Переход на главную страницу

Начатая на сайте «Клиодинамика» дискуссия о причинах русской революции выплеснулась на страницы ведущих российских журналов. Ниже мы публикуем выдержки из опубликованной в «Вопросах истории» (2010, №10), статьи одного из крупных специалистов по экономической истории России конца XIX – начала ХХ века, доктора исторических наук, профессора А. В. Островского. А. В. Островский непосредственно ссылается на материалы дискуссии, в частности, на наши статьи, многое из них заимствуя.

А.В. Островский

О модернизации России в книге Б.Н. Миронова

Почему в России произошла революция?

Вокруг этого вопроса, то утихая, то разгораясь, идут споры. В качестве примера можно привести недавнюю дискуссию на страницах электронного альманаха «Клиодинамика», материалы которой только что появились в печати¹. Продолжением этой дискуссии стала книга Б.Н. Миронова «Благосостояние населения и революции в имперской России: XVIII - начало XX века» ².

Одну из главных причин революционных потрясений советские историки видели, по В.И. Ленину, в «обострении выше обычного нужды и бедствий угнетенных классов». Представления о бедственном положении народа в России сложились еще в XIX в. и получили широкое распространение, как в революционной, так и в либеральной литературе (с. 27-47). Между тем понятие благосостояния, или жизненного уровня, настолько многомерно, а изучение его представляет собою настолько трудоемкую задачу, что, по мнению Миронова, следует «либо отказаться от попыток получить представление о динамике уровня жизни» в дореволюционной России, «либо найти альтернативные показатели». «К счастью, - пишет Миронов, - наука нашла такой альтернативный показатель». Это длина тела людей, которую можно рассматривать в качестве интегрального показателя уровня жизни - «биологического статуса» (с. 21).

…Показывая, что в 1701-1795 гг. человеческий рост в России снизился с 165,3 до 161,6 см, а в 1796-1915 гг. увеличился с 161,6 до 169,0 см (с. 242, 273), автор книги считает, что если на протяжении XVIII в. имело место ухудшение благосостояния населения (с. 243), то с конца XVIII в. до начала XX в. - улучшение (с. 279).

…На основании этого Миронов утверждает, что представления о бедственном положении трудящихся масс лишены оснований (с. 621-644), а революционные события 1905-1907 гг. и 1917 г. были результатом идеологической войны, которую организовала против существующего режима «контрэлита», использовавшая для дискредитации власти миф о якобы растущих бедствиях народа (с. 661-674).

…Возникает вопрос и о степени достоверности реконструированной автором динамики антропометрических изменений. Использованные им данные о росте военнослужащих делятся на две неравнозначные группы: выборочные (индивидуальные) и сплошные (суммарные). Первые охватывают весь указанный период, вторые только 1853-1892 годы (с. 160-163, 185). Это означает, что построенный автором динамический ряд за 220 лет имеет неоднородную основу. Если картина изменений, относящихся к 1853-1892 гг. (у автора 1851-1895), может быть близкой к действительности, то применительно к 1701-1850 и 1896-1915 гг. она во многом является гипотетической (в первом случае выборка составляет около 2%, во втором - не более 0,2% (с. 242, 273, 303, 473).

К тому же обработка даже наиболее надежных «сплошных» данных, как это ни странно, привела автора к трем совершенно разным результатам. В 2002 г. на их основании он получил следующую динамику роста военнослужащих: 1853-1857 гг. -162,2 см, 1858-1862 гг. - 162,0, 1863-1867 гг. - 162,1, 1868-1872 гг. - 163,4, 1873-1877 гг. - 164,2, 1878-1880 гг. - 164,7, 1881-1884 гг. - 164,9, 1885-1888 гг. - 165,1, 1889-1892 гг. - 165,1см³.

А вот как выглядит динамика (реконструированная на основании того же самого источника) в новой книге Миронова: 1851-1855 гг. - 164,7, 1856-1860 гг. - 164,7, 1861-1865 гг. - 164,5, 1866-1870 гг. - 165,2, 1871-1875 гг. - 166,6, 1876-1880 гг. -167,1, 1881-1885 гг. - 167,5, 1886-1890 гг. - 167,7 и 1891-1895 гг. - 167,4 см (с. 185).

