[назад] [главная]    

 

Виктор Вержбицкий:
«Я не миссионер»

Много лет назад, в Ташкенте, когда «Ночной дозор» еще и написан не был, мы встречались почти каждую неделю. Я монтировал декорации в театре-студии, а он, в качестве специально приглашенной звезды из академического театра, выходил на сцену в роли психоаналитика-фрейдиста в спектакле по пьесе Питера Шеффера «Эквус». Сегодня Виктор Вержбицкий – звезда большого российского кино, его Завулон номинирован MTV на «лучшего кинозлодея», и мне не хочется надоедать воспоминаниями, тем более, что я не знаю, как подступиться к разговору о вчерашнем спектакле. Но Виктор сам с охотой заговаривает про Ташкент.

– Детство, учеба, работа в театре, вся основная часть моей жизни – прошла там. В Москве только последние лет десять. Все, что я сегодня имею – это все Ташкент. И дружба с Бекмамбетовым (Тимур Бекмамбетов, режиссер «Дозоров» – ТС), и лучшая работа в моей творческой биографии – роль в спектакле «Тот, кто получает пощечину», по пьесе Леонида Андреева в Ташкентской академической драме... Это была моя вершина, как я считаю, моя «лебединая» песня и последний мой спектакль в Ташкенте. Уезжая в Москву, я ведь просто ехал на разведку. Я не думал уезжать насовсем – дома был очень востребованным артистом. Но после распада Союза, распалась театральная инфраструктура – театр не мог выезжать на гастроли, заказывать пьесы, приглашать режиссеров. Жизнь театральная если не остановилась то очень ограничилась, приходилось развиваться в совсем узком масштабе. И я поехал – чтобы не стоять на одном месте. Меня не брали тогда ни в один театр, я сидел полтора года в Москве просто так, снимался время от времени...

А потом вы появились в рекламе банка «Империал» Александром Македонским... Не обидно, что вас стали узнавать прежде всего по роли в рекламном ролике?

– Если на это обижаться, то нужно обижаться вообще на телевидение. А телевидение – это достаточно мощная вещь, с помощью которой можно прославиться за 30 секунд, а до этого, работая 15 лет в театре, не быть известным. Но такова современная технологичная жизнь.

Вы стали киноартистом или, все же остаетесь артистом театра?

– Я считаю себя артистом. А где, в каких формах творчества это выражается – все равно, главное, чтобы работа моя было достойной, интересной зрителю. В том числе работа в такой большой команде, как наша, с которой мы играем в Независимом театральном проекте два спектакля – «Загнанных лошадей» и «Lady`s night». Все время в дороге, в пути – это тоже часть профессии.

А где вы еще выходите на сцену сейчас?

– У Калягина в «Et cetera», в «Смерти Тарелкина». А каждый свободный от театральной работы день провожу в Киеве, там снимается большой сериал «Волчица», 230 серий. Да, сейчас больше интересов фокусируется в области кино, чем театра, хотя, конечно, хочется большой интересной работы на сцене.

Калягин сетовал недавно на то, что на смену театру­дому приходит театр­проект, он видит в этом определенную опасность...

– Чтобы судить опасно это или не опасно – нужно дождаться результата, прогнозировать это невозможно. А то, что трансформация идет – это действительно так. Сейчас нет настоящих «домашних» театров во многом потому, что нет настоящего театрального зрителя, привыкшего к общедоступному театру. А проект – это довольно широкое понятие. Проект может быть и пьесой, и спектаклем, и антрепризой, как в нашем случае.

Антреприза – уже давно слово почти ругательное...

– Существует антреприза, где собираются два­три человека, известные артисты, берется легкая итальянская комедия, она разыгрывается на двух стульях, без особого художественного оформления и при этом она имеет коммерческий успех. Потому что на нее очень мало затрачивается – как в количестве, в техническом оснащении, так и в качестве, внутренних затратах. Зритель отдыхает, развлекается, смеется. А наш проект не стремится к наживе, на нем не заработаешь денег, он имеет художественную ценность. Мы между собой говорим, что это еще не театр, но уже не антреприза. И цели ставим перед собой высокие. Коммерческий успех в нашем случае – не главная, точнее не единственная цель.

А что он несет – ваш проект, другие проекты, вообще – новый театр?

– Я никому ничего не несу, я не миссионер. Я обычный человек. Человек, владеющий своей профессией. Думаю, что владеющий. А что несет наш спектакль – решать зрителям. И они его хорошо вчера приняли. У нас часто сравнивают Екатеринбург и Челябинск, потому что они рядом на гастрольной карте. Так вот, ваш зритель ближе к московскому, он столичный, всеядный но и разборчивый, он испытан театром, в нем сильны театральные традиции.

