Монетный двор в Екатеринбурге не мог не появиться

ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ МОНЕТНЫЙ ДВОР

В XVIII веке.

Монетный двор в Екатеринбурге не мог не появиться. Три обстоятельства способствовали тому. Во-первых, начавшееся в 1720-е годы массовое строительство на Урале казенных заводов требовало непрерывного притока финансовых средств. Во-вторых, тогда же, в 1720-е гг., на Урале научились плавить медь по-европейски, и появились первые в России медеплавильные заводы. И, наконец, в-третьих, слишком много проблем накопилось в российской монетной системе.

В России, на московских монетных дворах, чеканились тогда только медные пятаки и полушки по 40-рублевой стопе – по 40 рублей из пуда меди. В обращении же официально значились начеканенные в прежние времена медяки всех достоинств – от пол-полушки до пятака, и серебряные, и даже золотые монеты, в том числе и нерусские, и почти легально обращалась масса фальшивок всех известных металлов – и оловянные гривенники и рубли под серебро, и медные и бронзовые двухрублевики и червонцы под золото. Народ же предпочитал пускать в оборот медь, а серебро хранить по чуланам до лучших времен.

Когда капитан Василий Татищев, а за ним и генерал Вилим де Геннин, каждый со своею командой, прибыли строить уральские казенные заводы, им даны были деньги распоряжением Сената от Сибирской губернской и от Соликамской провинциальной канцелярий. Еще даны были ассигнация от сенатской статс-конторы и немножко от сборов из Московской соляной конторы. Всего чуть больше 130 тысяч рублей. Далее следовало рассчитывать на подушные сборы с крестьян, на сборы таможенные и кабацкие, на те же ассигнования из Тобольска – из центра Сибирской губернии. И на одном только строительстве Екатеринбурга потрачено было около полусотни тысяч.

Геннин стоял тогда во главе всего горнозаводского Урала.

Он долго дожидался вызова в столицу на разговор с императором. В 1724 году он перебрался из строившегося Екатеринбурга на пермский Пыскорский завод, дабы быстрее добраться до Петербурга, когда придет бумага за подписью Петра I. Он справедливо полагал, что разговор пойдет об очередном ассигновании на заводы. Он мог позволить себе похвалиться Петру дешевизной выплавляемой здесь меди – от полутора до трех рублей за пуд: «Сам изволишь рассудить – медь так дешево тебе становится, что на свете нельзя лучше желать». Себе в заслугу он мог поставить налаженную промышленную медную плавку в четыре цикла, как то делалось тогда в Европе. Вопреки всем прежним расчетам Берг-коллегии, где планировали начать с малых медеплавилен, медь уже плавили на крупных казенных заводах – в Екатеринбурге, в Пермском крае на Ягошихинском и Пыскорском заводах, и готовы были начать плавку на Полевском заводе. Уговорами, обещаниями, а иногда и прямым нажимом генерал добился от Демидовых начать медную плавку на их Выйском заводе.

И когда в конце января 1725 года был наконец получен императорский указ о немедленном вызове Геннина «к нужнейшим государственным делам» в Петербург, генерал должен был ехать туда, твердо рассчитывая на похвалу императора и на очередную ассигнацию на счет Берг-коллегии.

О том, что Петр умер, генерал узнал уже в дороге.

ЕКАТЕРИНБУРГСКИЕ ПЛАТЫ

Не вполне ясно, кому принадлежала идея.

Ясно лишь, что за образец был взят опыт Швеции, где во времена экономических тягот, в том числе и в недавние годы Северной войны, непосредственно на медных рудниках чеканили так называемые платы. Прямоугольные медные пластины (от немецкого Platte – плита, пластина) являлись средством платежа, но не монетами, ибо не имели обычных для монет аверса, реверса и гурта. Номинал их и государственный герб чеканились на одной стороне. Номиналом платы являлась реальная стоимость отчеканенного куска меди, и пока равенство это выдерживалось, на плаву была и вся монетная система страны. Ибо каждая плата обеспечена была своим собственным весом, и не имело смысла ее подделывать.

Стоимость уральской меди Геннин определил тогда по 8 рублей за пуд.

В день, когда Геннин опять отправился командовать на Урал – 14 июня 1725 года – Сенат издал указ о том, что рассчитывать на ассигнования ни из Сибирской, ни из Казанской губерний заводам не придется, а придется рассчитывать исключительно на собственные силы. И судя по тому указу, идею чеканить русские платы выдвинул сам Геннин: «Правительствующий Сенат по доношениям генерал-майора Генинга приказал учинить следующее: На Сибирских заводах из готовой, и которая впредь плавлена будет, делать из красной чистой меди платы и клеймить в средине цену, а на каждом угле герб водяными машинами разных цен, а именно рублевые, полтинные, полуполтинные, гривенные. Только весом те платы приводить в пуде по10 рублей».

В октябре 1725-го семеро отправленных в команде Геннина московских денежных мастеров во главе с Панкратом Матвеевым нарезали и отчеканили в присутствии генерала несколько самых первых плат. Это случилось в Ягошихинском заводе. Платы чеканились по немецким образцам: рублевая плата толщиною в два талера, полтина – в талер, полуполтина – в полталера, гривна – немногим того тоньше. Позже толщину русских плат уравняли с толщиною шведских, а ширина и длина их, как и у шведских могла не совпадать. На «срединных» чеканах Геннин велел обозначать номинал, слово «Екатеринбурхъ» и год, на угловых чеканах – российского двуглавого орла. На щите у орла поначалу назначен был вензель Екатерины. По ребру каждой платы пускали «веревочку» (насекали гурт), дабы ни у кого не возникло желания отсечь малость для своих нужд.

