Борис Нодельман:
О новых сюжетах, трудном жанре и острой кухне

Мы встретились с главным дирижером Свердловской оперетты Борисом НОДЕЛЬМАНОМ в фойе театра, вышли на улицу. В первый день старого нового года стояла еще по-европейски теплая зима и мы решили пройтись пешком. «Почему именно я?» – искренне удивлялся Борис Григорьевич. А у меня перед глазами стояла сценка, выхваченная во время одной из репетиций «Графини Марицы»: артисты, под присмотром режиссера будапештского театра Андраша Ацела, проходят очередной эпизод, а наш дирижер, возле рояля, захваченный чардашем, одной рукой отмечает синкопы, а другой демонстрирует аккомпаниатору нехитрые фокусы, воспользовавшись колодой карт из реквизита. И это было настоящим воплощением жанра, воплощением венгерского стиля! Неудивительно, что наш разговор о жизни оперетты мы продолжили за обеденным столом в ресторане «Веселый мадьяр», на маленьком островке жаркой родины Имре Кальмана среди уральских снегов.

Ну, все­таки сначала был Офенбах во Франции, родоначальник жанра, затем Легар, а он уже передал эстафету Кальману. Видимо, у венгров есть национальная потребность в оперетте. В Европе как­то все затихло со временем, а Венгрия запела. Может потому, что страна теплая, крестьянская, люди там ближе к земле. Появление Кальмана было подготовлено богатой фольклорной традицией – цыганщиной, скрипками, цимбалами. Кроме того, в Европе тогда было множество течений – политических, общественных, музыкальных. Ведь самые первые опереты содержали и политические мотивы, критику Наполеона, например. А позже возникла индустрия развлечений, Мулен Руж во Франции, все эти канканы... Джаз потом появился – туда же его. У Кальмана последняя оперетта, написанная в Америке, вообще целиком джазовая. А Париж, Будапешт в те времена просто были центрами мировой культуры. Санкт­Петербург, Москва уже тогда отставали. Может быть, нам этого и тогда не хватало – насыщенности, веселости, куража.

Возможно. Советская оперетта возникла только в двадцатые годы прошлого века, когда стала востребована новой эпохой.

В военные годы «Сильва» уже шла в нашем театре. Многих артистов для фильма пригласили из театра. И Кальман об этом фильме знал, хотя и не видел его. А идеологический заказ конечно же был. Не только у нас в России, но и там, в Европе. Если не идеологический, то уж социальный – точно. Смотрите сами: в «Сильве» богатое общество отвергает женщину из низших слоев. В «Баядере» герой принц, а героиня – танцовщица. Пожалуй, только «Марица» никуда не выпадает – все персонажи из одной среды, только национальности разные – там и венгры, и хорваты, и румыны – но это Австро­Венгрия, национальный котел. Там и сейчас принято ставить такие многонациональные спектакли – цыгане со скрипками, мадьяры. В «Летучей мыши» выходит Розалинда на сцену, ее окружают музыканты с цимбалами – у них такой мягкий звук, обволакивающий... У нас просто их не купить, очень дорого стоят. И вот на сцене сто цыган, со скрипками, а внизу сидят эти цимбалы. Аромат, колорит!.. И в городе музыка звучит во всех ресторанах, сухое вино льется рекой, цыгане вокруг ходят и играют. Мы ведь не слышим нигде эту музыку, кроме оперетты – а у них она живая, народная.

Они... смеются немножечко: дикари, медведи. И, конечно, помнят все те прелести, которые мы им... подарили. Ирония сохранилась. Но увидев нас сейчас, они были в восторге, были поражены нашими голосами. Удивлялись, как вообще можно петь Кальмана вокальным голосом, а не напеваючи, как принято у них. Там ведь в полный голос никто не поет – не требуется. Хор танцующий, балет поющий... А мы все привыкли петь. И трюков таких акробатических никогда не делали. А вот эмоциональности венгерской нам не хватало – и венгры это нам дали. И партитуру они читают по­другому. Рваный ритм, синкопированность типично венгерская, которой мы раньше просто не знали. Постоянный чардаш, в любом номере. Вот солист начинает петь, оставливается, потом продолжает, его подхватывают музыканты... Вольность необыкновенная – и в этом есть своя прелесть. Конечно, у нас им в чем­то пришлось идти на компромиссы, сделать какие­то вещи чуть поспокойнее, сдержаннее, может быть даже холоднее.

Да, но несколько своеобразно. В Европе есть музыкальный театр, варьете. А в опере могут идти «Летучая мышь», «Цыганский барон». Часто ставят «Веселую вдову» Легара – поскольку она предполагает хороший вокал, ансамблевое пение. Оперетта в чистом виде там не привилась. А Кальмана мир практически не знает. В основном ставят его в России, Венгрии. Может быть что­то еще идет в Америке. А в Европе не знают этого композитора. Они ставят Штрауса, немножко Легара... Я пока не слышал, чтобы Кальмана еще кто­то пел кроме нас и венгров, просто – не с кем сравнивать. Причем в Европе нет вообще театров оперетты как таковых. Единственный театр этого жанра – Будапештская оперетта, которая «отоваривает» всю Европу. Они так и играют: в Венгрии – на родном языке, в Германии – по­немецки, в Штатах – на английском. Будапештская оперетта – как Бродвей, торговая марка, бренд, известный во всем мире. Люди знают, на что идут: неизменная яркость костюма и танца. Западной публике больше ничего и не надо – красивая музыка и блеск. И, конечно первоклассные актеры, которые поют на хорошем европейском уровне. Конечно, это школа, да и композиторы оперетты такие вокальные штуки написали, что и оперные певцы охотно берут отдельные номера в свой репертуар. Пласидо Доминго поет арии из Легара и Штрауса. Многие оперные певцы приходят к тому, что начинают петь оперетту. Ведь она кроме вокала требует большего артистизма и большей внутренней свободы. Я считаю, что работать в оперетте сложнее, чем в опере. Судите сами, артист оперетты должен сначала пробежать, потом станцевать – а до этого была проза, то есть связки уже устали, и надо еще спеть, после чего вальсировать или выполнить балетный номер! Трудный это жанр, очень трудный.

