Статья опубликована в
журнале «Отечественная история», 2003. № 5.
С. А. НЕФЕДОВ
О ВОЗМОЖНОСТИ
ПРИМЕНЕНИЯ СТРУКТУРНО-ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ ПРИ ИЗУЧЕНИИ ИСТОРИИ РОССИИ XVI ВЕКА
Не так давно
в работе известного американского историка Честера Даннига[1]
было высказано предположение о
возможности использования при изучении истории России XVI структурно-демографической теории Дж. Голдстоуна[2]. Эта теория опирается на исследования
известной французской школы «Анналов» (в частности, на работы Ф. Броделя, Э. Леруа Ладури, Э. Лабрусса, П, Шоню[3]), а
также ряда известных английских
немецких историков, среди которых в первую очередь, необходимо назвать
имена В. Абеля, и М. Постана и К. Хеллинера[4].
Структурно-демографическая
концепция имеет глобальный характер и предназначена для объяснения
социально-экономических кризисов, происходивших в средние века и в новое
время в различных странах Европы и Азии.
Исходным пунктом демографического подхода
является утверждение о том, что эти кризисы, как правило, были вызваны перенаселением. Рост населения приводил
к нехватке пашен, которая проявлялась в крестьянском малоземелье, в росте цен,
падении реальной заработной платы, частых голодных годах. Низкий уровень жизни,
постоянное недоедание способствовали распространению эпидемий. С другой
стороны, беднеющее население не могло платить налоги в прежних размерах, и это
приводило к финансовому кризису государства. По мере сокращения доходов
обострялась борьба внутри элиты за их распределение. В конечном счете, кризис
находил выражение в системной катастрофе - в катастрофическом голоде и
эпидемиях, в междоусобной борьбе, в резком ослаблении государства, открывающем
дорогу вторжениям врагов. Катастрофа приводила к значительному сокращению
численности населения, после чего начинался новый «экологический цикл».
Изобилие свободных пашен, недостаток рабочей силы в период после катастрофы
было причиной повышения уровня жизни крестьян и быстрого роста населения. Через
некоторое время потери восполнялись и начинался новый кризис перенаселения[5].
Честер Даннинг полагает, что демографический подход может
использоваться и при объяснении общих тенденций истории России XVI века. В подтверждение своей точки зрения американский историк указывает
на такие типичные, с точки зрения демографического подхода, проявления
назревающего кризиса как рост населения, сопровождавшийся ростом цен и
обострением социальных конфликтов во второй половине столетия[6].
Однако Ч. Даннинг предложил лишь краткий анализ общих
тенденций на протяжении всего XVI века, полагая, что рост
населения и цен продолжался вплоть до кризиса времен Смуты. В этой заметке мы
попытаемся несколько расширить и конкретизировать аргументацию Ч. Даннинга, и более подробно проследить динамику основных
переменных, которыми оперирует структурно-демографическая теория. Автор не
предполагает, что его выводы относительно возможности применения этой теории к изучению истории России
являются окончательными, мы пытаемся лишь очертить контуры возможной дискуссии, которая более подробно
рассмотрит этот вопрос.
Ключевой переменной структурно-демографической теории является
численность населения. Рост населения в мирных условиях свидетельствует о
наличии продовольственных ресурсов, замедление и прекращение роста - об
ухудшении продовольственной ситуации. Статистические данные, позволяющие
проиллюстрировать рост населения в
России XVI века, относятся в
основном к северо-западу страны. Известно, что в Шелонской
и Бежецкой пятинах новгородчины
численность населения увеличилась за полвека на 20-40%, соответственно возросла
и площадь пашни. Для центра, в отличие от новгородчины,
нет объемных статистических материалов, – имеются лишь отдельные примеры,
указывающие на рост числа дворов в отдельных волостках
или имениях в 1,5, в 2, в 3 раза. Нормой крестьянского участка в центральных
областях в начале столетия считалась
выть – пять десятин в поле, однако в середине века чаще встречаются наделы в 2½, 3, 4
десятины. Об увеличении населения говорит так же быстрый рост городов – их
общее число увеличилось за полвека с 96 до 160. Эти и другие имеющиеся данные
позволили А. И. Копаневу
утверждать, что за первую половину XVI века население в целом увеличилось в 1,5
раза и достигло 9-10 млн[7].
В соответствии с
демографической теорией рост населения должен был привести к исчерпанию
ресурсов свободных земель, нехватке продовольствия, что в свою очередь, влечет
замедление роста населения. «Если в начале XVI века на периферии старых владений еще есть резерв
годных к освоению земель, - отмечает Л.
И. Ивина, - то к середине XVI
века он полностью исчерпывается, как например, во владениях Троице-Сергиева
монастыря близ Углича... Плотность поселений внутри владений возрастает...
Увеличиваются сами поселения, многие деревни превращаются в сельца и села»[8].
В отдельных районах имеются явные свидетельства нехватки земли и перенаселения.
Отмечается нехватка земли в Белозерском
крае; здесь на двор приходилось лишь по 6 десятин и, по расчетам специалистов,
зерна не хватало до следующего урожая[9].
Тяжелое положение сложилось в некоторых пятинах новгородчины:
по расчетам петербургских историков в
первой половине XVI века зерновое
производство на поместных землях Водской и Деревской пятин не обеспечивало минимального уровня
потребления в 15 пудов хлеба* на человека[10].
Следствием постоянного недоедания была стагнация численности населения. Так,
известно, что во второй половине XV века население Водской и Деревской пятин
значительно возросло, но затем оно стало уменьшаться. С 1500 по 1540 год
население уменьшилось в Водской пятине на 17%, а в Деревской пятине - на 13%. Недостаток хлеба заставлял
крестьян заниматься торговлей и промыслами - или уходить в более хлебные
районы. Низкий уровень потребления способствовал увеличению смертности от
эпидемий; при Василии III летописи по
крайней мере четыре раза отмечают в этом районе мор - в то время как в центре
страны эпидемии не упоминаются[11].
