СБОРНИК ДОКУМЕНТОВ
Предисловие Земельный вопрос: № 1-27 Восстание 1735-1740 гг: № 28-40 № 41-60 № 61-80 Горное дело: № 81-100 № 101-110 № 111-129 Словарь редких терминов
* * *
ПРЕДИСЛОВИЕ
В 1720 году на Урале началась новая эпоха. Из Берг-коллегии была прислана команда управителей во главе с Василием Никитичем Татищевым и приняла под свою власть все горнозаводское хозяйство края. Все строившиеся заводы со всеми старыми и новыми рудниками, все заводские земли и недра относились отныне к ведению органа, который с 1723 г. располагался в Екатеринбурге и именовался Сибирским Обер-бергамтом. С 1734 г. он назывался Канцелярией Главного правления Сибирских и Казанских заводов ( с 1755 г. – Канцелярией Главного правления Сибирских, Казанских и Оренбургских заводов). Это была знаменитая «горная власть», просуществовавшая почти 200 лет и превратившая этот край в становой хребет великой державы.
Новые реалии утверждались не на пустом месте. Строительство металлургических заводов и освоение недр сопровождались жестокой ломкой прежнего уклада жизни края. Тяготы выпали на долю всех народов, населявших край, но, наверное, тяжелее прочих пришлось башкирам. Это был крупнейший коренной народ Урала, и отношения между башкирским населением и новыми правителями оказывали серьезное, иногда определяющее, воздействие на путь, которым шел край.
В настоящем сборнике представлены документы из архивного фонда Уральского горного управления, касающиеся этих отношений в эпоху становления и упрочения «горной власти», т.е. в 1720 – 1760-е годы. Документы в сборнике сосредоточены по трем тематическим разделам.
1. Земельный вопрос.
В начале 1720-х гг. определелись основные претензии башкир к горнозаводской администрации. Дело в том, что новое административное деление (дистрикты Екатеринбургского ведомства) частично пересекалось с северными территориями традиционного земельного владения (башкирские волости Сибирской дороги).
В 1721 г. старшина Сальяутской (Салжаутской)1 волости Чубар Балагушев заявил о вотчинных правах на земли по р. Чусовой (документы №№ 1, 2, 4 настоящего сборника). Памятен был и набег его в 1718 году на Гумешевский рудник, район которого он считал своей вотчиной (упоминания по №№ 7, 81). Вскоре же Татищев высказался о принципиальном отказе удовлетворить башкирские требования, главным образом, ввиду близости к строящимся заводам (№ 3). Кроме того, Чусовая выполняла функцию основного транспортного пути из заводского края в Европейскую Россию.
В 1725 г. старшины уже тринадцати волостей Сибирской дороги организованно заявили о правах на земли по Чусовой (№ 5). Теперь это было отражением спора со Строгановыми, которым земли по Чусовой пожаловал еще царь Иван Грозный. История землевладения по Чусовой оказалась вообще чрезвычайно запутанна и требовала серьезного разбирательства совместно горнозаводской администрации и Уфимской провинциальной канцелярии. Однако земельного межевания не состоялось ввиду общего мирного настроя населения приграничных волостей (№ 7). Новые старшины Сальяутской волости согласны были и на простую денежную компенсацию (№ 6), а в 1733 году и вовсе сняли претензии (№ 10). В этой связи, весьма любопытно, что документ XVII века, зафиксировавший вотчинные права жителей Сальяутской волости, оперирует почти исключительно башкирской топонимикой (№ 8), что само по себе свидетельствует о давней их истории.
Особо следует отметить умелое проведение национальной политики генералом Вилимом Ивановичем Генниным. В 1722 г. он возглавил екатеринбургскую администрацию, а в следующем году так отзывался о характере отношений с башкирами: «Они ныне очень со мною союзно живут, а прежнюю противность, что они делали, то, может быть, что от наших управителей была им обида»2. (Имелись в виду башкирские восстания XVII в. и 1705 – 1711 гг.). Весьма показательно, что очередное башкирское восстание 1735 – 1740 гг. началось в первое же лето после отъезда с Урала В.И. Геннина.