Кальман очень похож на советские песни. Или советские песни – на Кальмана?.. Он мелодичный понятный, более демократичный, чем, скажем, Легар. Поэтому, возможно, Кальман так органично вошел в советскую эпоху. Хотя сегодня по эстетике – это, конечно, прошлое. Но сейчас вся проблема в сюжетах. Отпал целый пласт советской оперетты и мы не можем его восстановить – все уже пройдено. Допустим, поставим мы Дунаевского, «Белую акацию» – Одесса, советская китобойная флотилия уходит в море... и что? Кого это сейчас заинтересует? Сюжеты потеряли свою актуальность – а музыка замечательная.

Надо вливать в новые меха старое вино, искать формы, драматургов, композиторов. И есть примеры прекрасного сотрудничества – Саша Пантыкин шикарно написал «Храни меня, любимая» и Кармазин в сотрудничестве с Костей Рубинским, челябинским драматургом сделали «Ночь открытых дверей». А классических авторов не так много – Кальман, Штраус, Оффенбах, Легар... Поставили «Марицу», будем ставить «Летучую мышь», пройдет время – будем ставить что­то еще. Можно нацелиться на мюзиклы бродвейского уровня, но для этого нужна подготовленная труппа, большие денежные вложения. Нашему театру грех вроде бы и жаловаться, но с другой стороны, в Москве, например, на постановку «Эсмеральды» мэр спрокойно дает миллион инвалюты, помогает открывать новые театры – театр Вишневской открылся, театральный центр Мейерхольда, лаборатория Васильева. А что у нас происходит? У Коляды из­за помещения война, Леву Шульмана давят. И мы тоже как­то бегаем­суетимся...

Мы еще думаем открыть камерную сцену, на которой можно было бы разыгрывать небольшие комические оперы, маленькие антрепризные спектакли на двоих, на троих исполнителей. С помощью «Фигаро» хотим привлечь молодежь в театр: там будет звучать классическая музыка в современной аранжировке, работает молодежная труппа, специально прошедшая кастинг. Очень полезный для нас опыт. Но вы, к счастью, не были на наших совещаниях, когда бедный наш директор хватается за голову, глядя в сметы. Костюмы стоят безумных денег, обувь для всего балета, декорации... Спасибо, помогают спонсоры. И обязательно нужно сказать спасибо всем, кто работает в нашем жанре, кто никуда не бежит – цехам, артистам хора, балета, музыкантам оркестра. Подвижники!

В России для начала надо решить проблему общей культуры. Вот приезжаем мы в школу с образовательной программой, спрашиваем – кого вы знаете из композиторов? Хорошо, если Чайковского называют, а вот про Шостаковича, Прокофьева слышат впервые. Принято считать их современными композиторами – а ведь это уже наша история, прошлый век. В той же Венгрии детишки учатся музыке по­настоящему. В любой школе, не музыкальной, общеобразовательной – в любой свой оркестр. Я был просто сражен, когда первого сентября симфонический оркестр школы играл вальс Штрауса! Потом вышла группа девочек – исполнила джазовый номер... Ухо с детства настроено на хорошую музыку. Во всех домах – фонотеки классики, оперетты. При этом они поголовно обожают петь. Едем в такси – шофер поет арию принца из Легара или уборщик в гостинице мурлычет мелодию «Риголетто». А когда кто­нибудь из посетителей ресторана от избытка чувств начинает что­то напевать, все моментально это подхватывают.
Вообще венгерская кухня дарит человеку праздничное настроение, хотя в Европе она самая перченая, жирная и острая. Но Венгрия без перца – это не Венгрия... И обязательно много зелени, когда даже не ешь, а наслаждаешься одним видом приготовленных блюд. Официанты всегда в ярких национальных костюмах, обслуживают клиентов с цыганским артистизмом. В воздухе парит ароматный букет изысканных кушаний и вин и, впитывая в себя эту радостную атмосферу жизни, люди неизбежно идут в театр. Помню, мы ходили в будапештское кафе «Моцарт», где нам предложили десерты с такими музыкальными названиями: кофе «Сальери» и пирожное «Волшебная флейта» в виде флейты. Привязанность венгров к музыкальной теме в кулинарии необычайная. У них такие сказочные штрудели и тортики с ягодами, кафе на каждом углу – невозможно пройти мимо. Кстати в этом плане очень показательна обстановка и кухня «Веселого мадьяра», которая вполне соответствует тому о чем я вам сейчас рассказывал. Поэтому для того, чтобы ощутить дух и культуру Венгрии уже не обязательно покидать Екатеринбург, оказывается, достаточно прийти сюда и от души насладиться замечательными угощениями этого уникального для нашего города заведения.

Беседует Алексей Вдовин. Фото: Игорь Подвысоцкий