Геннин еще задержался на Ягошихе, а семеро денежных мастеров с образцовыми платами с генеральскими приказами спешно отправились в Екатеринбург – начинать новое дело. Во главе так называемых Екатеринбургских платных дел генерал поставил поначалу ученика своего берг-гешворена Константина Гордеева. Вододействующие плащильные машины своей «инвенции» Геннин приказал изготовить шведскому мастеру Иоганну Дейхману, хвостовые вододействующие ножницы – саксонскому мастеру Иоганну Ваплеру, стальные чеканы – мастеру Ивану Константинову. В декабре Константина Гордеева во главе Платных дел сменил шихтмейстер Александр Уваров, дворянин из Переславля-Залесского, выпускник Петербургской математической школы.

В январе 1726 г. на Платном дворе в Екатеринбурге, в двух светлицах его за плотиной на правом берегу Исети, началась чеканка екатеринбургских плат – рубля, полтины, полуполтины. В феврале начали чеканить гривенные платы и в марте пустили в оборот. Весной же взамен прежних ручных воротов начал действовать вододействующий печатный молот. А в июне генерал уже хвалился: «Денежное платное дело, хотя из здешних никто в Швеции не бывал, приведено так в действо, что можно из Швеции приехать и оной инвенции обучаться у нас».

Там было много разных хитростей. Пудовые штыки чистой меди лили для расковки в платы длиннее, уже и тоньше обычных. При резке раскованных пластин ножницы поливали деревянным маслом, а чеканы чернили воском. Готовые платы обжигали в малой печи дочерна и клали на сутки в квасную гущу, а затем обтирали насухо шерстяными платками. Вилим Иванович рассчитал, что после такой операции не понадобится окраска, как для московских пятаков, и не заведется на платах гнилой зелени. Иногда вместо квасной гущи, привозимой с Ирбитской ярмарки, там же для того же возами закупали клюкву.

В апреле 1726-го Геннин высказался о копеечных и 5-копеечных платах, а летом, дождавшись дозволительного указа Берг-коллегии, распорядился отчеканить их пробную партию и разослать в Петербург, в Тобольск «и в прочие места для показания». Рисунок разработали в Берг-коллегии: четыре орла по четырем углам уместиться уже не могли, и под номиналом чеканился теперь один герб. В апреле же от имени Берг-коллегии на всех платах на щите российского орла вместо вензеля Екатерины утвержден был московский герб – всадник с копьем.

Несколько раз генерал обращался в Берг-коллегию с предложением пустить малые платы в оборот: «Здесь в Сибири что дале, то больше в мелких деньгах в народе скудость находится… Того ради для делания оных мелких плат построил я потребные к тому фабрики и надобные машины, дабы оные делать из обрезков, которых бывает от больших плат довольно… И мнится, что оные не далее Сибири и Перми разойдутся. Кому ехать в дальность, то оный будет с радостию оставлять тяжелые, а с собою брать легкие».

…Официально платная мелочь в оборот так и не пошла. Но даже много позже, когда запретили хождение плат, а выпущенное выменяли у народа, изредка становилось известно о сохранившихся у кого-нибудь на руках плате полтинной или полуполтинной, о паре платных гривен или о нескольких откуда-то взявшихся квадратных копейках или пятачках.

Известно, что в октябре 1726 г. была отчеканена вторая партия малых плат. В том месяце генерал пригрозил мастерам смертной казнью за малейшее отступление от веса по 10-рублевой стопе: «Запрещается под страхом смерти ни которые платы не печатать, которые наперед в указной вес не приведены». Ясно, что смысл плат заключался в строгом равенстве номинала и реальной их стоимости. Генерал уже представил в Сенат и Берг-коллегию несколько доношений, где по пунктам доказывал, что платы есть лекарство от инфляции и бедности и погибель фальшивомонетчикам и ростовщикам. Он не сомневался, что выгоды от предприятия настолько очевидны, что опыт российских плат неминуемо переймут прочие государи Европы.

Но дни екатеринбургских плат уже были сочтены.

31 декабря собственноручным указом Екатерина запретила чеканку плат, спустя три недели указ достиг Екатеринбурга, и 24 января 1727 г. чеканка плат прекратилась.

По некоторым признакам получается, что приговор екатеринбургским платам подписал «полудержавный властелин» – светлейший князь Меншиков. И не подлежит сомнению, что противником плат оказался Василий Татищев, возможно, он и толкнул с горы камешек.

Все то время, пока в Екатеринбурге чеканились платы, Татищев находился в Швеции, где среди прочего знакомился с тамошней монетной системой. На основании этого сложилось мнение, документально никак не подтвержденное, что Татищев и предложил чеканить платы в России.

Однако сам Василий Никитич в октябре 1726 года в записке своей весьма скептически отозвался о возможностях шведских медных плат по «настоящей» (номинальной) стоимости. По его данным, в последний раз их вводили в обращение после того, как голландские купцы начали скупать шведскую медь по себестоимости. Шведское государство было вынуждено выкупать медь у заводчиков хотя бы на платную чеканку. Но голландцы начали вывозить платы как обычную медь, причем уже беспошлинно, и шведам пришлось понижать их вес. А это означало потерю самого смысла в чеканке плат и в росте инфляции. И, кроме того, даже в простейших торговых операциях «купечеству был великий труд».