Таким образом, мы видим, что рост населения достиг той точки, которая
характеризуется исчерпанием природных ресурсов - и в результате население стало
сокращаться. Конечно, это перенаселение было относительным - население достигла
максимума, обусловленного уровнем развития сельского хозяйства и уровнем
повинностей, то есть социально-экономическими характеристиками конкретного
общества. То обстоятельство, что стагнация началась именно на Северо-Западе, по-видимому, в немалой степени объясняется
скудными почвами этого региона и высоким уровнем ренты, сохранившимся здесь со
времен независимой Новгородской республики[12].
Таким образом, ситуацию
на Северо-Западе можно трактовать как ситуацию
экологического равновесия, когда увеличение смертности от недоедания и эпидемий
компенсирует естественную рождаемость. Экологическое равновесие обычно не
бывает устойчивым, случайные колебания внешних факторов, большой неурожай,
резкий рост налогов или эпидемия, могут привести к катастрофе, подобной той,
которая произошла в Европе в середине XIV века. В те времена связь между недоеданием и «Черной смертью»
была чем-то очевидным; такого же мнения придерживаются и многие современные
исследователи[13].
Другой важной переменной, акцентируемой структурно-демографической концепцией,
является рост цен. По новгородским источникам, в 1470-1500 годах цены на рожь
увеличились с 7 до 10 денег за четверть,
но затем рост приостановился до середины 20-х годов. Впоследствии цены снова
стали расти, в 1532 году цена в Иосифо-Волоколамском
монастыре составляла 23 деньги, во время неурожая 1543-44 годов цены на новгородчине поднялись до 30-40 денег. В середине XVI века
в Россию после долгого перерыва вновь пришел голод; в 1548-49 годах голод
охватил северные районы страны. Голод сопровождали эпидемии; в 1552 году
разразилась страшная эпидемия в Новгороде и Пскове; в Пскове погибло 30 тысяч
человек. В 1556/57 году снова пришел голод, свирепствовавший в Заволжье и на
Севере; в результате голода и бегства крестьян на юг в северных областях началось
запустение. В конце 50-х годов на Двине пустовало до 40% пашни[14].
Однако,
уточняя построения Ч. Даннинга, нужно отметить, что
реальным мерилом избытка или недостатка ресурсов в экономической истории
являются не собственно цены, а реальная
заработная плата - заработная плата, исчисленная в килограммах зерна. В. Абель
в своем фундаментальном исследовании
привел десятки графиков, дающих сравнительный анализ динамики реальной
заработной платы в различных странах на протяжении XVI- XVIII веков. На этих графиках сопутствующее росту населения падение реальной
заработной платы свидетельствует о нехватке ресурсов и перенаселении[15].
Приложимо ли общеэкономическое понятие реальной заработной платы в условиях России XVI века? Мы полагаем, что приложимо, коль скоро в те времена существовали
свободные работники на вольном найме. Около 1520 года обычная дневная оплата
неквалифицированного работника в Москве составляла полторы деньги в день, а
четверть ржи стоила 10 денег, на дневную плату рабочий мог купить около 11 кг
хлеба. По европейским меркам, это весьма высокий уровень оплаты, свидетельствующей
об относительном изобилии продовольственных ресурсов. В 1568 году работник на Белоозере получал 1 деньгу в день, а четверть ржи стоила 20
денег, на дневную зарплату можно было купить 3,6 кг зерна. Таким образом,
реальная заработная плата за полвека уменьшилась втрое, что свидетельствует о
росте населения и нехватке продовольственных ресурсов. Дневная плата в 3,6 кг
кажется довольно большой, но нужно учесть, что поденщиков брали на короткие
сроки, что большую часть года они не имели работы (в конце XIX века оплата при
поденном найме летом в 3 раза превосходила дневную оплату при годовом найме). В
действительности уровень дневной оплаты в 3-4 кг – это был уровень, характерный
для времен кризиса и голода, во времена
«кризиса XVII века» в Европе уровень оплаты составлял 4-5 кг[16].
Правда, в
нашем распоряжении имеются лишь единичные данные о поденном найме; гораздо
больше информации имеется об условиях
годового найма монастырских работников. Монастыри привлекали для различных
работ наемных работников, «казаков» или «детенышей», иногда на короткие сроки,
но чаще на год; эти работники получали
от монастыря продукты и денежное содержание, «оброк». Большинство «детенышей»
были взрослыми людьми, они заключали устный договор с монахами, и,
получая оброк авансом, представляли поручителей, которые отвечали за их
добросовестный труд своим имуществом. «Детеныши» были вольны уйти из монастыря,
но при этом должны были вернуть оброк[17]. В 50-х
годах оброк детенышей в Иосифо-Волоколамском
монастыре составлял 80 денег в год, что в переводе на хлеб эквивалентно 1,2 кг
хлеба в день[18]. Впоследствии мы видим
столь низкий уровень оплаты лишь один раз, во время голода 1588-89 годов[19] –
однако тогда этот голодный уровень держался лишь один год, а 50-х годах это
была обычная плата. Таким образом уровень жизни этой категории населения в 50-х
годах был примерно таким же, как в голодные годы, что свидетельствует об
ухудшении продовольственной ситуации по сравнению с началом столетия.
Таким образом, первые симптомы надвигающегося социально-экономического
кризиса появились задолго до Ливонской войны и «опричнины». Россия не
представляла собой экономического единства, в ней были относительно богатые и
относительно бедные, перенаселенные области. Обширные пространства Московии
производили обманчивое впечатление – в действительности суровый климат и бедные
почвы приводили к тому, что многие районы не могли прокормить свое население.
Север и новгородчина издавна относились к бедным
областям; здесь часто бывали неурожаи, сюда привозили хлеб из центральных районов.
