Сведение счетов

Спустя пару недель после премьеры о новом спектакле Театра драмы приходилось встречать в интернете самые разные отклики. Кто-то смеялся, кого-то он вгонял в зевоту, а у кого-то вызывал чуть ли не тошноту. Были и восторги. Думаю, не на последнем месте в градации чувств и эмоций зрителей «Кабалы святош» по Михаилу Булгакову – трогательная ностальгия по славному перестроечному времени, когда с легкостью рушились, казалось, монолитные истуканы, в тени которых раньше и постоять-то было страшно.

В конце 80-х свою лебединую песню пропело отечественное литературоведение – звлеченные с запретных полок тексты сулили пусть не сенсационные, но достаточно громкие открытия. Одному из таких открытий посвящена программка нового спектакля: Михаил Булгаков, работая над биографической прозой о Мольере и пьесой «Кабала святош», оказывается писал «о времени и о себе», о проблеме сосуществования художника и власти в тоталитарном обществе, рифмуя себя со своим героем, Мольером, а главного антагониста – Людовика, «короля-солнце» – со Сталиным. Впрочем, сенсацией такое открытие вряд ли можно было считать не только в 80-е, но и при жизни самого Булгакова – в начале тридцатых, когда эта параллель стала очевидна и для власть имущих. Чего уж говорить о дне сегодняшнем, когда почти никто, кажется, не спорит с тем, что Сталин – это плохо, Булгаков – хорошо, художник имеет право на свободу высказывания, а театр – на свободу интерпретации. Очевидно, что удивить зрителя новизной трактовки Булгаковской пьесы не входило в задачу режиссера Валерия РУБАНОВА. Также и появление на сцене Сталина, протягивающего руку французскому королю, не вызывает уже ни смеха, ни трепета.

Поиск ответа на вопрос – «зачем?» – долго держал меня в тягостном недоумении. Редко когда приходится вот так мучится отсутствием явных «зацепок» в спектакле, размышляя о нем. Сценография Владимира КРАВЦЕВА немного облегчает задачу: грубые деревянные доски в кровавых отблесках, за которыми – ад; тяжелые панели, как бы «железный занавес», отделяющий одну эпоху от другой.

Все это похоже на сознательно сгущенное вневременное пространство, сквозь которое путешествует Булгаков (Валерий ПРУСАКОВ) – и зритель вместе с ним. Актерская игра, кажется, дает еще одну подсказку. Подчеркнутое заикание Мольера (Михаил БЫКОВ) в диалогах с Людовиком (Юрий БОНДАРЕНКО), утрированная «вкрадчивость» Маркиза д`Орсиньи (Александр ТАРАСОВ), хлопающие глаза и кукольная пластика Арманды (Евгения СМАЖЕНКО) – нарочитая и мучительная игра стала основой существования их героев.

И Булгаков пытается вступить в эту игру, примеряя на себя маску своего героя. Подобно Мольеру, готовящему экспромты, посвященные королю, он пишет позорную пьесу «Батум», посвященную «героической» юности тирана – лишь бы ставили, лишь бы дали работать и не лишили своего благосклонного внимания. При этом только один раз во втором акте Михаил Быков дает возможность увидеть подлинное лицо Мольера – несчастного, старого шута. Валерий Прусаков в образе Булгакова менее выразителен, он, скорее, «обозначает» присутствие драматурга на сцене.

Фрагменты из «Батума» звучат на сцене в исполнении Работника аппарата (Вероника БЕЛКОВСКАЯ), и эти проходы из одной кулисы в другую вместе со Сталиным (Анатолий ЖИГАРЬ) – наиболее сомнительная часть спектакля. Одна существенная фраза – «акцента не надо» (т.е. «не надо игры» – А.В.), сказанная Сталиным вполоборота, в ответ на очередной фрагмент «Батума», растворяется в череде безвкусных фарсовых гэгов, несомненно, сорвавших бы аплодисменты в те же глумливые 80-е, но откровенно неуместных сейчас.

Вообще, режиссерские решения иногда удручают своей предсказуемостью, «невкусностью». В первом акте труппа Мольера выходит на поклон после спектакля, и Мольер обращается в зал (к королю) с подготовленным экспромтом. А ответ монарха звучит в трансляции (с досадой вспомнил и записанные на пленку монологи Золушки из одноименного спектакля). В финале над сценой красиво парят листы бумаги, символизирующие эфемерность писательского труда – образ тоже сложно назвать «находкой». Ирина ЕРМОЛОВА, незаменимая, когда надо воплотить очередной образ сексуальной красотки.

