В белых тапочках
 

Современное искусство навязчиво. Нынешнего (тем более – молодого) зрителя от чрезмерной эмоциональной вовлеченности надежно защищает иммунитет, привитый массовой культурой, телевидением, технологиями. «Жизнью человеческого духа» его не проймешь, пробиться к нему можно лишь гвоздями вколачивая свой message...
Государственный центр современного искусства представил спектакль немецкого хореографа Яна ПУША «Match», который обращается скорее к разуму, нежели к чувству зрителя. Ну, и к кошельку, разумеется, как без этого?..
Сразу после спектакля, на выходе из Театра драмы услышал сакраментальный вопрос: «Ну, и как?» Ответ вертелся на языке уже минут сорок: «Третий курс театрального!..» Спустя время, я готов идти на компромиссы: пусть не третий, а четвертый, и, допустим, не каждый второй, но каждый пятый студент актерского отделения, освоивший пластическое взаимодействие с партнером и не чуждый хореографии, технически подготовлен не хуже немецких танцовщиков. Сам видел.
Большая сцена, огромный зал, заполненный примерно наполовину, требовали размаха. Пространство сцены перегораживают массивные деревянные щиты с приступочками, большой экран по центру, экран поменьше, наверху (там транслируется перевод). И белые тапочки исполнительницы – на авансцене. Так же – в нескольких плоскостях – развивается действие.
На экране – фрагменты интервью с создателями некоего фильма, режиссер (женщина) и исполнитель главной роли (мужчина). На сцене – они же рассказывают нам историю молодой пары, прожившей полный цикл любовных отношений, от знакомства до расставания. Рассказывают в танце и диалогах (иногда – монологах). Надо отдать должное постановщику – видеофрагменты, танец и произносимый текст действительно плотно подогнаны друг к другу: поначалу внешне не связанные, они постепенно начинают образовывать единую и достаточно плотную, «мультимедийную», как и было заявлено, ткань.
В этом полотне места для закадровых рассуждений не остается – нам показывают зрелище, в котором прозрачен сюжет, внятно оформлен посыл и заранее сделаны все возможные выводы. Пластические решения отдельных сцен не балуют разнообразием: полуимпровизационное взаимодействие под звуковые коллажи в духе «Akufen» смотрятся одним удачно найденным и технически отработанным приемом. Включения изображения в танец достаточно прямолинейны: герои с картинки стреляют в героев на сцене, герои на сцене разговаривают с героями на картинке, герой на сцене дерется с героем на картинке – наглядное пособие к книге «Юнг для чайников».
Удачные находки были, но вне танца. Например кадр на экране, словно взятый из «Лолы» Тыквера: крупный план, головы на подушке. Герой пытается сказать о своей любви, а в ответ героиня называет песню из обширного мирового поп­репертуара, где сказанная фраза впервые прозвучала.
«Да не воспринимай ты все так серьезно, – сказали мне, – это же ирония, стеб, по большому счету». Пожалуй. Но для иронии спектаклю не хватало легкости, сиюминутности, а непосредственно для танца и вовсе смертельно, когда зритель видит, как это сделано. Когда техника самоценна, когда нет на сцене ни чувства, ни чувственности на худой конец.
Да и вообще, стоило ли затевать проект, выносить его из европейского, скажем так, танцкласса в большой свет, чтобы открывать зрителям глаза на и без того очевидное: в этом мире мы и манипуляторы, и объекты для манипуляций друг другом? Стоило ли столь безапеляционно утверждать, что выхода из порочного круга нет и поэтому единственный путь – расслабиться и получать удовольствие?
Расслабиться – как­то не получилось. Но и повода особенно задуматься нам тоже не дали.

Алексей Вдовин. Фото: Тина Гарник