[назад] [главная] [следующая]    
 

Сила есть, ума бы надо

Раньше антреприза отличалась от репертуарного театра хотя бы быстрой сменой постановок, откатали новую премьеру по городам и весям, куш и лавры сорвали, пока никто не опомнился, и уже следующую готовят. Теперь летучие труппы работают с одним и тем же материалом годами.
Спектакль «Люди и мыши» – из долгожителей. Чтобы восстановить утраченный было блеск и продлить коммерческую привлекательность, подобные хиты вчерашних дней начинают в афишах объявлять не иначе как «культовыми» и «легендарными» спектаклями. Многие верят. И залы продолжают заполняться.
Нет никакой надобности поминать, ради чего большинство публики посещает данные сценические легенды – на том стоит и стоять будет антреприза. Полевые бинокли в руках заядлых театралов говорят сами за себя. Посреди второго акта сидящий в пятом ряду мужчина вдруг живо интересуется у своей спутницы: «А Балуев­то где, он когда выйдет?» А она ему в ответ: «Ну ты проснулся, Балуев с самого начала играет, дурачок­то – это он и есть» – «Да ты что!»
Как верно заметили зрители, хедлайнер проекта Александр БАЛУЕВ занят в «Людях и мышах» в непривычном для себя (по крайней мере на сегодняшнем этапе своей карьеры) образе. В сознании миллионов он давно неразделим с мундиром и погонами – красивый, здоровенный военный. Здесь же ему отвели характерную роль доброго дебила, или в свете политкорректности – умственно отсталого по прозвищу Ленни Малыш.
Режиссер и исполнитель второй главной роли, Джорджа, Михаил ГОРЕВОЙ решил побаловать народ пьесой из старинной американской жизни. Фермы, ковбои, дикий сельскохозяйственный Запад, сколоченные из грубых досок плохо окрашенные декорации. Скитаются в поисках лучшей доли и в надежде поднакопить деньжат двое приятелей: Ленни и оберегающий его от злого мира Джордж. Нанимаются то тут, то там в батраки, не переставая мечтать, что когда­нибудь купят они маленькое ранчо, филиал рая, где будут кормить кроликов. Монолог про кроликов повторяется в спектакле несколько раз. Уж очень любит дурачок разную живность, да вот беда, разума Бог ему не дал, зато силой такой наградил, что мамочки мои. Возьмет Ленни зверушку приласкать, приголубить, глядь, а она уж не дышит, придушил, и невдомек ему, что случилось. Начал он с мышей, потом щенок ему в руки попал, а затем и девушка, жена сына хозяина фермы. Только хрустнула шея в ладонях. Дальше месть и закон, как в Индии. Сентиментально до ужаса. Зрителей разводят на сопли. На соплях и держится весь драматургический каркас. Большая часть спектакля, связанная с показом жизни на ферме, – махровая театральщина. «Хижина дяди Тома», разыгранная силами типового театра юного зрителя. Все лихие ковбои: «Здорово, Билл. Отличное у тебя ружье, парень». И все в таком духе.
Напряжение нагоняется в основном с помощью тревожной, громкой, закадровой музыки. Саундтреки из триллера. Киношный привкус в «Людях и мышах» ощущается явственно. И Горевой, и Балуев, оба имеют голливудскую закалку и остаются под сильным впечатлением от нее.
И все со спектаклем было бы совсем скверно, если бы не одно обстоятельство. А именно: потрясающий дуэт двух главных исполнителей, на их фоне все остальные участники спектакля кажутся просто статистами. Балуев сверхъестественно органичен на сцене. Под стать ему и Горевой, артист сумасшедшего обаяния, обезоруживающего воздействия, за ним интересно наблюдать, даже не вдаваясь в текст и в подтекст.
Театр – это энергия. Все прочее – бутафория. И когда она есть в спектакле, транслируемая хотя бы одним актером, постановка живая, ну, или подающая признаки жизни. Сила есть, сила крепкого актерского мастерства, но хорошо бы это еще довести до ума постановочной и драматургической дееспособности.

 
[назад] [главная] [следующая]

Автор: Евгений Иванов