[назад] [главная] [следующая]    
 

Эротический театр Льва Бакста

Мир Востока, который представляет Бакст, в некоторой степени только ощущение – «впечатление» от тайной, чувственной, скрытой за дверями гарема или нежной, расцветающей на природе жизни Востока. Бакст театрален и в некоторой степени стилизован. Но насколько притягателен его Восток! Он занимается даже не сценографией в традиционном значении этого слова. Театральное искусство Бакста, выраженное в костюмах и декорациях, современники называли «движущейся живописью», «музыкой красок», настолько эти живописно­графические образы самоценны. Стремясь к синтезу музыки и живописи, поэзии и графики, Бакст умел цветом передать чувства. Именно в буйстве красок, выбираемых для того или иного костюма, художник выразил стихию Востока.
Восточные люди любят изысканные ткани. Их культуре свойственно чувство цвета, фактуры, формы. Они пластичны и подвижны. Они или предаются нежному изысканному искусству любви на вольном ветерке среди сдержанно­красивой природы, или вкушают блюдо любовной страсти, подчиняясь его ярму в неволи гарема. Эту утонченную негу или пряное сладострастие Востока с его красноречием жестов, изгибов, упоением и разгулом чувств и инстинктов Бакст передал тонко и с безупречным вкусом.
Вот образ Искандера к балету П. Дюка «Пери». Откровенная поза юноши задрапирована складками одежды. Костюм, скрывая почти все тело, тем не менее подчеркивает сочетаниями тканей, рисунком, покроем наиболее «томные» его изгибы, предугадывая пластику движений. Здесь орнамент, фактура, украшения – полноправные составляющие красочной музыки, которая мягко и эмоционально наполняет юношу, помогая передать его чувственно­задумчивое настроение. Это раскрывшийся цветок, хранящий, однако, глубоко внутри свою тайну.
А вот образы беотиек из балета Н. Черепнина «Нарцисс». Эти девушки упоены танцем, в котором они выражают наконец выпущенное на свободу желание. Бакст передает это желание цветом и пластикой движений. Одежды и шарфы полыхающего, огненного цвета и пластика заставляют вспомнить босоногие танцы Айседоры Дункан. Насколько сдержанно­чувственные, настолько и откровенные.
Бакст сумел подчеркнуть в этих образах именно эту составляющую загадки Востока, которая манит непосвященных, раскрывается достойным и сжигает вульгарных и жестоких, которые ломятся туда, куда вход заказан, где покров тайны, где можно только догадываться – что за этим покрывалом. Ключ к образам Бакста сам художник определяет так: «В каждом цвете существуют оттенки, выражающие иногда искренность и целомудрие, иногда чувственность и даже зверство, иногда гордость, иногда отчаяние»… Теперь можно по­другому рассмотреть образ Саломеи по драме О. Уальда и ее «танец семи покрывал». Голубая гамма костюма эротична, но, в то же время, целомудренна. Танцуя с каждым новым «покрывалом­покровом» – символом любовного переживания, Саломея посвящает зрителя в новый виток любовно­эротических отношений между мужчиной и женщиной. Отлетает один покров – неизменно появляется другой. Познается одна грань любви, появляется другая. Никогда Саломея не обнажена полностью. Всегда, всегда остается какая­то тайна. Такова должна быть любовь. Спадает покрывало «целомудрия», появляется покрывало «недоверчивости», потом, может быть, «вкрадчивости», потом «неги», «восторга», «упоения», потом?.. «парения»?.. («полета»?..) Когда это происходит?.. Кто любит, тот знает.
Но есть у Бакста и зловещий Восток. Восток кровавых страстей. В серии образов к балету Н. Римского­Корсакова «Шехеразада» страсть подневольна и развратна. Сюжет балета таков: султан Шахрияр, сделав вид, что уезжает с братом на охоту, внезапно возвращается, чтобы проверить верность султанши Зобеиды и других жен и застает их в объятиях впущенных в гарем невольников. Шахрияр устраивает резню. Не это ли подлинное лицо невольничьей любви гарема? Рассмотрим как эти образы решены у Бакста. Образ «Красной султанши» трагичен. Бакст добивается этого эффекта сочетанием цветов. «На печальный зеленый я кладу синий, полный отчаяния»… Это напряжение усиливает кроваво­красный цвет прозрачных шаровар султанши. В руках султанши выгнутая сабля, которую она держит за острие. Выражение лица полно отчаяния и печали. Такой Восток всегда отпугивал и страшил. И вот Бакст выписывает два жутких образа танцующих одалисок. Они хищны и вульгарны. Сочетание красок грязно­оранжевое, желтое, черное. Грубо выпирают, сквозь сползающие одежды, полные груди, плечи, спины. Есть что­то заискивающее, покорное, рабское в движениях и жестах «серебрянного» и «золотого» негров, их любовников, инфантильное и «голубое» в пылающих щеках «индийского юноши». Это чувственное до одури опьянение страсти, тянет вниз, в грязь, в разврат. И по сюжету его можно смыть только кровью. Балет, поставленный М. Фокиным и представленный парижской публике во время русских сезонов С. Дягилева, имел оглушительный успех. Бакст говорил о том, что ему удалось воплотить в нем союз танца, музыки и живописи. Но важнее, наверное, было то, что русским художником был по­своему «прочитан» Восток, снят еще один покров тайны.
А впереди Бакста ждал еще один собственный шедевр. В 1912 году художник создает рисунок Фавна на музыку прелюдии Дебюсси «Послеполуденный отдых Фавна». Позднее М. Фокин поставит такой балет с В. Нежинским в главной роли. Этот образ можно назвать символом эротической любви, балансирующий на грани невинной забавы и смертельной страсти, образом соблазна, могучего Эроса выражающего изначальный принцип жизни. Полуобнаженный юноша со «звериными» (в ягуаровых пятнах) ногами сжимает гроздь растущего винограда и нежно улыбается. Вокруг вьется, петляет синий с орнаментом шарф, забытый нимфой. Юноша готовится «вкусить» сладость любви. «На тонком перегибе, страшном, полном тайны, держит нас этот юный двуногий зверь…опасном перегибе между человеком и животным»… – писал С. Волконский, современник и зритель этого балета. Этот графический рисунок Бакста стал образцом высокого модерна. А сам Бакст постепенно стал законодателем парижских мод того времени.
Более того, в Фавне Бакста и его беотийках наконец соединились арабский и иудейский Восток и Европа в лице античной Греции, а точнее, объединились в едином образе чувственной любви, которую Лев Бакст с таким изяществом и упоением смог изобразить.

 
[назад] [главная] [следующая]

Автор: Юлия Золоткова