Если оставить в стороне еще один, промежуточный вариант (с. 473), получается, что в 2002 г. средний рост новобранцев составлял 163,7, во втором (2009 г.) - 166,2 сантиметра. За семь лет они «подросли» на 2,5 сантиметра. В чем причина такого расхождения, автор не объясняет.

…Основания для сомнений дают и другие факты. Если, по индивидуальным данным, рост рекрутов 1816-1855 гг. рождения (1841-1876 гг. призыва) сначала сократился с 165,6 (1816-1820 гг.) до 164,5 см (1831-1835 гг.), затем увеличился до 165,8 см (1851-1855 гг.) (с. 273), то чем объяснить, что с 1844 по 1874 г. ростовой ценз был трижды изменен. В 1845 г. с 36 вершков (160 см) до 35,5 вершка (157,8 см), в 1854 г. до 35 вершков (155,6 см), в 1874 г. до 34,5 (153,4 см), за 30 лет на 6,6 см (с. 102). Может быть, это было связано с резким возрастанием набора в армию? Ничего подобного: в 1831-1840 гг. набиралось в год в среднем около 65,6 тыс. рекрутов (это 3,1% мужчин в возрасте от 18 до 60 лет), в 1841-1850 - 80,7 тыс. (3,7%), в 1851-1860 -82,4 тыс. (3,6%) (с. 303). Но тогда напрашивается вывод, что пойти на понижение ростового ценза правительство заставил снизившийся в эти годы рост рекрутов.

…О том, что вопрос о репрезентативности индивидуальных данных остается открытым, свидетельствует их сопоставление с суммарными сведениями за 1840-1855 гг. (рекруты 1816-1835 гг. рождения). Обнаруживается принципиальное расхождение между двумя этими источниками: если индивидуальные, выборочные данные (ИД) рисуют картину снижения роста рекрутов с 165,6 до 164,4 см, то суммарные, сплошные данные (СД) - увеличение: с 166,4 до 167,1 см (с. 174-175). Подобные расхождения обнаруживаются между этими данными и для периода 1851-1895 гг. (с. 185):

Динамика роста военнослужащих в 1851-1895 гг. (в см)

	1851-1855	1856-1860	1861— 1865	1866— 1870	1871— 1875	1876-1880	1881— 1885	1886-1890	1891— 1895
ид сд Разница	165,8 164,7 +1,1	165,9 164,7 +1,2	165,4 164,5 +0,9	165,5 165,2 +0,3	165,8 166,6 –0,8	165,5 167,1 -1,6	166,1 167,5 -1,4	166,4 167,7 -1,3	165,8 167,4 -1,6

…Еще один вопрос связан с логикой расчетов. Как явствует из теоретической главы, рост взрослого человека, по мнению автора, отражает условия его жизни с момента рождения до времени физического созревания. Поэтому, казалось бы, динамика изменений роста будет прослежена для 20-25 летнего возраста.

Между тем, в противоречии с этим, статистические данные о росте «привязаны» не к году измерения роста, не ко времени физического созревания, а к году рождения.

…Таким образом, антропометрическая часть рассматриваемой книги не позволяет пока делать какие-либо заключения о реальной динамике роста не только всего мужского населения, не только взрослого мужского населения, но и военнослужащих России, и тем более использовать этот материал для характеристики жизненного уровня населения страны.

Посмотрим теперь насколько нарисованная автором картина антропометрических изменений согласуется с другими фактами. Это тем более необходимо, что Миронов предлагает ответ не только на вопрос о причинах революции 1917 г., но и на тот вопрос, вокруг которого идут споры среди биологов: от чего зависит динамика роста человека? Если одни авторы полагают, что здесь за пределами генетики главную роль играют природные факторы (например, ультрафиолетовая радиация), то другие - социальные. Нет единства и во второй группе авторов: одни из них делают упор на повышении мобильности людей, другие - на изменении их благосостояния (с. 130-140).

Еще совсем недавно Миронов, как и подавляющее большинство его коллег, вслед за Лениным считал, что XIX - начало XX в. характеризовались обострением нужды и бедствий народных масс. «До начала самостоятельного изучения проблемы благосостояния, - признается автор рассматриваемой книги, - я разделял господствующее в отечественной и зарубежной историографии мнение о снижении уровня сельскохозяйственного производства и понижении вследствие этого уровня жизни населения в XIX - начале XX в. Новые данные, обнаруженные мной, заставили меня отказаться от этой парадигмы» (с. 139).