Возможно даже, кто-то усмотрел связь между действиями голландских купцов и голландским происхождением екатеринбургского Главного командира.

А генерал Геннин продолжал настаивать на необходимости возобновить чеканку плат и каждый год писал об этом и в Сенат, и императору Петру II, а затем и императрице Анне Иоанновне. Он просил дозволить чеканить хотя бы обычные пятаки. Но ему лишь дозволили штамповать и гуртить пятаковые, а затем и денежные и полушечные кружки для московских монетных дворов. (Деньга или денежка – это полкопейки, полушка – полденьги).

И тотчас после запрета чеканки плат началось их изъятие из обращения. К августу 1727 г. в обмен на серебро в казну вернулось более 13 тыс. рублей платами – с лишним 1 300 пудов. Всего же, по данным Уварова, за год с небольшим начеканено было платами всех шести видов 43 098 рублей 35 копеек. Большая их часть пошла на дело медной посуды в Екатеринбурге, на штамповку монетных кружков, но позже кое-что перечеканено было в мелкую монету.

Как курьез можно рассматривать временный пуск в обращение исключительно гривенных плат исключительно в заводском ведомстве. Мера была вызвана местным безденежьем, и в ноябре 1734 г. об этом распорядился сменивший Геннина на посту екатеринбургского Главного командира действительный статский советник В.Н. Татищев.

РОЖДЕНИЕ ДЕНЕЖНОГО ДВОРА

Второе свое назначение на Урал Татищев получил, находясь на должности главы монетного ведомства России – Московской монетной канцелярии. Никто во всей стране не мог лучше него знать, как наладить в Екатеринбурге полноценную монетную чеканку. К тому его обязывал один из пунктов императорской инструкции. И Сенат уже назвал требуемую из Сибири сумму – 2 миллиона рублей денежками и полушками.

Однако лишь спустя год после приезда Татищева на Урал последовал указ из Кабинета ее величества: в Екатеринбург отправляются 3 или 4 печатных станка и команда денежных мастеров. В декабре 1735-го из Кабинета уточнили: «Поручить то дело во особливое смотрение обретающемуся при Вас советнику Хрущеву».

Советник Экипажской конторы Адмиралтейства Андрей Федорович Хрущев прибыл на Урал в команде Татищева и стал вторым человеком в екатеринбургской администрации. Один из образованнейших людей эпохи, он, как и Татищев, несколько критически воспринимал верховную власть.

В январе 1736 г. получил он официальное назначение от Татищева и принял в подчинение Екатеринбургскую контору дела медных кружков со всем ее хозяйством. Во главе производства монетных кружков стоял тогда горный надзиратель Яков Степанов. Строго говоря, монетная чеканка начиналась не с нуля, предстояло лишь доделать уже имеющееся.

К имеющимся четырем расковочным молотам (расковка медных штыков в доски) предстояло добавить еще четыре, к четырем плащильным машинам (плющение медных досок в пластины толщиной в денежку или полушку) добавить четыре же, к шестнадцати хвостовым ножницам добавить четверо таких же, оставить 21 обрезной стан (штамповка кружков из нарезанных полосок) и принять и запустить в действие 24 печатных станка – 19 денежных, 5 «полуденежных», или полушечных.

По расчетам Хрущева, при монетной чеканке должны были трудиться чуть более 200, а затем и 240 мастеров, подмастерьев и работников, пока же налицо было 180. Сверх того для черной работы Татищев запросил из Тобольска 250 рекрут. Монетная чеканка сразу превращалась в самую мощную отрасль Екатеринбурга. На нее начинал работать весь край. Медь для денежного дела должна была поступать из екатеринбургских плавилен, с казенных Ягошихинского, Пыскорского и Полевского заводов, с Выйского и Суксунского заводов Акинфия Демидова и Таманского завода Строгановых.

12 апреля из Москвы прибыли десятеро денежных мастеров – два резчика чеканов, три плащильных мастера, три резчика кружков, два чеканщика. Прибыли они с семьями, и по их словам: «Выслали из Москвы самых маломощных». Среди прибывших резчику чеканов Ивану Баскакову уже доводилось прежде работать в Екатеринбурге, при Геннине резал он чеканы для плат. Правда, теперь готовые чеканы не чернили воском, а обмазывали мылом.

С московскими мастерами были присланы всего четыре печатных станка. А по всем расчетам нужно было еще двадцать. Тогда Татищев с Хрущевым и третьим членом екатеринбургской администрации Никифором Клеопиным определили: «Станам, чрез которые печатаются деньги, немедленно сделать деревянную модель и по той [недостающие] лить».

Еще же прибывшие москвичи показали, что екатеринбургские монетные кружки получаются тоньше московских, и Татищев с приближенными приняли решение: «Велеть медь плащить толще, а обрезов убавить, смотря, чтоб в тот же вес были». С 1730 года денежки и полушки чеканили по 10-рублевой стопе – как и платы. Иными словами, новые екатеринбургские монеты должны были выходить по курсу плат – те же 10 рублей из пуда меди. Но стоимость самой уральской меди к тому времени сильно снизилась – всего 3 р. 69 к. за пуд.

То была горячая пора: никто не отменял прежних заказов на медные кружки для московских монетных дворов, и требовалось ежегодно 2 тыс. пудов меди на армейские мундиры и амуницию, а сверх того из Петербурга по инициативе Геннина поступил заказ на ежегодные полторы тысячи пудов меди для передела ее для артиллерийских нужд в латунь – в зеленую медь. И уже год как назначена была требуемая сумма на готовые денежки и полушки – 2 млн. рублей. Сенат требовал 50 тыс. рублей из первой партии отправить в Казань – выменивать у народа серебро. Но еще прежде того 30 тысяч пустить на жалованье расквартированным в Сибири гвардейским полкам. «Також и для переводу пребывающим при чужестранных Дворах российским министрам».

