[назад] [главная] [следующая]    

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[назад] [главная] [следующая]

Коляда-театр: как молитва

Хоть убейте меня, а спектакль «Старая зайчиха» логично завершает двухлетний цикл жизни «Коляда-театра» в подвале на Ленина. Это устойчивое ощущение возникло еще на предпремьерных сдачах, последующие события, не имеющие, впрочем, к искусству никакого отношения, только подтвердили его.

Вспомним – первой премьерой вновь открывшегося театра был спектакль­концерт «Кармен жива». История о потерянной душе, изо всех сил цепляющейся за жизнь. История, рассказанная как бы на задворках праздника, бедные артисты, заблудившиеся где­то в подсобных помещениях, нелепые парики, костюмы в блестках, безумный карнавал, препарированная пошлость, слезы, размывающие театральный грим.

Заказать артистов – кажется, никто еще не придавал этому сочетанию зловещий, криминальный смысл.

Подвал выглядит чужим и Кравцев оборачивает колонну, разрывающую зал, мелалличексими листами. Позже, в «Мадам Розе» колонна – уже органичная часть декорации. Театр приспосабливается к площадке – работает лесенка, закуток под лесенкой, балкон, из подвала под сценой что­то инфернально грохочет в «Тутанхамоне». Освоение пространства продолжается в бойлерной, которая становится самостоятельной сценой, обустраивается фойе, где нет буфета, но стоит самовар и по особым дням угощают супом.

К вершине сезона – «Ревизору» театр подходит на первом пике формы. В роли Городничего блистает Владимир Кабалин. О театре – как о явлении, не вписывающемся в принятые рамки и требующем новых определений – говорят много и всерьез, а спектакль чуть было не берут на «Золотую маску».

Когда случился первый шумный скандал с двухдневным сидением труппы в фойе театра, прохожие, заглядывая в полуподвальные окошки, видели уютно светившие свечи, и тогда уже казалось, что «Коляда­театр» жил здесь всегда, настолько естественным было ощущение обжитого дома.

Все успокоилось – и под осторожные разговоры о грядущем «Гамлете» начался второй сезон. В котором было много чего – «Нежность», замечательно открывшая многим Наталью Гаранину, «Амиго» с классическим дуэтом Ермолова­Ягодин, первая в этом театре по­настоящему волшебная сказка «Снежная королева», органично вставшая в репертуар после новогодних праздников и, наконец, «Землемер». К последнему спектаклю прирастает сам собой, безотносительно какой­либо оценки, эпитет «вымученный» – все эмоции на грани, жизнь в нем кажется беспросветной затягивающей дырой, смерть равнодушна к страданиям и тоже не приносит облегчения.

И вот к закрытию сезона приурочили «Стараю зайчиху», одну из последних пьес, до этого успешно обкатанную в бойлерной. «Коляда­театр» стал полноценным хозяином пространства, сценографически доведя идею вынужденной камерности до логического предела – артисты и немалая массовка работают в коридорчике, размерами с типовую хрущевскую кухню.

Важно здесь отношение к сцене (той самой, своей, по которой через несколько месяцев неизвестные прошлись с топорами). В спектакле четко обозначена антитеза «свое­чужое»: из убогого гостиничного номера действие выплескивается на освященные подмостки в критические для героев минуты. Трагикомическая сцена с цитатой из «Зайки­зазнайки», классической советской поделки «для маленького зрителя» выглядит – кроме шуток – пророческой («Мне помощи не надо, я заяц с головой» – «Не рада я, не рада тому, ты такой»). Первый раз герой появляется в дальнем проеме двери, на фоне отблесков костра, в зловещей черной маске захватчика. Огромными гвоздями обозначает массовка контур человека, лежащего на полу (одним из этих гвоздей, рассказывают артисты, угрожали художественному руководителю во время ночного противостояния).

Коляда­режиссер обладает удивительным даром говорить банальности так, что они звучат откровением. Герои «Коляда­театра» (не только Коляды­драматурга – здесь и обитатели гоголевского местечка, и зэки из пьесы Костенко) мучительно жаждут любви, радости, счастья – простых и естественных атрибутов человеческого бытия. И всегда рабиваются в кровь, попадая мимо двери.

Все началось и два года спустя продолжается пьесой об актерах. Этих несчастных созданий, вынужденных без конца проживать чужие жизни и не могущих толком устроить свои, действительно становится мучительно жаль.

И заканчивается все тем же заклинанием, что звучало два года назад. «Кармен жива!» – восклицала Любовь Кошелева (Эльвира). «Мы бессмертны!» – все повторяет и повторяет Любовь Кошелева (Она) в «Старой зайчихе». Возможно, это действительно молитва. Только иногда кажется, что давно пора в это поверить и идти дальше.