Мирная ситуация наблюдалась в отношениях с Мякотинской волостью (к востоку от Сальяутской). Здесь по крайней мере в 1712 г. сложилась практика аренды озер Иртяш, Кызылташ, Сунгуль и др. крестьянами Арамильской слободы для рыбной ловли (№№ 9, 17, 18), а земельные споры здесь имели характер, скорее, внутрибашкирский (№№ 11, 13, 16). Мирному настрою здесь способствовала политика вотчинника, а затем и волостного старшины Янгильды Самангулова сына Бигишева, одного из самых верных союзников горнозаводской администрации.
Уже во время и после восстания со стороны горнозаводского ведомства началось активное заселение земель Сальяутской и Мякотинской волостей от рек Ревды и Чусовой Полдневой на севере (№ 15) до реки Синары и озера Маян на юге (№№ 19, 22, 23, примечание 2 к № 114). Администрация либо покупала землю (№ 19), либо открыто поддерживала своих приписных крестьян в их земельных конфликтах как с башкирами, так и с администрацией новой Исетской провинции Оренбургской губернии (№ 24). В редких случаях доходило и до открытого захвата земель членами управленческого слоя, хоть и без официальной поддержки (№ 25). А возможности ответного проникновения башкир в заводские земли были перекрыты еще до начала восстания (№ 12).
Во время восстания была фактически утверждена и западная граница между заводским ведомством и башкирскими Кушунской (Кущинской, Кощинской) и Сызгинской волостями – вдоль пяти новых крепостей по дороге из Екатеринбурга в Кунгур. Во время же восстания в здешних башкирских землях была выстроена Красноуфимская крепость, административно отошедшая к Уфимской провинции Оренбургской губернии. В 1750 г. состоялось и фактическое (юридически не оформленное) межевание земель двух здешних башкирских волостей при участии горнозаводской и оренбургской губернской администрации (№№ 20, 21).
При этом самостоятельный захват или скупка башкирских земель частными заводчиками не поддерживались и даже могли быть отвергнуты. Показателен случай с незаконной покупкой земли башкирской Терсятской волости заводчиком Петром Демидовым в районе своего Ревдинского завода (№№ 26, 27).
Отметим также, что администрация могла поддержать покупку башкирской земли екатеринбургским купечеством. По документам нам известен случай покупки земли в Оренбургской губернии екатеринбургской купчихой, женой члена горнозаводской администрации Памфила Алексеева Степанидой. Хорошо известно о покупке екатеринбургским посадским человеком Яковом Коробковым земли у Янгильды Бигишева – на купленном участке купец построил Каслинский завод3.
Начиная с 1770-х гг. башкирские земли в Оренбургской губернии для заводского строительства покупали почти исключительно частные заводчики.
По данным башкирских историков, к территории современной Свердловской области относятся земли бывших башкирских волостей Кущинской, Сызгинской, Терсятской и Упейской4. По данным настоящего сборника, сюда же можно отнести земли бывшей Сальяутской волости. Условной границей башкирских земель и заводского ведомства с запада на восток, фактически определенной в середине 1730-х гг., можно считать линию вдоль крепостей по Кунгурской дороге (нынешние поселки Ачит, Кленовское, Киргишаны, Первомайское – бывшая Гробовская крепость) и далее левобережье р. Чусовой. До размежевания башкирские земли к востоку от Чусовой доходили по крайней мере до озера Багаряк (№ 2).
В сборнике упоминаются следующие башкирские деревни, дожившие до наших дней: Бугалыш (№№ 30, 37; ныне поселок Средний Бугалыш), Канчурова (№ 38; ныне Кенчурка?), Конякова (№ 40; ныне Конёво?), Манчаж (№ 36; ныне поселок), Упей (№ 40; ныне Упея).
2. Восстание 1735 – 1740 гг.
Башкирское восстание явилось одним из ключевых событий на Урале в XVIII веке. Естественная реакция на агрессию и безусловный национальный подъем, с одной стороны, и массовая ответная реакция, с другой, привели в результате к народной трагедии, где не было ни правых, ни виноватых.