Никто не застрахован от ошибок. Но только настоящий ученый способен признавать свои ошибки и преодолевать их. Что же за «новые данные» были обнаружены Мироновым, и насколько они способны поколебать сложившиеся представления?

Характеризуя проделанную им работу, Миронов пишет, что она «опирается на всю совокупность накопленных к настоящему времени сведений о социально-экономическом развитии страны» за этот период (с. 621). Не всякий автор может похвастаться такой фундаментальностью.

Но если нарисованная им картина роста благосостояния населения в 1796-1860 гг. соответствует действительности, почему этого не видели современники? Почему существовали крестьянские недоимки? ⁴ Почему рос крестьянский отход? ⁵. Что гнало крестьян из деревни в город?

...Как же на этом фоне, от которого Миронов отвлекается, ему удалось получить радужную картину экономического процветания России?

Результаты своих «открытий» на этот счет он воплотил в таблице VI.8 «Оценка потребления хлеба и картофеля населением 50 губерний Европейской России в 1801-1860 гг.». Она показывает, что земледельческое производство Европейской России не только удовлетворяло продовольственные и фуражные потребности страны, но и давало некоторые излишки: в 1800-е годы (при указанной автором норме 305 кг) чистый сбор составлял 365 кг на душу крестьянского населения, в 1810-е - 369 кг., в 1820-е - 309, в 1830-е - 319, в 1840-е - 362, 1850-е годы - 333 кг (с. 284).

Правда, к таким результатам Миронов пришел не сразу. В 2002 г. у него фигурировали не только более низкорослые новобранцы, но и более низкий уровень производства, которое в 1850-е годы давало только 285 кг зерна на душу крестьянского населения, что не позволяло удовлетворять не только фуражные, но и продовольственные потребности ⁸.

Неизвестно, как Миронов за семь лет сумел поднять средний рост новобранцев 1851-1895 гг. рождения, но о том, как ему удалось поднять уровень дореформенного земледелия, судить можно. Если первоначально он с доверием использовал данные официальной урожайной статистики, то затем она была поставлена под сомнение. …Миронов, опираясь, если верить ему, на губернаторские отчеты, увеличил официальные показатели о сборе хлебов и картофеля на 10%. Губернаторские отчеты не публиковались. Поэтому можно было бы ожидать ссылку на архивы, но в книге в качестве источника указаны только исследования Е. Зябловского, И.Д. Ковальченко и В.К. Яцунского (с. 284-285, 355).

И здесь возникает следующая проблема. У Зябловского (правда, в другой части и на другой странице указанной книги) имеются сведения о сборе хлебов за 1801-1804 годы. Яцунский привел усредненные показатели за 1802-1811 и 1857-1863 годы. Наиболее полные данные содержатся в статье Ковальченко, но в ней за 1810-е годы они относятся только к 16 губерниям, за 1820-е годы - к 10 губерниям, за 1830-е годы подобные сведения вообще отсутствуют⁹. Как же Миронов сумел получить усредненные по десятилетиям показатели о сборе хлебов за все 60 лет и по всем губерниям? Ответа на этот вопрос в книге нет.

Но дело не только в этом. До 1895 г. правительственные органы собирали сведения о сборе хлебов в четвертях¹⁰, тогда как в рассматриваемой книге все показатели в тоннах и килограммах. Каким образом четверти переведены в тонны и килограммы, не разъяснено. Между тем, по данным 1896-1900 гг., четверть яровой пшеницы весила 9,1 пуда, ржи - 8,3, ячменя - 7,1, четверть овса - 5,2 пуда¹¹, а в указанных Мироновым «источниках» хлеба не подразделялись на отдельные культуры. Как он вышел из этого положения, мы тоже не знаем. Поэтому исходные данные таблицы VI.8 можно рассматривать лишь как гипотетические, неизвестно откуда и каким образом полученные.