Каждый обрезной стан за сутки мог наштамповать до 120 пудов и более. А присланные печатные станки оказались неисправны и с ежедневными починками могли чеканить в сутки же не более 20 пудов монет. К лету, однако, ситуация изменилась. Присланные чеканы починили и по модели наделали еще несколько, каждый весом от двенадцати до почти сорока пудов. Когда Хрущев дал отмашку, в готовности стояли 10 денежных станков и 2 полушечных. Но по расчету оказалось: «На 12 станах вскоре денег наделать не можно».

Чеканка началась 17 июня 1736 года. До 15 августа начеканили 7 200 денежек и 1 280 полушек. По другим данным, с 20 по 27 июня с чеканов вышло денежками и полушками 400 рублей. 8 июля прежняя Контора дела медных кружков стала именоваться Екатеринбургской конторой денежного дела. Формально во главе ее стоял экипажский советник Андрей Хрущев. Но повседневную текучку по-прежнему вел горный надзиратель Яков Степанов.

К октябрю в исправности были все 24 печатных стана, но действовали только 16. И вместо запланированной круглосуточной работы чеканить удавалось только днем. Дело в том, что при монетной чеканке, как и во всех прочих отраслях по всем казенным заводам жестоко не хватало работников. Из двух екатеринбургских и из ближних к Екатеринбургу заводских школ вычистили всех неуспевающих учеников – определили в подкладчики к чеканам, вычесали всех второстепенных работников со всех екатеринбургских фабрик, Татищев дожал-таки Тобольск и получил обещанных рекрут, и лишь после этого денежное дело оказалось более или менее укомплектовано. К январю 1737 г. заработали все 24 печатных стана, смазываемые отныне коровьим маслом. И общее количество счетчиков, мастеров и работников превысило четыреста человек. Полноценными монетками к тому времени из рук их вышло 6 753 пуда, и прежними денежными и полушечными кружками для московской чеканки – еще почти 20 тыс. пудов.

И в первой же полученной в Москве монетной партии обнаружилось сильное превышение ремедиума – несоответствие веса и номинала. Тогда Хрущев распорядился: отныне за всеми операциями вводится «наикрепчайшее смотрение», за всякое отступление от указных меры и веса мастера и надзиратели отвечают и своим карманом, и спинами, а Денежный двор, как и Платный двор при Геннине, превращается в самое охраняемое место Екатеринбурга.

Собственно, тогда и появился сам Денежный двор – огороженные тыном и заплотом светлица для резки чеканов, светлица для отжига кружков, светлица гуртильная, шесть светлиц печатных, светлица счетная. Несколько амбаров. Поверх деревянного заплота набиты были железные зубцы, створчатые ворота окованы железом, а у калитки в воротах стояла караульная будка. Под ведением Конторы денежного дела состояли также медеплавильная, расковочная, две обрезные и плащильная фабрика, кузница и слесарная изба. В светлицах Денежного двора полы были устланы чугунными досками, дабы медью звенело, все что упадет – намеренно или случайно, а вокруг станов и станков уставляли окованные железом ящики.

С марта 1740 года, когда ни Татищева, ни Хрущева уже не было в Екатеринбурге, денежки и полушки с Денежного двора начали поступать на жалованье всем заводским людям и на закупку заводских припасов. И в марте же новый глава денежного дела в Екатеринбурге гитен-фервальтер Алексей Хрущев, племянник Андрея Федоровича, добился указа екатеринбургской администрации о плановой круглосуточной чеканке, не зависящей отныне от словесных приказаний екатеринбургского Главного командира.

В год, когда вздернули на дыбе, а затем и обезглавили в Москве Андрея Хрущева, обвиненного в принадлежности антибироновской группировке, это походило на попытку хоть как-то обезопасить врученное дело от чиновной воли.

* * *

За пять лет с июня 1736 по конец июня же 1741 гг. на Екатеринбургском денежном дворе отчеканили денежками и полушками 732 281 рубль 99 ½ копейки. Примерно за тот же срок для московской чеканки наштамповали кружков на 70 952 рубля 39 копеек.

В мае 1741-го Сенат распорядился чеканку екатеринбургской монеты прекратить.

Вызвано это было отчасти относительной нехваткой казенной меди, отчасти стремлением выровнять монетную систему, отчасти политикой пробироновского Генерал-берг-директориума, что заменил прежнюю, еще петровскую, Берг-коллегию.

Однако приостановка чеканки в Екатеринбурге всегда воспринималась как мера временная. Это было ясно хотя бы из сохранявшихся названий – Контора денежного дела, Денежный двор. А на будущее проводились некоторые усовершенствования. В 1745 году в плавильной фабрике устроили небольшую промывальню, дабы легче было плавить начисто шлак и мусор, вододействующий железорезный станок перестроили к резке медных досок в полоски, а для штамповки готовых кружков соорудили вододействующую же прорезную машину. Прежде операции производились вручную.

В наступившие времена Елизаветы Петровны, в 1746 году, в Екатеринбурге побывал первый президент воссозданной Берг-коллегии генерал Антон Томилов, служивший здесь еще при Геннине. Он первым открыто высказался за возрождение Екатеринбургского денежного двора.