Очевидно, что в общей политике российских властей, направленной на подавление восстания, сформировались различные подходы, в том числе на региональном и на ведомственном уровнях. И если действия руководства Оренбургской экспедиции изначально отличались откровенной агрессивностью, жестокостью и, как правило, авантюризмом, то подход екатеринбургской горнозаводской администрации оказался в целом более сглаженным и продуманным.
На первом этапе восстания, т.е. до выступления жителей Сибирской дороги в январе 1736 г., Екатеринбург ограничивался сбором подписок с приграничных волостей о неучастии в восстании (№№ 28-30). Тогда же В.Н. Татищев гарантировал защиту сохранявшим верность престолу жителям от повстанцев (№ 31). С началом восстания волостей Сибирской дороги Екатеринбург объявил и начал проводить политику взятия аманатов с целью противодействовать набегам на заводские земли (№№ 33-35, 41). Вообще, выдача общиной заложников из «лучших» людей под залог мира роду или селению было обычной практикой у многих народов. Хотя ясно, что взятие и дача аманатов не гарантировали мира ни той, ни другой стороне (№№ 42-44, 46-48).
Одновременно началось формирование из заводчан «казачьих» команд (№№ 33, 39).
Весной 1736 г. горнозаводская администрация организовала первые карательные походы в Кущинскую и Сызгинскую волости (территория современной Свердловской области), отказавшиеся прислать аманатов в Екатеринбург. Их нельзя считать ответной мерой, ибо башкиры северо-западных волостей, включая Гайнинскую, еще только строили планы набегов (№ 37). При всей жестокости карательных действий подчеркивалось о стремлении сохранять жизнь женщинам и детям (№№ 36, 38, 40). Документы использованного нами источника свидетельствуют, что военные команды Оренбургской экспедиции вообще не придерживались никаких принципов. Командир же одного из заводских формирований, варварски действовавший в шести северо-восточных волостях, в том числе и в мирной Мякотинской, в конце концов, сам был казнен по указу Татищева (№№ 44, 47, 48). Именно тогда из приграничных волостей, приславших в свое время аманатов в Екатеринбург, начался массовый отток населения на реки Миасс и Течу и к озеру Увильды.
Одновременно со стороны заводского ведомства были предприняты и первые попытки договориться о мире (№№ 43, 45, 46). Делались и ответные шаги, причем ясно, что повстанцы четко выделяли заводчан, как единственных, с кем можно вести переговоры (№ 49).
В 1737 г. наблюдались два принципиально новых момента, свидетельствовавшие как об ожесточении хода восстания, так и о сложных социальных процессах в башкирской среде. Во-первых, начались набеги на заводские земли (№№ 58, 63, 77). Во-вторых, усилилось размежевание между повстанцами и «верными», доходившее теперь до прямых военных столкновений (№№ 52, 53, 55, 57). В этот период «верные» консолидировались вокруг старшины Кущинской волости муллы Козяша Рахмангулова (№№ 51, 54). Вскоре, однако, среди самих «верных» усилились разногласия и начали складываться всевозможные группировки (№№ 56, 60, 64, 65). Судя по всему, нечто подобное происходило и среди повстанцев (№№ 44, 68, 72, 74). И если считать, что подобные национальные движения отражают переход к классовому обществу и государственности («военная демократия»), то и эти групповые хитросплетения были вполне логичны.
Особо следует отметить и деятельность майора Леонтия Угримова (он сменил упоминавшегося казненного командира и в 1737 – 1738 гг. возглавлял «казачьи» формирования на юго-восточных рубежах заводского ведомства). Используя опыт прежней дипломатической службы, он сумел проанализировать ситуацию в стане «верных» и способствовал выработке их единой позиции (№№ 59-61, 64, 65). Отчасти к его заслугам можно отнести и миротворческие действия старшины Катайской волости Кутлугузи (Кутлу-Кусебая) Маметева (№№ 65, 73, 74), прежде входившего в число повстанцев (№ 72). В отличие от парламентерских акций на раннем этапе восстания, эти действия имели инициативный характер и исходили от авторитетной личности, а значит, при иных условиях, вполне могли стать примером мирного решения проблемы.
