Женщина – это диагноз

Возмущаться или переживать по этому поводу можно сколько угодно, но определенная часть мужчин всегда будет видеть женщин именно такими: взвинченно-нервными, истеричными, крикливыми. Стервами, одним словом. Можно выразиться и покрепче, что и сделал хореограф Пал Френак, назвав свою новую постановку в труппе Екатеринбургского Института танца «Csajok», что в вольном переводе с венгерского означает «крутые девчонки», а в дословном – женских особей собачьего племени.

Давно живущий во Франции и возглавляющий свою танц­компанию венгр Пал Френак в Екатеринбурге почти свой. Поставил уже не один спектакль, имеет толпу поклонников (даже в лютый мороз в зале ТЮЗа был полный аншлаг!), и периодически появляется на страницах глянцевых журналов. Типичный модный персонаж. Между тем, в екатеринбургский танцевальный контекст Френак привнес замечательные европейские свойства, как всякий профессионал, он не терпит никакой приблизительности и самодеятельности. Прошлая екатеринбургская работа Френака «Спиной к стене» (своего рода портрет российского поколении Next) была выдвинута на «Золотую маску», но по недоразумению в Москву не доехала. А жаль. Столичным ценителям пришлись бы по душе концептуальность и добротная качественность во всем, что касается звука, света и исполнения. Кстати, растущее мастерство артистов труппы Института танца стоит отметить и на этот раз: их отменная выучка, острое чувство пластики, внутренний посыл, плюс навыки драматических актеров производят должное впечатление.

Итак, мир женщины глазами неформала. Сцена выглядит весьма лаконично: три вертикальных белых экрана и три огромные тарелки, напоминающие параболические телевизионные антенны. Белые полотнища создадут прекрасные возможности для игры светом и послужат экранами для видео­инсталляций. А тарелки будут тщательно «обживаться» танцовщицами, создавая спектр многочисленных ассоциаций: чаша, ложе любви, чрево, неопознанный летающий объект... Саунд­трек спектакля составляет чередование жестко­ритмических эпизодов с медленными, медитативными, сюда же примешиваются разговорная речь (в том числе и монологи танцовщиков), звуки льющейся воды, сигнализация машин и дискретно­разорванные темы из балета «Лебединое озеро». Явно психоделический оттенок дает низкочастотное «уханье» ритма, от которого буквально начинается сердцебиение. Нечто подобное теперь часто используется в звуковых коллажах данс­спектаклей.

Четверо танцовщиц появляются стремительно. Из одежды на них – только бикини и наколенники, у троих черного цвета, четвертая – в белом. Потом возникнет и другая атрибутика: высокие каблуки, затемненные очки, и парики «блондинок». Образ современных раскованных красоток подчеркивает хореография: натренированные тела режут воздух быстрыми, энергичными движениями. Среди них как­то странно и одиноко выглядит единственный субтильный юноша, так же, как и девушки в дезабилье. Когда он выйдет в облике трансвестита, чтобы провести конкурсное шоу на выбор очередной Мисс, а потом вырядится в белую балетную пачку и сапоги, станет все ясно. Рядом с такими дамочками нет места настоящим джентльменам и крутым мачо, здесь могут быть только вот такие среднеполые, андрогинные существа.

В принципе, Френак проводит свое собственное мини­исследование на тему: «что есть женщина». Взгляд его на сию проблему глубок, но совершенно бесстрастен. Так ученый­энтомолог сквозь лупу смотрит на бабочек, пинцетом подхватывая ее личинок. По настоящему изумляет и волнует его лишь одно: каким образом эти никчемные создания дают начало новой жизни? По Френаку в этом заключена некая магическая тайна, постичь которую он стремится. Пожалуй, самая впечатляющая сцена та, в которой трио обнаженных танцовщиц, сидя на коленях спиной к зрителям, подсвеченные особым образом, ведут таинственный разговор руками. В этот момент они напоминают три прекрасные вазы или сосуда, которым еще только предстоит быть наполненными. А чуть раньше под детское гиканье они выкатываются на сцену переваливающейся походкой, с огромными накладными животами, из которых торчат и вываливаются десятки резиновых пупсов. И еще будет финал, в котором «белая» солистка замедленно сделает маленький стриптиз и замрет в позе, символический смысл которой понятен всем, кто мало­мальски знаком с живописью эпохи позднего Ренессанса. А на экранах появится изображение ее будущего младенца. Вопрос, упорно решаемый хореографом, так и останется без ответа. Женщина, она кто? Плодовитая самка, публичная девка, а может прекрасная незнакомка, мадонна или инопланетянка?.. «Csajok» в таком контексте звучит почти как диагноз.

Вообще­то, размышления на подобные темы более уместны в философских эссе или социально­психологических трактатах. Сцена требует большей чувственности и недосказанности. Но европейские интеллектуалы, к коим несомненно принадлежит и Пал Френак, и Карин Сапорта, также осуществлявшая свои работы в этой труппе, думают иначе. И их можно понять. Из всех современных театральных жанров именно contemporary dance, как никакой другой способен выдержать мировоззренческие постулаты и жесткие концепции в чистом виде. Парадоксально, но факт: отсутствие сюжета, литературного текста, нарративности делает его возможности безграничными для высказываний на любую тему.

Лариса Барыкина.
Авторская версия статьи, опубликованной в «Российской газете» (25.01.2006 г.)