В марте 1747-го Сенат приказал чеканку денежек и полушек в Екатеринбурге возобновить. В августе сюда присланы были дополнительных 2 печатных и 2 гуртильных станка и 19 мастеров и работников. В январе 1748 г. чеканка на Екатеринбургском денежном дворе возобновилась, в июле 1751 г. была прекращена опять. Как постоянно действующее предприятие Екатеринбургский денежный двор никто пока не воспринимал.

ВРЕМЯ ПЕРЕЧЕКАНОК

В мае 1755 г. из Москвы из Монетной конторы пришел приказ спешно освоить новую продукцию. Сенат и Петербургская монетная канцелярия распорядились по всем монетным дворам чеканить медную копейку по новой – 8-рублевой – стопе. И в те же новые копейки перечеканить находящиеся в хождении грошевики (2-копеечники). На Екатеринбург возлагалась задача по чеканке 2 млн. рублей из 3-х назначенных.

Итак, копейка 1755 года должна была стать – и стала – самой полноценной монетой России. Соответствием номинала реальному весу меди она перевешивала даже платы.

Для переустройства Екатеринбургского денежного двора из Москвы были отправлены шесть резчиков штемпелей (чеканов) и шестнадцать монетчиков – все под командой пробирного мастера Михаила Голышева. Один из мастеров выехал раньше прочих и повез модель чугунного стана для перечеканки грошевиков в копейки: «Перепечатывать с подпущенным темным колером, дабы не столько грошовые знаки видны были». Ввиду срочности предприятия чеканку новых копеек предполагалось также организовать на казенных Мотовилихинском и Юговском заводах в Пермском крае. Впрочем, вскоре же от чеканки в Перми отказались.

Командовать всей операцией по вымену у народа грошевиков и перечеканкой их в копейки назначен был особый, напрямую подчинявшийся столице, человек – подполковник Сергиевского драгунского полка Оренбургского ландмилицкого корпуса Савва Тихомиров. Но в октябре того же года, согласно указу Сената, вступил он в подчинение екатеринбургской горнозаводской администрации. И перечеканка действительно велась (известный историк А.И. Юхт считает, что в Екатеринбурге копейку 1755 года чеканили только из наличной меди). Глава Петербургской монетной канцелярии Иван Шлаттер лично известил Екатеринбург: «Показанные грошевики перепечатывать там впредь таким порядком: обжигать, и по обжигании горячие класть в воду, и по вынятии из воды, которая будет на них окалина, оную очищать, положа их в мешок, тереть».

По расчету подполковника Тихомирова и екатеринбургских командиров, в наступившее новое время екатеринбургскую чеканку должны были обеспечивать расковочная фабрика на 3 молота, плющильная фабрика на 2 стана, прорезная фабрика для прорезки кружков на 12 станов. Непосредственно на Денежном дворе должны были действовать 24 печатных станка и 1 переводной (для перечеканки грошевиков), 12 гуртильных станков. Для облегчения задачи чеканщикам Берг-коллегия предлагала ввести по казенным и частным заводам отливку меди непосредственно в полоски копеечной толщины. Но дело не пошло.

И вот после всего переустройства в 1757 году при денежном деле действовали две расковочные, плющильная, прорезная и плавильная (для сплавки монетных обрезков) фабрики. На Денежном дворе за деревянной оградой с железными зубцами стояли каменная контора, пожигальная и гуртильная фабрики, 6 светлиц с печатными станами, несколько амбаров и каменная монетная кладовая, обитая изнутри по стенам, потолку и полу чугунными плитами. На случай пожара посредине Двора был вырыт колодец, и рядом с ним укреплен был в готовности пожарный насос.

19 сентября 1759 года пришлось тому насосу поработать. В тот день поздним вечером сгорели дотла заводские фабрики на правом берегу за плотиной, среди них и несколько, работавших на денежное дело. Сам Денежный двор, как и прежде стоявший на левом берегу, практически не пострадал, хотя в исторической литературе встречается утверждение, что сгорел он почти весь.

Тут не избежать каламбура, ибо на Денежном дворе была тогда самая горячая пора в его истории. Полным ходом шла «шуваловская» перечеканка – передел монеты, вызванный расходами Семилетней войны и затеянный сенатором графом Петром Шуваловым. В марте 1757 г. объявлен был передел копеек в грошевики, т.е. медные монеты вдвое теряли вес. По той же 16-рублевой стопе должны были чеканиться теперь полушки, денежки, копейки, новые грошевики, а в январе 1758 г. к ним добавились пятаки. С февраля 1762 г., уже при Петре III, передел был объявлен по 32-рублевой стопе: копейки перечеканивали в грошевики, грошевики – в 4-копеечники, пятаки – в гривенники.

В ноябре 1756 г. к надзору за монетной чеканкой (тогда еще чеканились полновесные копейки 55-го года) назначен был глава екатеринбургской администрации Никифор Клеопин, и по сохранившимся записям его можно судить, как все это происходило.

Работа велась почти круглосуточно и без выходных. Пересменок дневной и ночной шихты (смены) происходил в 6 утра и в 6 вечера. Во время каждой шихты работникам давалось по часу отдыха.

В расковочной фабрике медные штыки, разогретые углем в горнах, расковывали шестью молотами в полоски толщиной в четверть вершка. Затем в плащильной фабрике «ломовым» станком разогретые же полоски «плащили» по разу и по два, а потом уже без нагрева по два-три раза пропускали через плащильные два станочка поменьше. Полоски получались в копеечную толщину. Далее в обрезной фабрике пятнадцать обрезных станков нарезали из полосок копеечные кружки. Обрезки от полосок плавили в двух горнах фабрики плавильной и сливали в слитки железными ковшами. Эти четыре фабрики действовали от водяных колес и располагались за плотиной, вне стен Денежного двора.