В целом, екатеринбургская администрация, хоть и с ограничениями, постоянно и последовательно оказывала поддержку «верным», чем резко отличалась от соседних губернских органов (№№ 54, 62, 66, 69). Для повстанцев же Екатеринбург оставался пересыльной тюрьмой и эшафотом (№№ 44, 67, 76). Что же касается раздаваемых в услужение плененных женщин и детей (№№ 50, 78), то о них самих и их потомках упоминается в документах примерно до 1760-х годов, затем они растворились среди местного населения.
В 1738 – 1739 гг., несмотря на тревожные слухи о союзе повстанцев с казахами (№№ 68, 75), реальная угроза заводам отступила. Повстанцы решались теперь лишь на банальный угон скота (№ 70), заводская администрация уже обрела необходимый опыт оборонительных действий, а наряд приписных крестьян в «казачью» службу попросту превосходил границы разумного (№№ 71, 75, 79). Выступление Карасакала в 1740 г. (№ 80) вообще обошло горнозаводской мир стороной.
3. Горное дело.
История приобщения башкир к горному делу, это история о том, как народ, имевший прежде весьма смутное представление о недрах («в земле искать даю волю, а поверх земли дела нет»; см. документ № 3) и не шедший дальше традиционного сыродутного способа получения железа из руды, поднятой буквально с поверхности земли (№№ 103, 106), менее чем за полвека в массовом порядке занялся рудоискательством и взрастил выдающихся горнозаводских специалистов и организаторов.
Смутные слухи и полулегендарные сообщения о сказочных богатствах Южного Урала существовали всегда и с подтверждением их фактами лишь продолжали множиться (№№ 84, 86, 109; примечание 1 к № 106). Поэтому власти сделали все возможное, чтобы возбудить интерес коренного населения к недрам родной для него земли, чтобы заразить его рудоискательской горячкой (№№ 81-83, 85, 92). Первые образцы полезных ископаемых из башкирских рук получены были почти тотчас после учреждения «горной власти», но все же реальный отсчет истории рудознатцев-башкир следует вести с Янгильды Бигишева.
В горном ведомстве это имя стало известно в 1732 году. Вотчинник Мякотинской волости, жительствующий в деревне Иртяшской при Иртяшском озере, в январе представил образец медной руды с верховьев реки Белой, а весной сопровождал туда горных специалистов (№№ 87, 88). Месторождение со временем отошло заводчикам Осокиным, а сам Янгильда официально утвержден был рудознатцем и стал отныне фактически доверенным лицом «горной власти» (№ 89; примечания 1, 2 к документу № 113). Последующие двадцать лет почти все действия по изыскательским работам на восточном склоне Южного Урала начинались с обращения к Янгильде, и без совета с ним почти ничего не решалось. Известно также о склонности к рудоискательству родного брата Янгильды Кучука (№ 106) и Кучукова сына Дияна (№№ 112-114). Во время восстания Янгильде, кажется, выпадал шанс стать во главе башкирских антиповстанческих сил (№№ 29, 30), однако он предпочел уклониться от какого бы то ни было участия в действиях (№ 66, упоминания по №№ 45, 46). Хотя драться, видимо, умел (упоминание по № 59).
В начале же 1730-х гг. заявили о себе жители Гайнинской волости.
Судя по сообщению братьев Камышевых из деревни Козмакты, к рудным делам их подталкивала не только казна, но и средней руки пермские заводчики (№ 90). Хотя реальную поддержку оказывала все-таки казна (№ 91, 92). Речь идет о весьма любопытном, но малоизученном явлении – о пермском рудном промысле.
Дело в том, что характер залегания медных руд в Пермском крае – на западном склоне Среднего Урала – отличался от прочих районов. Здесь преобладали и преобладают осадочные горные породы, а не магма; здешние медные руды, по тогдашней терминологии, шли не жилами или пластами, а лежали гнездами. Здесь было невыгодно, да и невозможно, заводить крупные заводы на базе одного-двух богатых рудников. Здесь логичнее было строить малые заводики, а руду попросту покупать у добытчиков. Обычный для России путь – организация сверху – оказался здесь непродуктивен. И Пермский край пошел классическим европейским путем, который описал Карл Маркс: развитие от артели через мануфактуру к фабрике. (Хотя артель здесь все же играла вспомогательную роль при действовавших заводах). Именно здесь в горном деле Урала были сделаны первые шаги классического европейского капитализма.