В то же время существовали относительно благополучные области; в Замосковном крае положение оставалось довольно
благоприятным, и здесь до 1560 года продолжался рост населения. Однако в
1560-61 годах голод пришел и в Замосковье, цена ржи в
центральных районах поднялась до 50-60 денег за четверть. Характерно, что в
качестве причины голода старцы Иосифо-Волоколамского
монастыря указали на недостаток угодий и на рост государевых повинностей[20].
В 1558 году началась Ливонская война. Война была тяжелой: события
обернулись так, что России пришлось сражаться одновременно с ливонцами, Швецией, Литвой и с Крымом. С началом войны
налоги увеличились примерно с 1,7 до 2,8 пудов хлеба на душу населения - однако оказалось, что этого
недостаточно. Необходимо было вводить
новые военные налоги – и в 1566 году царь
созвал собор, чтобы решить самый важный вопрос: нужно ли продолжать
войну? В конечном счете собор практически единодушно высказался за продолжение
войны и за увеличение налогов[21]. Это
было роковое решение, которое привело к катастрофе.
1525-1535 |
1536-1545 |
1552-1556 |
1561-1562 |
1568-1569 |
1582-1584 |
0,3 |
0,3 |
1,7 |
2,8 |
3,6 |
1,0 |
Табл. 1. Динамика
государственных повинностей в Бежецкой пятине (в
пудах хлеба на душу населения)[22].
После собора
1566 года налоги были еще раз увеличены, теперь они составляли около 3,5 пудов
на душу населения, в два раза больше, чем в начале 50-х годов. Здесь необходимо
вернуться к ситуации, которая сложилось к середине XVI на новгородчине.
Мы видели, что в некоторых пятинах потребление крестьян было ниже минимума в 15
пудов на душу населения, что крестьяне часто голодали и население пятин
уменьшалось. При отсутствии запасов любой большой неурожай мог вызвать голод -
а требование повышенных налогов было равносильно неурожаю. Откуда крестьяне
могли взять лишние 3-4 пуда на душу, чтобы заплатить увеличившиеся налоги?
Изъятие необходимого для пропитания зерна должно было привести к
катастрофическому голоду и к вспышке эпидемий. Материалы «Аграрной истории Северо-Запада России»
показывают нарастание голода и эпидемий в Деревской
пятине начиная с 1560 года (Табл. 2)..
Причины запустения |
1551-60 |
1561 |
1562 |
1563 |
1564 |
1565 |
1566 |
1567 |
1568 |
1569 |
1570 |
1571 |
1572 |
голод |
1,8 |
2,3 |
2,8 |
3,3 |
3,8 |
4,4 |
5,4 |
7,4 |
9,5 |
12,9 |
18,1 |
19,1 |
19,6 |
мор |
2,0 |
2,2 |
2,4 |
2,6 |
2,9 |
3,0 |
3,6 |
4,6 |
5,1 |
6,2 |
10,1 |
10,9 |
11,1 |
подати |
5,1 |
6,7 |
8,3 |
9,9 |
11,5 |
12,6 |
16,3 |
20,7 |
26,1 |
33,3 |
39,8 |
41,0 |
41,6 |
"дорога" |
1,0 |
1,1 |
1,3 |
1,4 |
1,6 |
2,0 |
2,8 |
3,6 |
4,9 |
7,0 |
9,1 |
9,4 |
9,7 |
опричнина |
0,0 |
0,0 |
0,0 |
0,0 |
0,0 |
0,2 |
1,9 |
4,4 |
6,3 |
7,9 |
11,2 |
11,2 |
11,2 |
Табл. 2. Процесс запустения Деревской пятины (в процентах к общему числу обеж по переписи 1500 года)[23]. При «обыске» в 1573
году писцы указывали причины запустения обеж, ухода
или гибели хозяев: голод, мор, бегство от податей, от насилия войск,
двигавшихся в Ливонию по проходившим по пятине дорогам. Часть обеж запустела от вывоза крестьян в поместья
опричников.
Общее
впечатление от этой картины – это постоянные
бедствия, голод и мор. Увеличение податей вызвало повальное бегство, и судьба
бежавших остается неизвестной – многие, вероятно, погибли от голода на
дорогах. График говорит о том, что голод
и мор, разразившиеся по всей России в 1568-71 годах, были подготовлены
протекавшими ранее процессами. В Деревской пятине они
означали лишь некоторое усиление голода и мора, которые свирепствовали здесь
все 60-е годы.
В конце 60-х
годов тревожные сообщения приходят и из других районов. Увеличение налогов
должно было привести к сокращению крестьянских запасов, что в случае неурожая
было чревато большим голодом. Большой неурожай случался на Руси в среднем
каждые 6-7 лет[24], так что катастрофа была
неизбежна, дело было только во времени. В 1567/68 годах летописи отмечают
неурожай и голод в центральных областях:
«Глад был на Руси велик, купили в Москве
четверть ржи в полтора рубля»[25].
Обычная цена ржи была 30-40 денег - стало быть, цены возросли в 8-10 раз!
Следующий год снова был неурожайным: «Была меженина
велика добре, на Москве, и в Твери и на Волоце ржи
четверть купили по полутора рубля по шьтидесят алтын и людей много умерло с голоду»[26]. В
1569 году в вотчинах старицкого Успенского монастыря
пустовала треть деревень, в имениях Иосифо-Волоколамского
монастыря в Рузском уезде не обрабатывалась пятая часть пашни, в имениях
Троице-Сергиева монастыря – седьмая часть. В 1570 году следом за голодом пришла
чума. В современной историографии считается, что большие эпидемии не приходят
сами по себе, что они являются следствием хронического недоедания и падения
сопротивляемости организма[27].
«Это была одна из тех страшных эпидемий средневековья, которые возникали
примерно один раз в сто лет и оставляли после себя почти полностью обезлюдевшие
города и деревни», - писала Е. И. Колычева[28].
