абсурдистскими. Можно назвать откровения, приходящие к героям среди ночного безмолвия, экзистенциальными.
Можно увидеть и осознать всё мастерство писателя – а оно очень велико. Единственное, что может помешать читательскому восприятию – это собственная сила сопротивления. Если читатель не из тех, кого может разморить солнышко, кто отступает перед преградой, потому что она кажется непреодолимой, кто боится настоять на своем, потому что неудобно, и проще подождать, и лучше потерплю, и вообще – тем сложно будет принять выбор Джованни Дрого. Они будут хмыкать, негодовать, говорить, что проще было вообще бросить военную службу и начать всё сначала, чем так жить. Понимание, что это не реализм, слабо помогает. У такой литературы эффект вживаемости всё же очень важен.
Дино Буццати однозначно можно порекомендовать всем, кто любит необычную литературу, особенно – малую форму с ярким сюжетом. Он настоящий мастер слова, и ничего удивительного, что в Италии его уже считают классиком.
Вы можете ознакомиться с этими книгами автора в библиотеке Белинского:
Любовь. Молодая послушница / пер. с итал. Ю. Н. Ильина. — СПб. : Петербург-XXI век : Геликон, 1993. — 390 с. — (Итальянский любовный роман). Инв. номер 2177951-КХ
Семь гонцов : рассказы / пер. с итал. Ф. М. Двин. — Москва : Известия, 1985. — 159. — (Библиотека журнала “Иностранная литература”). Инв. номер М 1959408-КХ
Татарская пустыня / пер. с итал. Ф. М. Двин, Б. В. Дубина. — СПб. : Амфора, 1999. — 302 с. — (Личная б-ка Борхеса). Инв. номер М 2223892-КХ