Рудопромышленные компании организовывали посадские люди из Кунгура и строгановские крепостные крестьяне, кунгурские татары и уволившиеся со службы горные специалисты, в том числе и работавшие по контрактам европейцы. И в первых рядах шли рудопромышленники-башкиры Гайнинской волости. А центром башкирского рудного промысла – и одним из важнейших центров всего пермского рудного промысла – стала деревня Коянова (Куянова) на камском притоке реке Муле.
Не вполне ясна первоначальная организация рудопромышленных компаний (или компании?) Кояновой деревни. Была в основе ее прежняя общинная структура, или исключительно частная инициатива и товарно-денежные отношения дали толчок новому, или родилось нечто смешанное? Известно, что еще в 1724 г. медную руду по речке Васильевке объявил кояновский житель Ижбулат Байдосов5. Но организаторами здешнего рудного промысла следует считать Исмаила Кленчина и Тасима Маметева (№№ 94-97). Последний был вотчинником деревни и в 1701 г. получил владенную грамоту на родовые земли6. На равных правах с Тасимом действовал и старший сын его Рахман (№№ 99-101). Добытая руда поставлялась на казенные Ягошихинский и Юговской заводы. Естественно, с первых же лет развитие промысла шло при постоянном давлении со стороны строгановских приказчиков (№№ 95, 99, 101), казенной бюрократии (№№ 96, 97) и принятых в компании пайщиков (№№ 99, 100). Последний факт свидетельствует в пользу серьезной частнопредпринимательской составляющей компаний, даже если считать в их основе родовую организацию. Яркий тому же пример – заключение компании кояновского башкира Тимки Алтымбаева со шведом Индриком Тоном (№ 98) еще до утверждения Берг-регламента 1739 г., т.е. до утверждения права иностранцев заниматься в России горным делом.
Естественно, сама рудоискательная деятельность основывалась на индивидуальных способностях и удачливости и почти неизбежно вела к обособлению от общины, сословия, социальной группы и т.п. (№№ 113, 115). Отрицательными сторонами здесь были, в частности, возможность упустить удачу из-за разных административных тонкостей (№№ 93, 104) и прямое давление заводской администрации, особенно со стороны частных заводов (№ 102). Представители разных сословий в крае решали эти проблемы по-своему. Рудознатцы из «рядовых», т.е. неродовитых, башкир сделали выбор в пользу группового объединения.
Так, в августе 1738 г. не один, а сразу трое жителей Каратабынской волости объявили воеводе Исетской провинции Ивану Татищеву об одном из важнейших открытий в истории края, о железорудном месторождении мирового значения, впоследствии ставшем известным как Магнитогорское. Магнитную гору башкиры называли горой Утасы и руду ее использовали, видимо, уже давно (№ 103). Как водится, имела место и попытка присвоить себе честь открытия (№ 105), а экспедиция, снаряженная вовсе для иных целей, основной заслугой себе могла бы записать освидетельствование магнитной горы (№№ 106-108).
Здесь отметим также важный момент в общем отношении башкир к рудоискательству. На наш взгляд, весь описываемый период сохранялось серьезное региональное отличие: наиболее активно занялись рудным сыском жители Зауральской Башкирии, т.е. волостей, включенных в 1737 г. в Исетскую провинцию; напротив, жители Уфимской провинции (не считая Гайнинской волости) относились к рудознатцам с недоверием, опасаясь неминуемого, по их мнению, отторжения разведанных рудоносных земель (упоминания по №№ 88, 103, 121).