«Великий голод» продолжался и во время эпидемии. «Был тогда великий голод, -
свидетельствует Г. Штаден, - из-за кусочка хлеба
человек убивал человека…»[29]
«Даже матери ели своих детей, трупы выкапывали из могил и съедали», - писали Таубе и Крузе[30]. Весной
1571 года монахи Тройце-Сегиевой обители жаловались,
что в монастырских вотчинах «крестьяне от глада и от поветрия вымерли»,
«крестьян... у них во всей троецкой вотчине не
осталось ни тридцатого жеребья»[31].
В условиях
жестоких войн ослабление одного из противников сразу же влечет военную
катастрофу. Перебежчики поспешили донести крымскому хану о трагедии Руси. «На
Москве и во всех городах по два года была меженина великая и мор великой», - говорил татарам галицкий сын боярский Сумароков[32]. Хан
Девлет-Гирей решил воспользоваться ситуацией, собрал
огромное войско и пошел походом на Москву. В мае 1571 года крымцы
окружили в Москве русскую армию и сожгли осажденный город, в огне погибли сотни тысяч людей. Татары подвергли
страшному опустошению весь Московский уезд и уезды, лежавшие южнее столицы[33].
Каковы были
масштабы катастрофы? Наиболее подробные данные по этому вопросу предоставляют
новгородские материалы. В Деревской пятине 1/3 обеж была заброшена из-за голода и мора – то есть хозяева
погибли; остальные бежали от царевых податей и правежей. В Водской
пятине запустело 3/5 всех обеж, но неизвестно,
сколько крестьян погибло, а сколько ушло в другие места. В одной из волостей Бежецкой пятины от мора и голода погибло 40% населения. Для
центральных областей статистических данных гораздо меньше; имеется, в
частности, информация о запустении в расположенных в различных уездах вотчинах
Троице-Сергиева и Иосифо-Волоколамского монастырей. В
опустошенном татарами Московском уезде в этих вотчинах было заброшено 90% пашни,
в Суздальском уезде – 60%, в Муромском уезде – 36%, в Юрьев-Польском
уезде – 18%. Масштабы запустения были велики, часть крестьян погибла, некоторые
переселились в другие места. Однако массовое переселение во время эпидемии было
невозможно: во избежание распространения болезни дороги были перекрыты
заставами. Бежать на окраины не имело смысла: 1570-е годы были временем больших
восстаний в Поволжье, а южные области в этот период трижды подвергались
опустошению кочевниками. Таким образом, крестьянам было некуда уходить, и приведенные
выше цифры говорят об огромных масштабах гибели населения[34].
В рамках
демографической теории анализ экономических процессов, следующих за катастрофой,
был дан в известной статье Майкла Постана, включенной
в впоследствии в его классическую монографию «Очерки средневекового сельского
хозяйства и общие проблемы средневековой экономики»[35].
Анализируя последствия «Черной Смерти» XIV века, М. Постан
подчеркивал следующие основные моменты. Убыль населения приводит к тому, что на
смену прежней нехватке земли приходит ее избыток, появляется нехватка рабочей
силы. Первым следствием недостатка рабочей силы является резкое возрастание
реальной заработной платы (то есть платы, исчисленной в зерне). Вторым
следствием является понижение ценности земли, то есть уменьшение земельной
ренты, оброков и барщины. Эти выводы М. Постана
сделаны на основе анализа положения в различных странах Западной Европы; они
приводятся в современных учебниках экономики как пример действия общего закона
труда и заработной платы[36].
По расчетам М. Постана,
после Великой Чумы реальная заработная плата возросла в 1,7 раза[37].
Такой же, даже более резкий рост мы видим в 1570-х годах в России: в 1576 году
работники на вологодчине получали по 3 деньги в день,
а четверть ржи стоила 23 деньги[38], таким
образом дневная плата составляла 9,3 кг хлеба, она возросла в 2,5 раза.
Резкий рост оплаты
монастырских работников в 1570-х годах отмечался многими исследователями -
причем Б. Д. Греков еще в 20-х годах предполагал, что оплата выросла вследствие
нехватки рабочей силы[39].
Данные об оброках «детенышей» Иосифо-Волоколамского
монастыря свидетельствуют, что реальная (и номинальная) заработная плата после
катастрофы 1570-71 годов возросла примерно в 2,5 раза[40].
Оплата квалифицированных работников, например, плотников, портных возросла в 2
раза. Подобное увеличение оплаты имело место и в других церковных учреждениях.
В Новгородском Софийском Доме оплата дворовых работников увеличилась в
1547-1577 годах с 60 до 120 денег; в Кирило-Белозерском
монастыре оборок дворовых слуг возрос в 1568-1581 годах с 42 до 126 денег, а оброк портных – с 90 до 200
денег[41]. М. Постан особо отмечает, что после Великой Чумы оплата
чернорабочих увеличилась в большей
степени, чем оплата квалифицированных рабочих[42] - это
явление мы отмечаем и в России.
По М. Постану, вторым признаком резкого сокращения численности
населения является значительное уменьшение земельной ренты. В Англии нехватка
рабочей силы привела к тому, что крестьяне и батраки стали передвигаться по стране
в поисках лучших условий. Они отказывались занимать освободившиеся после чумы
обремененные барщиной тяглые «вилланские» наделы,
землевладельцы были вынуждены сдавать эти земли в аренду по пониженным
расценкам, и арендная плата упала на 20-30%[43]. Мы
наблюдаем аналогичный процесс и в России, здесь наблюдается резкое сокращение
величины тяглого надела и распространение аренды по пониженным оброчным
ставкам. В первой половине XVI века размеры тяглого надела крестьянина
приближались к 1 выти, а аренды за оброк практически не существовало. Теперь же
крестьяне отказываются брать полные тяглые наделы, эти наделы сокращаются до
1/3- 1/6 выти; появилось множество безнадельных крестьян, «бобылей». Остальную необходимую им
землю крестьяне арендовали у своего или у соседнего землевладельца; с этой не
платили казенные налоги, а плата, полагавшаяся землевладельцу, была намного
ниже, чем на тяглых землях[44].
