[назад] [главная] [следующая]    

 

 

 

Многоголосие реальности

Десять спектаклей, география «от Москвы до самых до окраин», обсуждения до полуночи – восемь дней в ТЮЗе и Театре Кукол шел IX Всероссийский Фестиваль «Реальный театр». На «выставке достижений театрального хозяйства», как шутливо назвал фестиваль Владимир Спешков, посетителям предлагали все: от авангардных «Грозы» из Магнитогорска и «Гамлета» Коляда-Театра до очень простой истории «Вечер» из Могилева. Спектакли разные, но все – «реальные».

Прелесть любого фестиваля – в самой атмосфере, концентрированности впечатлений и возможности услышать на обсуждении ответы на вопросы об увиденном. Что тот или иной спектакль был отобран Олегом Лоевским, принято считать показателем качества. Но каждый из них, при этом, сопровождался обсуждением, и артисты всей труппой приходили послушать Елизавету Ганопольскую, Ларису Барыкину, Татьяну Тихоновец и Владимира Спешкова (в таком, негласно установленном, порядке).

Так уж случилось, что открытие и закрытие фестиваля собрало больше всего зрителей. Моноспектакль Нелли Уваровой «Правила поведения в современном обществе» показывали два раза, и оба вечера с успехом. Можно кивнуть на телепопулярность актрисы, но те, кто пришли увидеть героиню сериала, должно быть, разочаровались. Впрочем, имея в виду ожидания некоторой части зрителей, она под конец демонстративно надевает знаменитые круглые очки, ненавязчиво играя с крепко приклеившимся к ней образом Кати Пушкаревой. Мы слышим рассказ об идеальном существовании человека, в мире продуманных обрядов, рождения, свадьбы, смерти. А видим человека, увлеченно желающего приблизиться к этому безопасному идеалу, когда можно уже не стыдясь признавать, что все непонятное – «это очень красиво». Чем ближе к концу «лекции», тем абсурднее звучат эти «правила» и тем трагичнее ощущается недостижимость пусть такого слепого, но рая.

Притчами прозвучали лысьвенский «Лев зимой» и могилевский «Вечер». И если первый берет динамикой и лихой интригой, то второй – актерской игрой и чистотой истории. Сначала кажется, что в спектакле «Лев зимой» что­нибудь значит каждая деталь: цвета костюмов, чемоданы, которые зачем­то носят с собой и передают друг другу люди, рождество и неприкаянный Филипп из соседнего царства. Но артисты как будто не поспевают за бешеным темпом спектакля, и некоторые детали теряют смысл.

Пьесу Дударева на обсуждении назвали «самоигральной», где, кроме старости, одиночества и смерти нет ничего, образы характеризуются одним штрихом, а очевидные подтексты упрощают задачу. Но спектакль в целом и персонажи в отдельности вызывают глубокую симпатию: Мультик в исполнении Григория Белоцерковцева – действительно человек от земли, такой, каких всегда любила, хоть и никогда не встречала русская интеллигенция. Однако «неаккуратность» режиссуры, которая бросилась в глаза многим, «дополняла ощущение лжи», по выражению Елизаветы Ганопольской.

Владимир Спешков вовремя отметил, что «важно, в какой контекст попадает спектакль». На этом фестивале «Вечер» оказался в один день с «Грозой», а обсуждали его уже после – под впечатлением от магнитогорского «экстрима». В «Грозе» действительно много такой работы с телом, от которой порой страшно за успех выполняемых трюков.

Система координат здесь иная, чем привычный со школы «луч света»: в первой же все сцене бабье царство вместе с Тихоном моется в бане. Судя по отзывам, равнодушных не осталось. И это не удивительно: воспоминания о каноническом тексте у всех разные, но у каждого они, безусловно, есть. На обсуждении Лилия Немченко указала на то, что в постановке «последовательно разбиваются школьные штампы»: помимо упомянутой сцены в бане, мы видим и веселую Кабаниху, пританцовывающую с девками во время стирки, и ее же – страшную в русском горьком пьянстве, слышим храп заснувшей Катерины во время свидания с Борисом на берегу… Нет там только собственно грозы. От нее только громоотвод остался. «Физически опасным спектаклем» назвал «Грозу» Спешков и добавил: «Это фишка Эренбурга, он делает это осознанно». Бассейн, обозначающий Волгу, скрыт от зрителей за забором, и видеть его можно только в отражение большого зеркала над водой. Через забор перекинуты то поднимающиеся, то опускающиеся длинные доски, по которым добрую половину спектакля бегают актеры. Николай Коляда даже рассердился: уж очень знакомыми показались ему и бассейн, и доски. В сцене признания Катерина забирается довольно высоко, и невольно учащается у зрителя дыхание – рано ей еще нырять, рано…