К безусловным заслугам рудознатцев-башкир Исетской провинции следует отнести объявление ряда залежей цветного поделочного камня и, в частности, открытие нескольких видов уральской яшмы. Интерес к поделочному камню был вызван пуском в 1751 году камнерезной фабрики в Екатеринбурге. Одним из первых о сырье для нее объявил всегда остро чувствовавший конъюнктуру Янгильда Бигишев, но подросло уже и второе поколение рудознатцев, среди которых самым известным оказался Умер Ямашев (Юмер Юмышев), житель деревни Алимбаевой Куваканской волости (№№ 111, 112, 117). Его стараниями открылись несколько залежей яшм, агатов, порфира и др (№ 126). Наряду с Янгильдой и некоторыми другими рудознатцами он способствовал успеху экспедиции Семена Черемисинова, с которой фактически и началась разработка цветных поделочных камней Южного Урала (№ 114).
Кроме того, с именем Умера связано рождение уникального явления – первых рудоискательских «товариществ» (артелей). В отличие от рудопромышленных компаний, подобную организационную форму можно, видимо, считать исключительно башкирской, точнее, присущей слою неродовитых башкир. Среди русских или татар нам известны по документам лишь семьи или династии рудознатцев. По тому же пути пошел вначале и Янгильда Бигишев, добившись включения в число рудознатцев членов своей семьи (упоминание по документу № 113). Кроме того, в отличие от рудопромышленных компаний, формирование рудоискательских артелей попросту не могло идти на общинной основе, и условием приема была, несомненно, личная квалификация. В противном же случае, старшина при объявлении находки лишь мельком упоминал о жителях «его команды», сделавших открытие (№ 121).
Впервые нечто подобное, естественно, при ведущем участии Янгильды Бигишева, появилось в апреле 1751 года. Причем тогда это подавалось, как объединение старшин (№ 113). А уже осенью того года самостоятельную артель организовал непосредственно Умер Ямашев (№ 116). В дальнейшем артели формировались при ведущем участии Умера и жителя (вотчинника?) деревни Султанаевой Барынтабынской волости Сулеймана Султанаева. В эти артели включались обычно по нескольку родственников Сулеймана, а оптимальный состав их определялся с нескольких попыток. Зачастую в артель стремились принять и русских крестьян (№№ 122-124). Изыскательские работы Умера и Сулеймана с артельщиками велись в недрах Исетской провинции, главным образом, в бассейне Миасса (№№ 122, 125 128). В 1764 г. едва ли не первыми они объявили здесь золотосодержащую породу (№ 128). Во всяком случае, тремя годами ранее официальная точка зрения вообще отрицала такую возможность (упоминание по № 121), а четыре года спустя «золотая песошная руда» из Челябинского уезда воспринималась уже как само собой разумеющееся (№ 129).
Скорее всего, рудознатцы объединялись в «товарищества» с целью каким-то образом усилить получаемый статус (освобождение от ясачного платежа и свобода передвижения), а методы их работы и получение вознаграждения оставались индивидуальными. В пользу этого свидетельствует, например, «уступка» Верх-Исетскому заводу Р.Л. Воронцова одним из артельщиков, жителем деревни Каиповой Барынтабынской волости Дусуном (Досумгулем) Бускаковым открытого им богатого медного месторождения близ озера Нижний Алакуль. Очевидно, что он самостоятельно предпочел ближнему Златоуствскому заводу М.П. Мосолова более богатого покупателя, ибо за рудник впоследствии началась тяжба7.
Тем временем, на порядок выросла и организация рудопромышленников Гайнинской волости.
Особого статуса рудопромышленники деревни Кояновой добились от Татищева еще в 1736 году. Достигнуто это было после разорения деревни «вольницей» строгановских крестьян (упоминание по документу № 99). Особый статус кояновских рудопромышленников подтверждался в 1745 г., причем на этот раз требование напрямую основывалось на Берг-регламенте 1739 года: «Кто б какого звания и нации ни был» (№ 110). И если допустить какое-то общинное влияние в период зарождения компаний, то к началу 1760-х гг. (а скорее всего, намного раньше) ничего подобного не наблюдалось. Теперь это был обычный мануфактурный тип хозяйствования, где все держалось на деньгах, а ведущий рудопромышленник Исмаил Тасимов мог позволить себе представлять интересы иноплеменников (№ 118).