P.S. В дни, когда печатается этот номер, открылась касса театра, новый сезон начнется, как и было запланировано, в августе.

Говорят, что, дескать, «Коляды много». Ничего подобного, его не много и не мало – его столько, сколько необходимо нашему театральному пространству. «Коляда­театр» нужен, как горькое лекарство – просто кому­то он прописан в строго выверенных гомеопатических дозах, кому­то он необходим для нормального фукционирования души, а кто­то и «подсел», как на наркотик (в этом, наверное, тоже нет ничего плохого).

Эту мысль хотелось бы еще раз донести до ответственных лиц – в конце концов иногда хочется иметь повод уважать власть за волевые, решительные действия.

Не удержимся от того, чтобы сказать несколько слов специально для журналистского сообщества, без промедления отреагировавшего на призыв «Коляда­театра» о помощи. Событие – это когда режиссеру дают премию «Браво!» за лучший спектакль сезона. Событие – это когда театр триумфатором возвращается с больших гастролей в Москве (вспомните­ка, когда такое было в последний раз?), событие – любая премьера. Вот здесь камеры и микрофоны были бы уместны и необходимы в первую очередь.

Возможно, ваше внимание к подлиным театральным событиям в будущем сезоне сделает то, чего нельзя сделать ни одним правительственным постановлением, чего не добиться ни одной голодовкой: вернет театру самоуважение и поможет сохранить чувство собственного достоинства. Зрительское признание у него уже есть.

За эти дни разными людьми вообще было сказано много слов: хороших и не очень, взвешенных и вырвавшихся явно сгоряча. Но последнее ­ мы оставим за основателем театра и его художественным руководителем.

Итак, Логиново, 27 июня, «Евразия­2006», заключительный фестивальный день.

Николай Коляда: «Я ужасно люблю этот дом. Он старенький, заваливается. Ремонтировать его некогда, сейчас я уже ничего и не сажаю там вообще. Дом родной – здесь я написал все свои последние пьесы. Беру с собой компьютер, зимой, тут снегу много, машину оставляю на дороге, иду сюда пешком, проваливаясь по пояс. А весной сяду вон туда, на ступенечки – с крыши капает и тут как­то все... как у Пушкина – равнодушная природа. Смотрю на эту рябинку, и она равнодушно смотрит на меня, и вся природа равнодушно смотрит на все, что мы делаем. Как­то надо это понять: все, что ты делаешь – это все суета. И отбирать самое главное».

Алексей ВДОВИН

Первая за последние пять лет медалистка Архитектурной академии, художница Александра МИКЛЯЕВА свою дипломную работу – декоративную композицию «Моление» посвятила «Коляда-театру». Николай Коляда планировал установить ее в фойе театра на Ленина, 69.

Я ходила на спектакли в театр драмы на первом курсе Академии – «Уйди­уйди», «Корабль дураков», «Полонез Огинского». Мама давала читать мне пьесы Коляды. На «Ромео и Джульетту» четыре раза покупала билеты, но так и не попала – то спектакль отменяли, то я не могла. Потом посмотрела в записи. Тогда еще была далека от самого театра. А потом, когда «Коляда­театр» переехал на Ленина, мы просто с подругами пришли на уборку первый раз, мыли полы все вместе, с артистами...

Я много работала в театрах – на «Волхонке» в подготовке четырех спектаклей участвовала, в Камерном немного поработала. Мне нравится это ощущение – не входить до конца в «закулисье», оставаться немного снаружи, сохранять дистанцию.

Два года назад я еще сильно разрывалась между театром и керамикой. А сейчас поняла, что стану заниматься только керамикой. Буду в театр ходить, мне это безумно нравится. Может и стану делать что­то для театра, но это не будет основным. Сижу в мастерской, могу там сидеть сутками. Когда я там, то понимаю абсолютно все – что, зачем... Мне там хорошо. Выхожу на улицу – и просто теряюсь.

Я знала о чем я буду делать диплом. Я хотела рассказать историю – сначала у меня были эскизы для скульптурной группы людей, которые должны были эту историю рассказать. А тут я в фойе театра сидела как­то, смотрела на Коляду, как он эти салфетки приносит, калоши какие­то, ведра... Ходил он, свечи сам зажигал. С такой любовью – как в маленький храм. И я поняла – я должна сделать для этого театра место, где каждый бы мог зажечь свою свечу.

Каждая ступень определенная что­то значит. Первый уровень – он самый низенький, там изображения очень маленькие, колеса, часы... Вещи, в которых очень легко запутаться. Второй и третий уровень – там истории людей изображены. Их много – и каждый занимается своим делом. Четверный уровень маленький – там переплетения нитей, которые ведут к колоколам наверху. А дальше – колокола. Все люди хотят до чего­то достучаться, все чего­то просят...