Имеющиеся в литературе сведения о размерах оброков и налогов приведены в таблице 1.
|
Год |
Район |
число дворов |
Земли |
Дворов на выть |
Цена ржи |
Оброк |
Налог |
Всего |
|||
со двора |
с души |
со двора |
с души |
со двора |
с души |
|||||||
1 |
1540 |
Деревская пятина |
|
поместные |
1,9 |
15 |
39 |
7,9 |
6,6 |
1,3 |
45,6 |
9,2 |
2 |
1540 |
Водская пятина |
|
поместные |
1,3 |
15 |
66 |
12,5 |
6,2 |
1,2 |
72,2 |
13,7 |
3 |
1540 |
Шелонская пятина, Староруский у. |
|
поместные |
1,2 |
15 |
68 |
11 |
9,2 |
1,6 |
77,2 |
12,8 |
4 |
1554/55 |
Владимирский у. с. Борисовское и
др. |
191 |
дворцовые |
2,4 |
40 |
34,0 |
6,8 |
|
|
|
|
5 |
1564 |
Белозерский у. с. Ярогомж и др. |
42 |
дворцовые |
1,4 |
24 |
28,0 |
5,6 |
|
|
|
|
6 |
1567 |
Костромской у. с. Цибино и др. |
26 |
дворцовые |
2 |
24 |
28,7 |
5,8 |
|
|
|
|
7 |
1568 |
Водская пятина, Новгородский
у. |
|
поместные |
1,1 |
28 |
36,0 |
6,9 |
20,0 |
4,0 |
56,0 |
10,9 |
8 |
1576 |
Шелонская пятина.
Михайловский погост |
55 |
поместные |
2,5 |
24 |
12,0 |
2,3 |
20,1 |
4,0 |
31,8 |
6,3 |
9 |
1576 |
Шелонская пятина. Порховский у. |
297 |
поместные |
2,5 |
24 |
9,3 |
1,9 |
20,1 |
4,0 |
29,5 |
5,9 |
10 |
1570-е |
Тверской
у. с. Марьино и др. |
112 |
дворцовые |
9 |
24 |
9,3 |
1,9 |
|
|
|
|
11 |
1577/78 |
Нижегородский у. |
613 |
дворцовые |
3,7 |
|
16,0 |
3,3 |
|
|
|
|
12 |
с 80-х годов |
Подворное обложение
в сев.-вост. районах. |
|
черные |
|
30-60 |
7,3-14,6 |
1,5-2,9 |
|
|
|
|
13 |
1582-84 |
Водская пятина |
172 |
дворцовые |
3,5 |
62 |
10,7 |
2,1 |
15,5 |
2,9 |
26,3 |
5,0 |
14 |
1584 |
Шелонская пятина. Порховский у. |
|
дворцовые |
4 |
60 |
16 |
3,1 |
5,5 |
1,1 |
24,7 |
4,8 |
15 |
1584 |
Владимирский у. с. Красное и др. |
135 |
дворцовые |
3,4 |
52 |
15,3 |
3,1 |
2,5 |
0,5 |
17,9 |
3,6 |
16 |
1585 |
Себежский у. Никольская
губа. |
23 |
дворцовые |
2,5 |
60 |
31,3 |
6,2 |
|
|
|
|
17 |
1586 |
Муромский у. с. Пурок и др. |
693 |
дворцовые |
1,8 |
|
44,7 |
8,9 |
|
|
|
|
18 |
1588/89 |
Каширский у. |
2030 |
дворцовые |
|
|
14,0 |
2,8 |
|
|
|
|
19 |
1589 |
Вологодский у. с. Юг и др. |
657 |
дворцовые |
3,9 |
71 |
10,0 |
2,1 |
1,7 |
0,3 |
11,9 |
2,4 |
20 |
1590-94 |
Вотчины Троице-Сергиева монастыря |
|
монастырские |
|
30 |
6-12 |
1,2-2,4 |
|
|
|
|
21 |
1594 |
Деревская пятина, Сытинский и Листовский погосты |
66 |
монаст. |
4 |
60 |
11,3 |
1,7 |
|
|
|
|
22 |
1596/97 |
Рязанский у. с. Федотьево и
др. |
152 |
дворцовые |
4 |
30 |
9,3 |
1,8 |
1,5 |
0,3 |
10,5 |
2,1 |
23 |
1598 |
Вологодский у. |
|
монаст. |
|
|
14,0 |
2,8 |
|
|
|
|
24 |
1598-99 |
Поместье Степана Рахманова |
13 |
поместные |
6,5 |
58 |
20,7 |
4,2 |
|
|
|
|
25 |
1601 |
Бежецкий у. с. Алабузино |
21 |
монастырские |
4,5 |
32 |
12,7 |
2,5 |
|
|
|
|
26 |
1601 |
Бежецкий у. с. Михайловы горы |
37 |
монастырские |
7 |
32 |
10,0 |
2,1 |
|
|
|
|
Табл. 3.
Данные об оброках и налогах в 1540-1601 годах (в пудах хлеба)[45]. В некоторых случаях населенность двора
неизвестна, тогда она принимается за 5 человек, и соответствующая цифра выделяется курсивом.
В этой таблице не учтена арендная плата за вненадельные земли. Обычная арендная плата на дворцовых
землях составляла 12 денег за 3 десятины в 3 полях[46].
Крестьянский двор вряд ли арендовал больше 6 десятин, тогда плата за аренду
составляла максимально 24 деньги на двор. При цене четверти ржи в 40 денег и четверти
овса в 20 денег это эквивалентно 2,7 пудам хлеба на двор или 0,5 пуда на душу.