Приемы своеобразного «театра жестокости» пронизывают весь спектакль. Заматывая горло бельевой веревкой и произнося самые известные слова: «Почему люди не летают, как птицы?» (которых, кстати, уже и не ждешь – настолько меняется классическое представление о пьесе), Катерина выглядит безумной. Татьяна Тихоновец говорила о том, что врачебная профессия Эренбурга добавляет свою нотку в его театр, он владеет каким­то другим знанием о человеке, воспринимая ее через жизнь человеческого тела.

И единогласно все сошлись на том, что, сколько бы режиссер ни отнимал от Островского, самую суть, нутряную русскую жизнь, из пьесы не изъять.

Рифмой к этому спектаклю был «Гамлет» Коляда­Театра: тоже классика, тоже интерпретированная, тоже с множеством важных деталей, которые трудно не заметить, но это совсем другой спектакль, названный критиками «большой, серьезной, развивающейся работой». Спешков отметил, что заявленного Колядой в одном спектакле иному режиссеру хватило бы на всю жизнь.

После залпа спектаклей с оригинальными увлекательными приемами ненавязчиво расслабил «Месяц в деревне» новосибирского молодежного театра «Глобус». Его играли в камерном пространстве большой сцены при аншлаге. Неторопливая, вполне в духе Тургенева, история о неспособной к любви покорительнице сердец. Но то лишь сюжет. При обсуждении критики поделились на два равных лагеря, и примирения не обнаружили. Согласились друг с другом они только в том, что это очень подробная работа, вызывающая наслаждение от проработанности. Как выразилась Елизавета Ганопольская, здесь «есть заявка на деликатную, тонкую постановку, в которой все должно быть безупречно, иначе зачем смотреть, если можно просто прочесть пьесу?». Раз уж главная героиня, Наталья Петровна, одно за другим разбивает сердца мужчин на сцене, то в ней должно быть нечто такое, что заставляет трепетать и сердца мужчин в зале. Но, с другой стороны, простота формы акцентирует актерскую игру, поскольку это единственное, что организует всю сложность характеров. И Владимир Спешков как раз оценивает это как «работу высокого класса», которые позволили ему «понять, как много в Чехове от Тургенева».

«Жак и его господин» екатеринбургского ТЮЗа вызвал примерно ту же дискуссию, что и в первые недели после премьеры. Кому­то текст Кундеры видится очень «вкусным» для постановки, а для кого­то он слишком подробный, слишком все объясняющий. Живость и веселье перекрыли впечатления от вполне трагических перипетий и даже вошли с ними в противоречие: «Хотелось в конце очнуться от веселья, чтобы задуматься: не хватило перехода из одного качества в другое, из фривольной истории – в нечто большее. Ведь человек чуть не лишился жизни, а мы и не прочувствовали», – комментирует Лариса Барыкина.

Пермские драматические театры «ударили по музыкальным жанрам» (Лариса Барыкина), что и продемонстрировали на фестивале: «Чонкин» пермского ТЮЗа с массой музыкальных номеров и «Доктор Живаго» драматического театра с мюзиклом.

Для критика музыкального театра Ларисы Барыкиной «Чонкин» – это как раз тот случай, когда открытия совершаются на перекрестках жанров: «Ценность спектакля в точности попадания: они не пытаются изображать плохой оперный театр или плохой мюзикл, а берутся как раз за свое». При этом музыкальная фантасмагория (этим жанром спектакль заявлен) время от времени перерастает в лубок с его масочными статичными характерами, а в конце обнаруживает выход к трагедии абсурда. Тем не менее, трехчасовой спектакль «духе раннего КВНа» (Татьяна Тихоновец) ничего не потерял бы без некоторых сцен, выглядевших явно как анекдот «в тему».

Фестиваль в Екатеринбурге закончился и всем составом мигрировал в Нижний Новгород. Вроде бы и радостно, что «Реальный театр» не почил в бозе, но за отчизну все же обидно: свердловский фестиваль в этом году был беден на события. «Реальный» теперь реализуется в Новгороде: в афише едва ли не в два раза больше спектаклей, а также семинары и мастер­классы. Но и екатеринбургской части достаточно, чтобы сказать: если театр отзывается на современность и формой, и содержанием, то современность звучит многоголосием.

Тина ГАРНИК

 

[назад] [главная] [следующая]