На Денежном дворе работали вручную. В особом светлом покое исключительно при дневном свете подмастерье с восемью работниками резали штемпели и гуртики. В каменной палате копеечные кружки обжигались в печи, затем в деревянной светлице по ребру кружков на двенадцати гуртильных станках наносились гурты, или «верейки». При этих двух операциях под надзором старосты числились 43 человека. И наконец в трех деревянных светлицах двенадцатью станками под смотрением старосты 127 человек тиснили на кружках решку и всадника с копьем.

Тогда же стараниями Клеопина и Тихомирова произошли некоторые изменения в организации.

В то время медь на Денежный двор поступала в основном с частных заводов в счет десятины. Тех заводов уже было более двух десятков, и теперь они фактически определяли режим работы монетчиков: медь с заводов поступает в конце ноября - начале декабря, далее следует ударная чеканка пятаков и грошевиков вододействующими станами, в апреле - начале мая с Чусовских пристаней отходят заводские караваны, в том числе и монетный, далее – чеканка мелких монет ручными станами и всевозможные починки. Кстати, заводчики обязывались поставлять не обычные медные штыки, а готовые к прорезке и чеканке полоски. Но мало что из этого получалось. На чеканы в то время стали употреблять самую лучшую сталь, а края чеканов выравнивать не на глазок, а по овальным лекалам, при калении обмазывать края глиною, сцепленной с конским навозом, а «лица» усыпать мелкой солью с дробленым коровьим рогом. За качеством чеканов должны были наблюдать сами резчики: «И ежели оказываться будут на лицах чеканных малые сыпинки, оные выводить пилою». Рисунок на чеканах насекали местного изготовления пунцонами и «рыльцами». А чуть позже обучились готовые монетные кружки отжигать для скорости не в пожигальных печках, а на специально отлитых чугунных сковородках. Норма чеканки доведена была тогда до 2 тыс. рублей в сутки против прежних 4 тысяч в неделю.

Когда пришел приказ переделывать копейки 55-го года в грошевики, в Екатеринбурге распоряжением Клеопина стали надчеканивать номинал «поверх ездока», т.е. на прежнем аверсе. А когда в декабре 1757 года издан был сенатский указ о пятаках по 16-рублевой стопе, в Екатеринбурге, велением того же Клеопина, чеканка всех мелких монет прекратилась вовсе: «Дело 5-копеечной медной монеты поспешнее и прибыльнее грошевиков, копеек, денежек и полушек. Того ради надлежит делать медные деньги одного 5 копеечного сорта. И оные 5-копеечные станы содержать во всегдашнем действе, т.е. в дневной и ночной сменах». Суточная норма назначалась по 8 400 р., а когда работники «приобыкнут» – по 19 600 рублей. Известно, однако, что наряду с 5-копеечниками активно чеканили и грошевики. Контору денежного дела возглавлял тогда сын Никифора Клеопина Григорий. Его стараниями на Денежном дворе попытались разработать операцию, придуманную столичными начальниками: начали расчеканку в монету винокурных казанов, кубов и труб, присланных из Сибири. Но ничего не получилось.

Всего с мая 1757 по 1762 гг. из новой меди начеканили 5-копеечников, грошевиков, денежек и полушек 5 394 025 рублей 94 копейки. В грошевики перечеканили из бывших копеек 536 398 р. 88 к., «из грошевиков, что были 5-копеечники» (т.е. уже двойным переделом) – 1 670 р. 90 к.

Потрясения монетной системы неминуемо должны были привести к реорганизации всего монетного ведомства. И в феврале 1762 г., почти одновременно с известием о чеканке монеты по 32-рублевой стопе, Сенат преобразовал Екатеринбургскую контору денежного дела в Екатеринбургское комиссарство передела медной монеты. Точнее, подобные комиссарства учреждались при всех монетных дворах – в Москве, Екатеринбурге, Нижнем Новгороде, Ярославле и Сестрорецке, и все они подчинялись Главной экспедиции передела медной монеты в Петербурге. Таким образом, монетная чеканка в Екатеринбурге была выведена из подчинения местной горнозаводской администрации. А возглавил Монетное комиссарство тогда же присланный из Петербурга чиновник Илья Сокольников. На том посту он оставался более двадцати лет.

В ведение Комиссарства вошла особая Монетная рота, тогда же получившая название Екатеринбургской. Роту учредили по инициативе графа Шувалова для сопровождения монетных караванов и охраны денежного двора. В Екатеринбурге она квартировала с апреля 1760 года. Мундир Монетной роты был такой: красные камзол и штаны, зеленый кафтан с красным подбоем, васильковый плащ с красным же подбоем, черная шляпа с белым галуном и белым бантом, медные пуговицы на кафтане и камзоле и такая же на шляпе.

А игры с монетной перечеканкой счастливо завершились с восшествием на престол Екатерины II. Спустя ровно семь месяцев после ее воцарения, в январе 1763 г., Сенат известил: «Медных монет 32-рублевого весу больше не делать, 16-рублевого весу более не перепечатывать».