На монастырских землях аренда обходилась немного дороже[47], но
в целом, аренда за оброк была чрезвычайно выгодна для крестьянина, и по
некоторым оценкам, арендуемая пашня значительно превышала тяглую. Мало того, во
многих случаях крестьяне распахивали заброшенные земли и вообще ничего не
платили. При обыске, проведенном в Бежецкой пятине в
1586 году, выяснилось, что безоброчных пашен было в 1,3 раза больше, чем тяглых[48].
Таким
образом, арендная плата была лишь небольшой добавкой к платежам за тяглую
землю, и мы можем считать, что данные таблицы 2 в целом достаточно адекватно
показывают общую динамику ренты. Из этих
данных следует, что сразу после катастрофы 1570-71 годов оброки на поместных
землях упали примерно в 3 раза (с 10-12 пудов до 3-4 пудов на душу), на
дворцовых землях - примерно в 2 раза.
Это падение произошло за счет уменьшения тяглого надела (роста числа
дворов на выть). В то же время размеры государственных налогов оставались
большими, и это было одной из причин, заставлявших помещиков соглашаться на
уменьшение тяглых наделов. В 80-90-х годах дальнейшее уменьшение тяглых наделов
привело к дальнейшему сокращению оброков, причем в этот период сокращаются и
налоги. Правда, имеются два исключения.
В Муромском уезде (с. Пурок и др.) оброки сохранились
на высоком уровне, но Е. И. Колычева объясняет это
обстоятельство необычайным плодородием этого района. В другом случае (Себежский у.) в ренту были, по-видимому, включены
государственные налоги. Кроме того, малый объем выборки (23 двора) не исключает
присутствия каких-либо местных
особенностей[49].
Мы можем
проверить гипотезу об уменьшении оброка после 1572 года по статистическому
критерию Уилкоксона. Цифры оброка со двора объединим
в две группы: первая группа с табличными номерами 1-7 (оброки до 1572 года) и вторая группа с
номерами 8-26 (оброки после 1572 года). Эти группы можно рассматривать как
случайные выборки (случайность обеспечивается тем обстоятельством, что мы привели
все встречающиеся в литературе цифры, не производя специального отбора). После
этого, подсчитав число инверсий (7), мы получим значение критерия Уилкоксона (59,5), намного превосходящее критическое
(44,5). Это означает, что две рассматриваемые нами группы с вероятностью 99%
имеют разные законы распределения, то есть после 1572 года оброки понизились[50].
Уменьшение
оброков для оброчных крестьян шло параллельно уменьшению барщины в барщинных
хозяйствах. Известно, что в первой половине XVI века норма барщины составляла 1 десятину с
выти в одном поле; в подавляющем большинстве известных случаев эта норма
сохранялась вплоть до 90-х годов. Но
количество дворов на выть за это время возросло в 2-3 раза - то есть объем
барщины в расчете на двор значительно уменьшился[51].
Таким
образом, нормы оброка и барщины снизились, свободной земли было более чем
достаточно, можно было выбирать лучшие участки. Напрашивается вывод о том, что
крестьяне стали жить намного лучше - однако у нас нет массовых данных, которые
бы позволили реконструировать бюджет крестьянского хозяйства. Крестьяне
скрывали свою безоброчную пашню и указывали в качестве тяглых наделов мизерные
участки, поэтому размеры средней запашки известны лишь в редких случаях. В Прибужском погосте Старорусского узда в 1580-х годах на
крестьянский двор приходилось 3 десятины тяглой, 5 десятин арендной земли, и,
вероятно, кое-что обрабатывалось безоброчно. В Бежецкой пятине известно много случаев, когда крестьяне безоброчно распахивали очень большие дворовые наделы[52]. Естественно
предположить, что в сложившихся благоприятных условиях крестьяне пахали
столько, сколько считали нужным - и во всяком случае, не меньше, чем раньше. Г.
Штаден свидетельствует, что в то время среди крестьян
были богатые люди; известно, что некоторые сельчане делали большие вклады в
монастыри[53]. О высоком уровне жизни
крестьян говорят и высокие оброки
монастырских «детенышей».
Таким
образом, в период, последовавший за катастрофой 70-х годов, уровень эксплуатации
крестьян не увеличился (как утверждают некоторые историки), а напротив,
значительно уменьшился – в полном соответствии с экономической теорией.
Уменьшились
не только подати, уплачиваемые землевладельцам, сокращение тяглых наделов привело к уменьшению крестьянских
платежей в казну. Реальный размер податей, платимых с одного двора, сократился
в 3-4 раза. В Новгородском уезде Шелонской пятины в
1573-88 годах реальные платежи крестьянского двора уменьшились в 5 раз! Казна
опустела; сборы с новгородских земель к 1576 году уменьшились вдвое, а к 1583
году в 12 раз[54]!
Суммируя
сказанное, можно признать, что имеются некоторые аргументы в пользу того, что
экономическое развитие России в 1500-1580-м годам соответствует общим представлениям
структурно-демографической теории. В соответствии с этими представлениями, в первой
половине XVI века имел место рост населения, который привел к нехватке
свободных земель и к относительному перенаселению в отдельных районах.
Перенаселение особенно сказывалась в некоторых пятинах новгородчины,
где недостаток земли усугублялся высоким уровнем оброков, которые крестьяне
платили своим помещикам. Эти пятины были очагами хронического недоедания и
эпидемий, и население там уменьшалось уже в первой половине XVI века. Продовольственное положение здесь было
неустойчивым и любой большой неурожай или новый налог мог привести к
катастрофическому голоду. Налоги, введенные во время Ливонской войны, особенно
тяжело ударили по депрессивным районам, и почти сразу же привели к голоду и
эпидемиям. Принятое в 1566 году решение о дальнейшем увеличении налогов стало
роковым; рост податей вызвал истощение хлебных запасов не только в депрессивных
районах, но и в более благополучных областях. В этих условиях два неурожая
породили страшный голод, а вслед за голодом пришла чума. Крымский хан воспользовался
кризисом, чтобы нанести Москве сокрушительный удар – к эпидемиологической
катастрофе присоединилась военная катастрофа. Численность крестьянского
населения намного уменьшилась; в
соответствии с общими экономическими законами это должно было привести –
и привело – к значительному уменьшению оброков и барщины. Таким образом,
согласно демографически-структурной теории, период после 1572 года можно рассматривать
как начало нового экологического цикла.
