Лучшая сцена – об этом уже писали и еще напишут – когда, после небольшого пролога, открывается занавес: артисты (играющие зрителей) и зрители (которые по пьесе, наоборот, артисты) сидят друг против друга молча. Пауза может длится сколь угодно долго, а первая фраза, сказанная после нескольких минут тишины («Они так и будут сидеть?») – обязательно вызовет восторженную реакцию публики. Потом, дальше, будет много слов, движений и коллизий, каждый в свое время получит право на монолог, но эта тишина («продолжительная пауза», как указано в ремарке) во многом определяет дальнейшее течение спектакля, задает ему тон, настрой.

«Зрители» – спектакль, который будет жить и меняться. Если Леванов написал, скорее, сатиру, местами довольно едкую, то артистами «Волхонки» движет прежде всего любовь – к публике, к игре. И типажи, которых драматург наделяет весьма характерными чертами, в спектакле приобретают объем и неоднозначность. Инфернальный Мужчина в темных очках (Александр СЕРГЕЕВ) оказывается неприякаянным странником, промокшим под несуществующим дождем, угловато­дерзкие подростки (Анна КРОПОТУХИНА и Денис ЧАЙНИКОВ) – лиричными и нежными, типично «новорусский» персонаж Алексея АГАПОВА вдруг станет близок и понятен.

Этого молодого актера хочется отметить особо. В спектакле «Игра. Игра. Биография» он порадовал способностью к мгновенному органичному перевоплощению – и здесь в «очеловечивании» неприглядного, в общем­то, типа, актер добивается успеха.

Надо сказать, что перед «Волхонкой» стояла непростая задача. Пьеса, при всей внешне абсурдной атрибутике, до полновесного «театра абсурда», конечно, не поднимается. Абсурд здесь приземленный, бытовой, так сказать – не более абсурдный, чем окружающая нас жизнь. Да и специально приглашенный режиссер (Алексей КИЗЕРОВ из Орска), на наш взгляд, не вытянул, не прикрыл явно слабые места текста. «Четвертая стена», разделяющая сцену с залом, так смело и многообещающе отвергнутая в начале, потом все равно упорно пытается встать на свое место, отдаляя от зрителей происходящее на сцене. Осталась нарочитость некоторых сюжетных ходов. Что, безусловно, есть, так это неловкое ощущение подглядывающего (но это, видимо, входило в задачу, недаром один из образов, воплощенный в афише спектакля – замочная скважина).

Скажем так: наблюдать за актерами «Волхонки» было гораздо интереснее, чем следить за перипетиями сюжета. Театр оказался на голову выше собственно драматургического материала – и, рискнем предположить, заранее предвидел это. Спектакль стал поводом для артистов посмотреть в глаза своему зрителю. И зрителю, в свою очередь, будет трудно отказать себе в удовольствии попристальнее присмотреться к артистам.