Если это – путь наименьшего сопротивления, то плоды такого подхода не замедлят сказаться и на общей театральной культуре. Пыль на сцене, вздымающаяся от топота ног, народный артист, позволяющий себе, отыграв в первом акте, сесть в зал зрителем «в гражданском костюме» и спокойно смотреть второй…

Итак, Мольер играет свою безрадостную игру с Людовиком, Булгаков – пытается играть со Сталиным. Понятно, что обоих ждет плохой конец, с тиранами особо не поиграешь. Компромисс в искусстве, неважно – с властью или с кассой – до добра не доводит. Важно не заиграться и сохранить чувство меры. Какие-то очевидные, чтобы не сказать банальные вещи приходят в голову после «Кабалы святош» в Театре драмы. Для большего спектаклю просто не хватило фантазии.

Хотя, наверное, лучше думать об этом, а можно и просто позавидовать режиссеру, все же сумевшему свести счеты с «ненавистным режимом» – свести пусть немного запоздало, но зато вполне безнаказанно.

Алексей ВДОВИН

 Гулаг или подмостки?

 Удачна ли эта премьера, не знаю… Понимаю одно (как человек, когда-то игравший в «Кабале святош») – основные неудачи связанны со сложностью материала. Булгаков, так и не стал драматургом, хотя и написал достаточное количество пьес. Актерам же непросто существовать в спектакле, где у каждого по две-три коротких сцены, и уж тем более сложно выстроить роль. Точно знаю – в Театре Драмы прекрасные актеры, практически штучные. Не из-за этой ли «штучности» они часто работают сами по себе? У каждого найдена яркая, интересная краска, но одна! Перелома не происходит, а Булгаков, всегда задает жесткие условия для своих персонажей.

Не совсем точным показалось назначение на роль Мольера Михаила БЫКОВА – старик, надоевший всем, вымаливающий себе ласку и понимание, даже у близких людей. А ведь он «Батист!» («Креститель» – это псевдоним Мольера). Со своей труппой (в период фаворы) он был блистателен – и жесток как король!  По этой причине до конца удалась Гулаг или лишь одна сцена – с Армандой (Евгения СМАЖЕНКО) во втором акте. Интересен Илья АНДРЮКОВ (Захария Муаррон), но опять же – только до «слома»! Что-то удалось всем, но удалось ли всё? Многим отличным актерам не хватило куража и желания прочитать Булгакова «между и за строками».

Градус, хоть и мимо всех партнеров, показал Вячеслав МЕЛЕХОВ (Отец Варфоломей), но, опять же, походя, перекрестился на православный манер. Удалось точно держать линию и работать с партнером Игорю КРАВЧЕНКО (де Шаррон). С ним сцены шли энергичнее, действеннее. Точное попадание на роль Людовика Великого у Юрия БОНДАРЕНКО – и отличный дуэт король-архиепископ есть! Не вызвали отторжения и добавленные сцены. Сталин и окружение, исторический анекдот, Булгаков – все к месту. Кстати, Валерий ПРУСАКОВ в маленькой роли Булгакова был интереснее де Лагранжа, где тоже попадал в одну краску и был вынужден работать сам по себе. Видимо из-за разницы фактур с вождем, Анатолию ЖИГАРЮ (Сталин) не удалось добрать объема в роли. Был он несколько заштампован – усы, трубка, френч.

Спрос за неудачи всегда с режиссера, Но режиссер, как мне кажется, сделал все правильно, и остальное только в актерских силах – «поднять» спектакль или «похоронить» его. Ведь театр триедин: автор, актер, зритель! Вспомним, что абсолютно точное время показывают стоящие часы, но только два раза в сутки!

Работа художника Владимира КРАВЦЕВА на этот раз не впечатлила. Плоское нагромождение из неструганных досок, что это – Гулаг или подмостки? Два огромных планшета, пересекающих сцену: один с подсвечником, другой с казенными лампами XX века – показать связь времен, аналогичность? Сработали они только один раз, в финале. И Мастер, и Булгаков исчезли, как бы сметенные ими. Хороший прием, но в остальном актерам не хватило внутреннего пространства, и они вынуждены были осваивать голую сцену. На фоне этой излишней простоты изящные костюмы Ники БРАГИНОЙ кажутся экзотикой, особенно рядом с костюмами XX века. Но зритель воспринимавший спектакль вначале настороженно – стоя аплодировал актерам в финале.

Кирилл КОЗЛОВ