МЕДНЫЕ КОПЕЙКИ, БУМАЖНЫЕ РУБЛИ…

В мае 1763 г. екатерининский Сенат подтвердил изъятие из обращения легковесных медных монет 32-рублевой стопы и распорядился преобразовать прежние Комиссарства передела медной монеты в Москве и Екатеринбурге в Монетные экспедиции. Екатеринбургская монетная экспедиция, как и Московская, подчинялась отныне Главной монетной экспедиции в Петербурге. И с тех пор в монетной чеканке не случалось никаких особых потрясений до конца века.

Екатеринбургский денежный двор стали наконец-то называть монетным двором, а грошевики – грошами. Появился Колывано-Воскресенскиий монетный двор и начал чеканить «сибирскую монету» – с гербом Тобольской губернии вместо российского орла. На Урале, на одном из камских притоков, начал медную чеканку Аннинский монетный двор, а в непосредственной близи от Екатеринбурга выстроили Нижне-Исетский монетный двор, но не успели запустить – он сгорел в конце 1794 года. Восстанавливать его не спешили, и при уцелевшей плотине, в конце концов, родилась стальная фабрика, ибо в чеканке все же произошло серьезное изменение – в 1769 году правительство выпустило в обращение бумажные ассигнации, обеспеченные не золотом или серебром, но монетной медью. Это неизбежно вело к обесценению медных денег и из полноценной валюты они начали превращаться просто в разменную мелочь. К 1795 году бумажный рубль стоил всего-то 68,5 медных копеек.

И, вероятно, у кого-то возникла мысль, что не стоят медные копейки той меди, из которой чеканятся. И, вероятно, так оно и было. Так что на закате екатерининской эпохи в монетном деле все же случилась некоторая встряска.

Директором над тремя уральскими монетными дворами – Екатеринбургским, Аннинским и сгоревшим Нижне-Исетским – стоял тогда сын местного мастерового статский советник Федор Грамотчиков. Сын его Яков Грамотчиков командовал Аннинским двором, где разработал-таки способ отливки чистой меди не в штыки, а сразу в монетные полоски. Над этим бились очень многие и уже давно.

А Екатеринбургскую монетную экспедицию возглавлял приезжий чиновник Иван Сафков, человек тоже чрезвычайно обстоятельный и ответственный. До назначения в Екатеринбург почти десять лет без перерыва воевал он с турками. По его записям известна тогдашняя организация.

На чеканку работали тогда пять вододействующих фабрик: в плавильной фабрике 4 гармахерских горна плавили черную медь, а гаркупфер из них переплавляла в чистую штыковую медь 1 плавильная печь; штыковую медь плющили 4 стана плащильной фабрики; кружки из медных полосок штамповали 16 станов прорезной фабрики; обжигались кружки в пожигальной печи, а ребро кружков гуртили 4 стана гуртильной фабрики; чеканили монету 12 печатных станов тиснильной фабрики. Когда меди было много – чеканили пятаки, когда не хватало меди – чеканили гроши и копейки. Пятаков за год могло быть начеканено до 3 110 000 р., грошей за сутки – 4 800 р., копеек – 2 400 р. А денежки и полушки чеканили исключительно на двух станках ручного действия: «Делалась же таковая мелкая монета в свободное после караванного отправления время, остановя дело 5-копеечной монеты, и когда меди оставалось самое малое количество». За сутки те станки могли начеканить не более 200 рублей денежками и не более 100 рублей полушками.

В июне 1796 г. в Екатеринбург прилетело секретное распоряжение главы Сената генерал-прокурора Александра Самойлова. Велено было чеканку всех прежних монет немедленно прекратить, а чеканить пятикопеечники и полушки с вензелем Екатерины и императорской короной, но – по новому весу. Пятаки в 6 золотников, полушки – в шестую долю золотника, т.е. вдвое легче прежних, чеканившихся по 16-рублевой стопе. Екатеринбургскому двору начеканить 200 тысяч рублей, Аннинскому – 100 тысяч. Но в обращение новую монету покамест не выпускать, а хранить на складах: «Ибо предмет сей до публикования Высочайшего манифеста долженствует сохранен быть в секрете» Вместе с пакетом получены были новые чеканы и образцовые монетки.

Иван Сафков распорядился тогда с мастеров-монетчиков и со всех, имеющих доступ на монетный двор, взять подписки, дабы молчали обо всем увиденном и услышанном. Еще распорядился провести масштабную перестройку на монетном дворе и поблизости, и в том числе устроить 10 новых вододействующих печатных станов и 10 ручных гуртильных станков. По его расчетам, в сутки могло бы тогда получаться до 12 тысяч рублей пятаками и до 700 рублей полушками, и требуемые 200 тысяч можно было бы начеканить ровно за 286 рабочих дней.

Но всех дней оказалось отмеряно всего-то шестнадцать.

В сентябре 1796-го поступил еще один секретный указ: перечеканивать имеющиеся 5-копеечники в гривенники, гроши – в 4-копеечники, копейки – в гроши, денежки – в копейки, полушки – в денежки. И вот 5 ноября секретная перечеканка началась, а 21-го завершилась. Ибо 6 ноября умерла Екатерина.

За те шестнадцать дней успели начеканить гривенников из пятаков 101 223 рубля.

В январе 1797 г. получен был новый указ: все, что успели перечеканить, «обратить в прежнее достоинство». То есть наделанные из пятаков гривенники перечеканивать обратно в пятаки. Это было в духе императора Павла: отменять все, учрежденное его матушкой, часто в ущерб пользе и логике.