Мы совсем не поговорили про вашу работу в «Дозорах». Вас не удивило, что именно в образе злодея вы обрели популярность, более того – славу?

– Нет, конечно. Работы много и работы разной. А то, что этот персонаж привлекает такое внимание и становится популярным – это становится доказательством работоспособности. Мне Завулон был интересен потому, что он знаковый, знак зла. Как играть это зло и сделать героя объемным – в этом была главная задача.

В начале июня с двумя моноспектаклями, по рассказам Сергея Довлатова и по комедии «Горе от ума» Грибоедова, к нам из Германии приедет Владислав Граковский, ваш коллега и партнер по Ташкентскому театру драмы...

– Я читал прессу об этих спектаклях, но их самих, к сожалению не видел. Меня не удивляет его выбор, такая его работа. Владислав – художник с широким диапазоном, творчески одаренный человек. Он пишет, ставит, играет – словом, проявляется по­разному, как настоящий талант. Я думаю, ваш зритель оценит его спектакли по достоинству.

На том мы и закончили. Виктор Вербжицкий, артист театра и кино, или – просто артист, сел в автобус и поехал дальше вместе со спектаклем «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», оставив меня наедине со своими сомнениями по поводу увиденного и вопросами, которые я так и не решился ему задать...

 
 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

[назад] [главная]


Экспресс проследовал без остановок

Независимый театральный проект, чей спектакль по роману Хораса МакКоя мы увидели в начале апреля на сцене ТЮЗа, не хочет заниматься дешевым «чесом» по городам и весям необъятной родины.

От антрепризы в традиционном понимании в спектакле было действительно мало – трехярусная, чуть не под самые колосники, декорация, видеопроекция во весь задник, полтора десятка человек на сцене, непростой материал, требующий от режиссера точности, а от артистов – собранности. Многодневный танцевальный марафон, метафора «безумного, безумного, безумного мира», молодая пара, доведенная на нем до смертоубийства, инфернальная фигура шоумена – все это давало неплохие возможности и для ярких сольных номеров, и для острой игры с современностью.

От последнего режиссер, похоже, отказался сразу – на сцене однозначно воплощена Америка 30­х со всеми ее костюмно­образными атрибутами: тут и полицейский с жетоном в надвинутой на глаза шляпе, и пара итальянцев (он небрит, она – на сносях), и глупенькая блондинка, и плечистый ковбой, и много чего такого, знакомого нам по старым фильмам из заокеанской жизни. Есть еще, правда, доктор, словно выпавший из дурной оперетты комик, которому предназначено быть «клоуном с грустным лицом» и выдавать всю дорогу пошловатые гэги, чтобы во втором акте разразиться трагическим монологом.

Виктор Вержбицкий в роли шоумена демонстрирует отличную физическую форму, он подвижен, пластичен и по­своему обаятелен. Что он еще демонстрирует – трудно сказать, потому что перекричать остальных персонажей ему практически не удается, спектакль с первых минут набирает обороты и несется к финалу, как трансатлантический экспресс, не притормаживая на малозначительных полустанках. Актеры, занятые в драматических, тихих сценах, зажатых с двух сторон массовыми шоу­номерами, довольно скоро не выдерживают такого соседства, дают волю темпераменту и естественному желанию понравится публике все равно чем. Их трясет, колотит, швыряет из стороны в сторону, они истерикуют, дерутся, ловко лазают по декорациям вверх и вниз... Вержбицкий в этой гонке на выживание выглядит единственным актером, органичным по определению и знающим себе цену. Остальные, правда, не обращают на него внимания – в результате от жутковатого, уставшего от всеведения циника в спектакле остается похотливый дядька, зарабатывающий на хлеб с маслом содержанием данс­притона – что, впрочем, у него выходит тоже довольно убедительно.

Несколько режиссерски сильных сцен ближе к финалу – бред героини, карнавал с дешевым конфети и густо накрашенными лицами­мордами вокруг, и ее же финальный монолог, когда замусоренная сцена неожиданно выглядит как пустынный берег моря наутро после шторма – были бы хороши, если бы не взятый до этого разгон. Поезд несется по инерции, героев ждет гибель, но пережить это уже некогда, спектакль прибывает на конечную станцию под овации публики.

Судя по прессе, сопровождавшей премьеру полгода назад, мы действительно могли иметь дело с незаурядным явлением отечественного «проектного» театра. В какой момент жизни спектакля потеряна главная его составляющая, без которой театр превращается в цирк­шапито, на пару дней раскинувший свой шатер на радость зевакам, мы не знаем. Мы застали его примерно на середине пути, когда это уже не театр, но еще не антреприза. Экспресс проследовал дальше без остановок.

Беседует и смотрит Алексей ВДОВИН. Фото: Евгений БЕЛАН