Театр юного зрителя закрывал сезон своей последней премьерой – спектаклем «Жак и его господин» по пьесе Милана Кундеры. Сказать, что был переаншлаг, – слабовато: минут пятнадцать ушло на то, чтобы обеспечить всех местами. Зрители слегка поворчали, а вот артистам, должно быть, приятно.
За два месяца с премьеры спектакль, как это бывает, изменился, и в хорошем направлении. Без потерь в тексте он стал значительно короче: актеры играют, и сами со всей очевидностью получают от этого удовольствие – вместо набора историй «на тему» собрался целостный спектакль с внутренней динамикой. Из множества линий (дружбы, бога, судьбы, любви) выделился общий знаменатель – личная воля человека.
На него и нанизываются все истории, рассказанные героями друг другу по дороге откудато кудато. Конечно, это очень красивая мысль: вся жизнь – это движение откудато кудато (хотя мыто с вами знаем – куда) с более или менее важными происшествиями в пути. Откуда и куда – это забота того, кто пьесу пишет, а не играет. Где в этом место человеческой воле – вот один из главных вопросов спектакля.
Истории Жака и Господина похожи с точностью до наоборот (Жак с изяществом обводит вокруг пальца своего друга, а Господина довольно жестого подставляют в аналогичной ситуации); история Трактирщицы – то ли о себе, то ли о какойто мифической маркизе – дополняет картину женским взглядом на предательство. Каждый рассказ раскрывает героя. Жак в исполнении Валерия Смирнова – плутоватый слуга, рассудительный и циничный, каким и положено быть слуге, но способный на сильное чувство и, самое главное, прощение: он единственный жалеет недалекую девушку, этакую павшую туповатую Золушку. При этом история Жака – уж точно не история праведника. Он говорит, что «тот, кто повторяется, дурачит тех, кто его слушает», и тут же в пятнадцатый раз начинает рассказывать, как он влюбился.
Совсем иначе выстроен образ Трактирщицы. В исполнении Марии Егошиной она похожа на пародию на саму себя – обиженная жизнью женщина, «жертва, достойная большего» – она и ее маркиза. Уж очень выдуманный персонаж на фоне полнокровного Жака. Конечно, подчеркнутая «женскость» и надрывные интонации говорят о том, что это не пережим, а режиссерский замысел, и Егошина блестяще справляется с ним. А вот вопрос об упрощенном образе обращается к режиссеру.
Наш век – век рассказанных историй, даже – время разговоров. Как и во всякую «промежуточную» эпоху мы ищем героя, а прошлое видим – героическим. Наверное, поэтому Кундера настаивал на том, чтобы костюмы не кричали о восемнадцатом веке: по задумке прошлое и настоящее должно сплетаться. В наши дни Трактирщица кокетничает с постояльцами, а во времена действий и подвигов – ее Маркиза совершала поступки, которыми теперь восхищаются все обиженные жизнью женщины.
Герои больше вспоминают и рассказывают о прошлом, действий здесь и сейчас не так много – собственно, первый и второй акт – увлекательная предыстория. Здесь впору сказать о сценографии, которая – несомненно – самый сильный момент в спектакле. Все, что есть на сцене на протяжении всего спектакля, три однотонных стены и два плана сцены, на которых происходит действие: ближе к зрителю – в настоящем, а на «сцене в сцене» в прошлом. Плюс цветы в горшочках – видимо, четвертая стена, и большое колесо – символ плотской любви. Кундера сам в предисловии настаивал на таких декорациях, подробно их описав. Герои легко переходят от прошлого к настоящему по мостикам, и такой монтаж – одна из удач спектакля.
Поскольку среди зрителей тех, кто знаком с текстом Дидро «Жакфаталист его хозяин» (а именно по его роману написал свою пьесу Милан Кундера), еще меньше, чем читавших произведение Кундеры, то, как замечает в спектакле Жак, имея в виду публику, «они поверят и не таким бессмыслицам». И режиссер Олег Рыбкин, вслед за Кундерой, вовлекает зрителя в активное участие в спектакле, а значит, по логике произведения, приобщает к божественному. Это происходит с первой же фразы Жака («Господин, почему они на нас так пялятся?») и дальше, когда зрителю предлагается оценить произведение «плохого поэта» (этого у Кундеры уже нет).
Когда перебираешь все нюансы и детали спектакля, вдруг начинает выстраиваться единая линия, действительно наполненная смыслом и стимулирующая к размышлениям. Другое дело, что после оглушительного смеха над скабрезными и не очень шутками уже с трудом воспринимаются полные философского пафоса проникновенные монологи Жака и Господина. В тексте пьесы все идеи прописаны, поэтому рано или поздно рассказ о спектакле превращается в простой пересказ.
То, о чем герои говорят со зрителем, близко каждому. Но эмоционального вовлечения, кроме разве что искреннего смеха и внимания, не чувствуется: не хочется даже пытаться узнать в комнибудь себя, а смех, который, бывает, тоже меняет чтото внутри, совсем не из разряда «над кем смеетесь». Спектакль, после которого просто возвращаешься к своим делам.
Тина АГРНИК. Фото Евгений ЛИТВИНОВ