В марте 1797 г. в Екатеринбург прибыл новый Главный командир Аникита Ярцев, он и привез образцы новых монет с вензелем Павла – гроши, копейки, денежки и полушки. 1 апреля началась чеканка, опять по 16-рублевой стопе. Только, рапортовал Сафков Ярцеву, получались они втрое дороже прежних монет, екатерининских, ибо трижды за год переустроены были фабрики и чеканы.

* * *

Итак, на заре царствования Екатерины медные монеты 32-рублевой стопы были изъяты из обращения, на закате – обязаны были возродиться, но не возродились. Для монетной системы «золотой век» великой императрицы оказался временем перелома. После всех экспериментов и издевательств над монетной системой медные деньги по курсу 16 рублей из пуда удержали на плаву державную экономику. Но с введением бумажных ассигнаций те же монеты оказались тяжким бременем для нее.

Начальникам же и мастерам Екатеринбургского монетного двора оставалось, как и прежде, выполнять приказы и лишь дивиться, что бумага все более перевешивает медь и никакими перечеканками того не изменить.

К тому времени три четверти всей медной монеты Империи чеканилось в Екатеринбурге.

Словарь терминов.

Аверс – лицевая сторона монеты, обыкновенно с изображением государственного герба, царствующего монарха и т.п.

Берг-гешворен (c 1734 г. также горный надзиратель) – горный чин по табели о рангах. До 1734 г. соответствовал пехотному поручику (лейтенанту), с 1734 г. – пехотному подпоручику.

Берг-коллегия – центральный орган горного ведомства России в XVIII веке (с перерывами). Размещалась попеременно в Москве и Петербурге.

Берг-советник (или берг-рат) – горный чин в 1722-1734 гг., соответствовал пехотному полковнику.

Вершок – дометрическая мера длины в 1/16 аршина (4,45 см).

Гаркупфер – продукт плавки черной меди, полуфабрикат чистой меди.

Генерал-берг-директориум – центральный орган горного ведомства России в 1736 – 1742 гг. Учрежден в эпоху деятельности графа Э.И. Бирона, проводил политику передачи казенных горных заводов приближенным Бирона.

Генерал-прокурор – высший государственный чиновник Российской империи, глава Сената.

Гитен-фервальтер – горный чин. До 1734 г. соответствовал пехотному капитану, с 1734 г. – пехотному поручику.

Главный командир – должность главы казенных горных заводов Урала и Сибири.

Грошевик (грош) – в России в XVIII веке медная монета, равная 2 копейкам.

Гурт – ребро монеты со штампованной насечкой, также и сама насечка.

Действительный статский советник – гражданский чин по табели о рангах. Соответствовал пехотному генерал-майору.

Деньга (или денга) – русская серебряная или медная монета, составлявшая полкопейки.

Доношение – документ, адресованный в вышестоящее учреждение.

Заплот – на Урале и в Сибири сплошной дощатый забор.

Золотник – дометрическая мера веса в 1/96 фунта (4,266 г).

Инвенция – здесь: изобретение.

Кабацкие сборы – государственные денежные сборы, получаемые от торговли спиртными напитками, табаком и т.п. в питейных заведениях.

Кабинет его (или ее) императорского величества – государственное учреждение Российской империи (первоначально личная канцелярия монарха), ведавшее казной и имуществом монарха.

Красная медь – собственно медь (в отличие от «зеленой меди» – латуни).

Кричный молот – вододействующий молот для расковки выплавленных домнами железных криц и получения полосового железа (технология существовала до введения пудлингования).

Ландмилиция – в России в XVIII в. территориальное ополчение, поселенные пограничные войска с регулярным устройством.

Лицо чекана – здесь: поверхность чекана.

Монетная канцелярия – центральный орган монетного ведомства России в XVIII веке. Попеременно размещалась в Москве и Петербурге. Подчиненный ей орган – Монетная контора (также в Москве или Петербурге).

Московская соляная контора – центральный орган, ведавший государственными доходами от торговли солью.

Подушный сбор – основной прямой государственный налог с податного населения Российской империи.

Полушка – русская медная монета, составлявшая полденьги.

Пуд – дометрическая мера веса в 40 фунтов (16,38 кг).

Пунцон (или пуансон) (фр. poinçon) – выпуклый стальной штамп для насекания матрицы.

Реверс – оборотная сторона монеты, обыкновенно с обозначением номинала.

Ремедиум – допустимое отклонение веса монета от установленного законом.

Сенат (Правительствующий Сенат) – высший государственный орган Российской империи, подчиненный монарху.

Сенатская статс-контора – центральный орган, ведавший штатами государственных чиновников.

Сибирская губернская канцелярия – орган управления Сибирской губернии с центром в Тобольске.

Соликамская провинциальная канцелярия – орган управления Соликамской провинции (Соликамская провинция первоначально входила в Сибирскую губернию, затем в Казанскую).

Таможенные сборы – государственные денежные и натуральные сборы, получаемые внешними и внутренними таможнями.

Тын – бревенчатый частокол.

Черная медь – продукт плавки медной руды, содержала до 50 % металла, являлась сырьем для получения чистой меди (иногда включая этап плавки на гаркупфер, или гармахерскую медь).

Шихтмейстер (надзиратель припасов) – горный чин. До 1734 г. соответствовал пехотному подпоручику, с 1734 г. – пехотному прапорщику.

Штыковая медь, штыки (от немецкого Stück – кусок, штука) – продукт плавки гаркупфера или черной меди (по ускоренной технологии). То же, что чистая «красная» медь.

Экипажская контора – подразделение Адмиралтейской коллегии, ведавшее штатами.