Мы не
считаем, что эта схема применения демографически-структурной теории к реальности
России является вполне обоснованной, это лишь один из гипотетических вариантов,
вокруг которого может вестись дискуссия. Возможно, в ходе этой дискуссии будут
приведены аргументы критического характера. Тем не менее, очевидно, что обсуждение применимости этой концепции к
российской действительности может быть полезным в плане лучшего понимания
природы и динамики внутренних социально-экономических процессов.
ПРИМЕЧАНИЯ
* Здесь и далее исчисление ведется в пудах «хлеба»:
четверть ржи (4 пуда) плюс четверть овса (2,7 пуда) составляют «юфть» - 6,7 пуда «хлеба». Четверть овса обычно стоила
в 2 раза дешевле ржи, поэтому цена пуда «хлеба» составляла 9/10 от цены пуда ржи.
[1] Dunning
[2] Goldstone J. A. Revolution and
Rebellion in the East Modern World. Bercley, 1991.
[3] Braudel F, Spooner F. Price in
[4]Abel W. Agrarkrisen und Agrarkonjunktur
in Mitteleuropa vom 13. bis zum 19. Jahrhundert.
Berlin. 1935; Abel W. Crises agraires en Europe
(XIIe –XXe
siecle). Paris, 1973; Postan
M. Same economic evidence of declining population in the later middle ages //
The Economic History Review. Ser. 2. 1950. Vol. 2, № 3;
Postan M. M. Essays on medieval agriculture
and general problems of medieval economy.
[5] Goldstone J. A. Op.
zit. P. 24-27, 393.
[6] Dunning Ch. Op. zit. P. 127.
[7] Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Л,. 1974. (далее - АИСЗР. Т. II) С. 267, 290; Тихомиров М. Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 104; Зимин А. А. Реформы Ивана Грозного. М., 1960. С. 86. Копанев А. И. Население Русского государства в XVI в.//Исторические записки. 1959. Т. 64. С. 237-244; Колычева Е. И. Аграрный строй России XVI века. М., 1987. С. 64.
[8] Ивина Л. И. Внутреннее освоение земель в России в XVI в. Л., 1985. С. 233.
[9] Прокопьева Л. С. «Хлебный бюджет» крестьянского хозяйства Белозерского края в середине XVI в.// Крестьянство и классовая борьба в феодальной России. Л., 1967. С. 102.
[10] Аграрная история Северо-Запада России XVI века. Север. Псков. Общие итоги развития Северо-Запада. Л. 1978. (далее - АИСЗР. Т.III) С. 178. Табл. 60. Авторы этой работы подвергались критике за то, что брали в своих расчетах слишком большую урожайность: сам-4 для ржи и сам-3 для овса (см.: Горская Н. А., Милов Л. В. Некоторые итоги и перспективы изучения аграрной истории Северо-Запада России//История СССР. 1982, № 2. С. 73-74). Тем не менее даже при столь высокой урожайности крестьянские хозяйства имели дефицит хлеба.
[11]АИСЗР.
Т.II. С. 32, 33, 42, 53, 67, 287, 290; Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 3. М., 1989. С. 312.
[12] АИСЗР. Т.II. С. 173, 373.
[13] Klapisch-Zuber
C. Plague and family life //The New Cambridge Medieval History. Vol. VII.
[14] Маньков А. Г. Указ. соч. С. 104; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 172-174.
[15] Abel W.
Crises agraires
en Europe (XIIe
–XXe siecle).
[16]Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 121; АИСЗР.
Т.II. С. 23; Никольский Н. Кирилло-Белозерский монастырь и его устройство во
второй четверти XVII
века. Т. I. Вып. 2. СПб.,1910. с. OXCII-OXCVI;
Маньков А. Г. Цены и их движение в Русском государстве
XVI века. М.-Л., 1951. С. 106; Abel W. Crises
agraires en
[17] Тихомиров М. Н. российское государство XVI-XVII веков. М., 1973. С. 142-143.
[18] Книга ключей и долговая книга Волоколамского монастыря XVI века. М.-Л., 1948. С. 31-37; Расходная книга Костромского Ипатьевского моначстыря около 1553 года упоминает оброки «детенышей» в 66-72 деньги. См.: Сборник Археологического института. 1898. С. 129. Цена четверти ржи в 1557 году составляла 40 денег (Маньков А. Г. Указ. соч. С. 106). Юфть хлеба стоила 60 денег и на годовой оброк можно купить 1,3 юфти. В книгах денежных сборов и выплат Иосифо-Волоколамского монастыря встречаются упоминания о том, что работники получали натурой на год 2 четверти ржи и 2 четверти овса (то есть 2 юфти). Всего с оброком получается 3,3 юфти. Юфть весила 6,7 пуда, 3,3 юфти - 22,1 пуда. Из расчета 300 рабочих дней в году получается 1,2 кг хлеба в день.
[19] Книги денежных сборов и выплат Иосифо-Волоколамского монастыря. 1573-1595 гг. Вып. 2. М.-Л., 1978. С. 190-204; Маньков А. Г. Указ. соч. С. 106.
[20] Каштанов С. М. К изучению опричнины Ивана Грозного// История СССР. 1963. № 2 С. 114; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 176.
[21] Скрынников Р. Г. Великий государь Иоан Васильевич Грозный. Т. I. Смоленск, 1996. С. 410, 412, 437.