Сын Тасима Маметева Исмаил начал выдвигаться еще в середине 1740-х годов (№ 110). Имя его хорошо известно благодаря участию в основании в 1771 году Петербургского горного училища8. Менее известно, что в 1755 году он привлекался членом екатеринбургской администрации Никифором Клеопиным к составлению свода горнозаводских судебных законов. Тогда по инициативе графа П.И. Шувалова велась работа над новым Уложением, и горнозаводской раздел был поручен Клеопину. При участии двух пермских рудопромышленников (в том числе Исмаила) он подготовил главу о рудном промысле, за которым видел большое будущее. Впоследствии глава горного ведомства России Иван Шлаттер пытался перенести принципы пермского рудного промысла в Нерчинский край9.
В 1760 г. после проведенной на Урале широкой приватизации казенных заводов рудопромышленники Гайнинской волости во главе с Исмаилом Тасимовым выступили с неординарной и далеко идущей инициативой. Для переработки добываемого ими сырья они предлагали выстроить завод под патронажем наследника престола, будущего императора Петра III (№ 119). Башкирские рудопромышленники вплотную подошли к идее формально казенного, фактически находящегося в их общественном владении завода. Таким образом впервые в крае капиталистическая кооперация труда могла достичь стадии машинного производства, и впервые же могло родиться металлургическое предприятие на основе общественного капитала.
Однако начавшаяся тяжба за рудники с новой администрацией Юговского завода отодвинула решение дела (№ 120). И несмотря на то, что рудопромышленники во главе с Исмаилом, в конце концов, одержали в тяжбе верх10, постройка своего завода так и не была достигнута.
Итогом первого полувека истории башкирских рудознатцев и рудопромышленников может служить следующий звездный факт: из медной руды, добытой в Пермском крае пермскими рудопромышленниками, в том числе и башкирами, была наплавлена медь для едва ли не самого значимого памятника России – для «Медного всадника» в Петербурге.
В сборнике опубликованы документы архивного фонда Уральского горного управления (фонд 24 опись 1) следующих дел: №№ 4 «а», 4 «б», 9, 22, 98, 167, 256, 385, 394, 395, 424, 438, 463, 478, 502, 520, 532 «а», 557, 569, 577, 579 «а», 621, 626 «а», 632, 639, 680, 681, 684, 688, 695, 757, 764, 791, 818, 859, 867, 937, 1032, 1077, 1257, 1263, 1311, 1322, 1334, 1366, 1520, 1661, 1713, 1744, 1760, 1798, 1838, 1854, 1881, 1882, 2319. Орфография и пунктуация опубликованных документов приближена к современной.
Составитель выражает искреннюю признательность постоянному представителю Республики Башкортостан в Свердловской области Нафисе Фасхутдиновне Тюменцевой за деятельное продвижение проекта.
Составитель выражает благодарность сотрудникам Государственного архива Свердловской области за поддержку в работе.
_______
1. Названия башкирских волостей в настоящем сборнике приводятся в транскрипции заводских документов с их разночтениями.
2. Геннин В.И. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. Екб., 1995. С.86.
3. Свистунов В.М. История Каслинского завода, 1745 – 1900 гг. Челябинск, 1997. С.26.
4. Асфандияров А.З., Асфандиярова К.М. История башкирских сел Пермской и Свердловской областей. Уфа, 1999. С.182-222.
5. ГАСО. Ф.24. Оп.1. Д.46. Л.37.
6. Труды Пермской ученой архивной комиссии. Пермь, 1897. Вып.3. С. 82-87. (В документах фонда Уральского горного управления имеется копия грамоты).
7. ГАСО. Ф.24. Оп.1. Д.1937. Л.7.
8. Башкортостан. Краткая энциклопедия. Уфа, 1996. С.306; Белов В.Д. Исторический очерк Уральских горных заводов. СПб., 1896. С.50; Асфандияров А.З., Асфандиярова К.М. История башкирских сел… С.163-165.
9. Корепанов Н.С. Никифор Клеопин. Екб., 2000. С.159-160, 187.
10. Материалы по истории Башкирской АССР. М., 1956. Т.IV. Ч.2. С.323-329.