Евгений Ланцов:
«Театр – это психотерапевт»

Одно из наиболее важных театральных событий начала сезона – вступление Евгения ЛАНЦОВА в должность главного режиссера Камерного театра – прошло без особой помпы. Между тем, этого назначения в театральной среде ждали давно. Театр, создание которого в свое время было обусловлено мощной концептуальной базой, возглавил режиссер-практик. В активе Евгения Ланцова более 50 постановок в театрах Урала и России, его работы на Екатеринбургской сцене («Странная миссис Сэвидж» в Театре драмы, «Вечер», «Пигмалион» и «Дядя Ваня» в Камерном) пользуются успехом у зрителей. Каким видит новый главный режиссер место Камерного театра в культурном пространстве города? С этого вопроса мы начали наш разговор.

Я всегда считал – когда есть что сказать, надо говорить. И говорить честно, открыто, как есть. С руководством театра, с Лидией Александровной Худяковой мы заранее определились, что я сюда приду – во время работы над «Дядей Ваней». У меня все это время – до июня, было совершенно одно ощущение от Камерного театра, от города, от места театра в городе. Но как только решение окончательно мной было принято, пошел процесс – и мнение мое, если не радикально, то, по крайней мере, сильно начало меняться. Мне кажется, что Камерный театр сейчас немного в тени. А достоин он гораздо большего: более ясного, внятного места в городе. Я говорю не про выше­ниже или сильнее­слабее. Я говорю об определенном месте в театральной жизни.

Я прямолинейно отталкиваюсь от названия. Мне кажется оно довольно точно опередляет суть – Театр музея писателей Урала. Попробую пояснить, что должно лежать в сфере наших интересов. Писатели Урала, ставшие классикой, историей – это раз. Два – современные писатели, драматурги. Это направление, связанное с камерной подачей, камерной формой. Третье – мировая классика, как лучшая отечественная, так и зарубежная. Опосредовано это ведь тоже влияет на то, что пишут писатели Урала. Влияет Чехов, влияет Уильямс, Олби и прочие, и прочие – список может быть бесконечным. Все, что связано с культурой писателя, драматурга. В названии «Музей писателей Урала» заданы достаточно широкие, но вместе с тем и довольно точные рамки. Все влияет на все.

Об этом говорить еще рано. Мое отношение меняется, идет внутренняя перестройка... Сто дней!

Я сам об этом очень много сейчас думаю. Два календарных постановочных месяца – это очень маленький срок для такой работы. Я жду с нетерпением начала сезона, чтобы понять, что произошло и что будет происходить с этим спектаклем.

Одного, яркого имени, кажется, сейчас действительно нет. Но ведь и Вампилова при жизни не воспринимали как классика. Говорить всерьез о нем начали уже после смерти. И Чехов не был «священной коровой» при жизни... Современная драматургия должна быть на сцене. Новая драма, вместе с мусором, выворачивает на поверхность какие­то новые пласты. Если из миллиона графоманов появится один Вампилов – значит, новая драма уже не зря существует. Я ставил много современных пьес, Коляду, Архипова, Черняускайте, я не противник современной драмы.

Для театра пищей является драматургия. И самочувствие театра зависит от того, что он ставит. Вся классическая драматургия – это консервы. Проверенные временем, классные, вкусные, замечательные – но консервы. Но для полноценного питания, продолжая аналогию, нужны овощи, нужен лук, чеснок – свежая современная драматургия. Витамины нужны. Иногда может случиться и понос, расстройство желудка... Но что делать? Театр, как человеческий организм должен получать и то, и другое. Витамины нужны организму.

Я считаю так: без традиций нет ничего. Без папы­мамы, без дедушки­бабушки. Без древа нашего родословного ­ нет человека. Традиции в театре – основа всему. Вот приходит новый руководитель в театр и говорит: все надо забыть, мы будет работать по­новому. Через какое­то время он все равно поймет, что цветок не живет без корней. А если судить по моим последним спектаклям в Екатеринбурге... Я оказываюсь в конкретной театральной среде, я стою перед конкретными задачами, которые ставит передо мной театр, город, время.

Не думаю, что она измениться радикально, что мы забудем про одно и сразу начнем другое... Отрываться от традиций нельзя. Если большой корабль отвернуть резко в сторону, то он просто опрокинется. Поворачивать надо грамотно, без потерь. Что­то будет меняться, но я не ставлю задачу рушить старое и строить новое. У меня спектакли очень разные – и это я воспроизвожу не свое мнение. А если мои спектакли кажутся архаичными...

Вот и договорились. В консерватизме нет ничего плохого. Главное – есть живой отклик от зрителя или нет. Мы все­таки для зрителя работаем.

По сравнению с прошлым изменилось не так уж и много. Раньше тоже было время управленцев. Только управляла партия. А что – разве художник управлял? Партия управляла, она давала заказ. Так и сейчас. Любой продукт, в том числе и театральный продукт должен продаваться. Управленец, менеджер должен определять – не название, нет – общую политику театра, направление. Идеальный управленец тот, который не давит художника, а предлагает. Продюссер и режиссер в «идеальном» театре – это как папа и мама для ребенка. Они вместе ищут, предлают друг другу варианты.

Чем больше художника зажимают, тем больших высот он достигает. Дух не зажмешь. Чем жестче режим – парадокс! – тем ярче произведения. А про то, «как нас зажимают» больше всего любят говорить посредственности.

А где сейчас такие личности как Ефремов, Товстоногов, Любимов?.. Ну, Анатолий Васильев школу ведет, есть у него теоритические идеи... Но как режиссер он остался там, где были «Серсо», «Взрослая дочь молодого человека». Как раз в компромиссах, в желании прорваться сквозь асфальт, и рождается нечто сильное.

Бороться и воевать – дело неблагодарное. Противостоять обществу, режиму, государству... Это наше время, мы в нем живем. Нам достаточно своих, внутренних проблем, с которыми надо жить. В ближних людях, в тех людях, которые приходят в театр – тоже достаточно проблем. Им не нужны призывы.

Нет, театр не воспитывает. Это неблагодарное занятие. Театр – это, скорее, психотерапевт. Зритель приходит в театр за переживаниями, он ужасается, плачет, смеется – и тем самым лечится. Так мне – по крайней мере, нынче – кажется.

Беседует Алексей ВДОВИН

[назад] [главная] [следующая]