[22] Для построения таблицы использованы данные Г. В Абрамовича: АИСЗР. Т.II. С. 23-27, табл. 5, 8, 9. Данные о населенности двора см. АИСЗР. Т. II. C. 185, табл. 151, С. 194, табл. 157. Пересчет на пуды хлеба осуществлен исходя из цены полпуда ржи плюс полпуда овса в 1500 году в 2,2 деньги. Величина для 1569 года получена следующим образом: из указанной работы взята цифра податей за обжу в 140 денег в 1570 году, число дворов на обжу и населенность двора взяты те же, что и 1566 году.
[23] АИСЗР. Т. II. Табл. 36.
[24] Аграрная история Северо-Запада России. Вторая половина XV-начало XVI века. Л. 1971. (далее - АИСЗР. Т. I). С. 37.
[25] Цит. по: Скрынников Р. Г. Россия после опричнины. Л., 1975. С. 162.
[26] Цит. по: Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 162.
[27] Klapisch-Zuber
C. Op. cit. P. 130; Slicher van Bath B. H. The
Agrarian History of
[28] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 178.
[29] Штаден Г. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. М., 1925. С. 92.
[30] Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе//Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 55.
[31]Цит. по: Каштанов С. М. Указ. соч. С. 115.
[32] Цит. по: Скрынников Р. Г. Указ. соч. С. 163.
[33] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 182.
[34]
АИСЗР. Т.II. С. 65, 169, 191; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 180-186; Зимин А. А. Опричнина
Ивана Грозного. М., 1964. С. 396.
[35] Postan M.
Same economic evidence of declining population in the later middle ages // The
Economic History Review. Ser. 2. 1950. Vol. 2, № 3; Postan M. M. Essays on medieval agriculture and general
problems of medieval economy. Cambridge, 1973
[36] Postan M.
Same economic evidence… P. 225, 236; Мэнкью Н.
Г. Принципы экономикс. СПб, 1999. С. 404.
[37] Postan M. Op. cit. Р. 233. Table 3.
[38] Вотчинные хозяйственные книги XVI века. Приходные, расходные и окладные книги Спасо-Прилукского монастыря 1574-1600 гг. М.-Л., 1979. С. 301-304; АИСЗР. Т.II. С. 21.
[39] Петров В. А. Слуги и деловые люди монастырских вотчин XVI века//Вопрос экономики и класовых отношений в Русском государстве XII-XVII веков. М.-Л., 1960. С.169; Шепетов К. Н. Сельское хозяйство в вотчинах Иосифо-Волоколамского монастыря//Исторические записки. 1948. Т. 18. С. 99; Тихомиров М. Н. Монастырь-вотчинник XVI века// Исторические записки. 1938. Т. 3. С. 159-160; Греков Б. Д. Очерки по истории хозяйства Новгородского Софийского Дома//Летопись занятий Археографической комиссии за 1923-25 годы. Вып. 33. Л., 1926. С. 268, 270.
[40] Книга ключей и долговая книга Волоколамского монастыря… С. 31-37; Вотчинные хозяйственные книги XVI века. Книги денежных сборов и выплат Иосифо-Волоколамского монастыря. 1573-1595 гг. Вып. 2. М.-Л., 1978. С. 190-204.
[41] Там
же; Никольский Р. Указ. соч. С. OXC-OC.
[42] Postan M.
Op. cit. Р. 236.
[43] Postan M. Op. cit. P. 236-237; История крестьянства в Европе… Т. 2. С. 329.
[44] Воробьев В. М., Дегтярев А.Я. Борьба русского крестьянства с податной политикой феодального государства в XVI-XVII вв.// Генезис и развитие феодализма. Л., 1985. С. 147-153; Шапиро А. Л. Указ. соч. С. 71-73.
[45] Мы пересчитали в пуды хлеба на двор и на душу населения данные об оброках, приведенные в АИСЗР. Т. II. C.74-75, 104-106, 127, 142, 154, 180, 182; Т. III. C. 177-178; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 64-65; Горская Н. А. Монастырские крестьяне Центральной России в XVII веке. М., 1977. С. 245; Тихонов Ю. А. Помещичьи крестьяне в России. Феодальная рента в XVII – начале XVIII в. М, 1974. С.157, 162; История крестьянства СССР с древнейших времен до Великой октябрьской социалистической революции. Т. 2. М., 1990. С. 261; Данные о налогах: Колычева Е. И. Указ. соч. С. 164-165; АИСЗР. Т. II. C. 27. Данные о ценах: АИСЗР. Т. II. C. 21; Маньков А. Г. Указ. соч. С. 104. В Каширском уезде оброк брался пшеницей: Колычева Е. И. Указ. соч. С. 66.
[46] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 70.
[47] В Иосифо-Волоколамском монастыре в 1588 году брали 20 денег с десятины. См.: Горская Н. А. Указ. соч. С. 318.
[48] Абрамович Г. В. Указ. соч. С. 80; АИСЗР. Т.II. С. 133, 218, 238-239.
[49] Колычева Е. И. Указ. соч. С. 49.
[50] Бронштейн И. Н. Семендяев К. А. Справочник по математике для инженеров и учащихся втузов. М.,1981. С. 607-608.
[51] История крестьянства СССР... С. 257; Тихонов Ю. А. Указ. соч. С. 159; Колычева Е. И. Указ. соч. С. 89-91.
[52] Шапиро А. Л. Указ. соч. С. 228; АИСЗР. Т. II. С. 239; История крестьянства Северо-Запада России. СПб., 1994. С. 109.
[53] Штаден Г. Указ. соч. С. 122; Корецкий В. И. Закрепощение крестьян и классовая борьба в России. М., 1970. С. 44.
[54] Абрамович Г. В. Указ. соч. С. 80,81; Воробьев В. М., Дегтярев А. Я. Русское феодальное землевладение от «Смутного времени» до конца петровских реформ. Л., 1986. С. 168.