Однако даже на их основе автору не удалось доказать, что в 1801-1860 гг. динамика роста рекрутов находилась в соответствии с динамикой земледельческого производства. Проделав расчет хлебного баланса (в килограммах на душу крестьянского населения), Миронов получил следующую картину (с. 284):

Показатели	1800-е	1810-е	1820-е	1830-е	1840-е	1850-е
Хлеб [кг] Рост [см]	365 162,7	369 164,3	309 164,0	319 164,5	362 164,9	333 164,5

На первый взгляд - перед нами полная согласованность колебаний обеспеченности крестьянства хлебом и среднего роста рекрутов. Но если для большей наглядности разделить 1801-1860 гг. на два тридцатилетия, то, вопреки утверждению Миронова, обнаружится: рост рекрутов имел тенденцию к увеличению (163,7 и 164,6 см), обеспеченность хлебом - к сокращению (348 и 338 кг).

…Посмотрим теперь, насколько реконструированный автором уровень развития земледелия отвечал потребностям населения. Самым слабым звеном в расчетах Миронова является неизвестно откуда взятая им фуражная норма - 18 кг в год на человека.

Экономисты середины XIX в. считали необходимым для фуража около четверти хлеба на человека. Даже если взять только овес, это 5 пудов, или 80 (а не 18) кг¹³. Миронов без возражений приводит мнение И. Вильсона о том, что «на каждую лошадь в год» требовалось «2,5 четверти» зерна (с. 354). А поскольку в 1850-е годы среднее поголовье лошадей составляло 25 млн¹⁴, для их содержания, согласно этой норме, требовалось 62,5 млн четвертей, что в расчете на 56 млн человек населения (с. 284) дает 1,12 четверти, или же, если взять овес, около 5,6 пуда, то есть 90 кг на душу населения.

Неудивительно, что норма в 18 кг вызвала возражения со стороны специалистов, обративших внимание Миронова на то, что в 1917 г. Временное правительство считало необходимым для фуража 7,1 пуда (116 кг) зерна в расчете на душу населения¹⁵. Миронов может не соглашаться с приведенным возражением. Но после этого он обязан а) объяснить, почему фуражная норма Временного правительства представляется ему завышенной и б) привести аргументы в обоснование своей нормы. В противном случае его молчание означает сознательное повторение ошибки.

…Если внести в расчеты Миронова только эту поправку, обеспеченность населения хлебом сократится с 303 до 243 кг на человека. Налицо продовольственный дефицит, который не могло полностью восполнить даже производство картофеля.

Таким образом, Миронов не сумел доказать, что накануне отмены крепостного права, в 1801-1860 гг., обеспеченность населения хлебом и картофелем возрастала и земледельческое производство полностью обеспечивало продовольственные и фуражные потребности страны. Благостная картина у автора рассматриваемой книги получилась не потому, что ему удалось использовать «всю совокупность накопленных к настоящему времени сведений» и обнаружить «новые материалы» по истории дореформенного сельского хозяйства, а потому, что он намеренно или бессознательно проигнорировал некоторые хорошо известные факты.

…Между тем в книге представлена не первая, а уже третья авторская версия расчета хлебофуражного баланса Европейской России за 1861-1913 гг. (кг надушу сельского населения):

Версии	1860-е годы	1870-е годы	1880-е годы	1890-е годы	1909-1913 годы
2002 г. 2008 г. 2009 г.	280 320 320	262 317 317	262 317 317	301 374 374	359 356 422

Источники: МИРОНОВ Б.Н. «Сыт конь - богатырь, голоден - сирота»: питание, здоровье и рост населения России во второй половине XIX - начале XX в. - Отечественная история, 2002, № 2, с. 37; ЕГО ЖЕ. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX - начале XX в. - Уральский исторический вестник, 2008, № 3(20), с. 92; ЕГО ЖЕ. Благосостояние населения и революции в императорской России. М. 2009, с. 293.

Первая версия (2002 г.) дает основание думать, что тогда автор с доверием использовал официальные данные о сборах хлеба и картофеля и не оперировал продовольственными и фуражными нормами. Вторая версия (2008 г.), судя по всему, была связана с введением продовольственных и фуражных норм и корректировкой официальных данных о сборе хлеба и картофеля за 1861-1900 гг. в сторону их увеличения на 10%. Для версии 2009 г. характерно распространение 10% поправки не только на 1861-1900, но и на 1909-1913 годы. Это видно из примечаний к соответствующим таблицам: 2008 г.: «За 1860-1900 гг. по сведениям губернаторских отчетов, за 1909-1913 гг. - по сведениям ЦСК без 10% поправки»²¹. 2009 г.: «За 1851-1900 г. - по сведениям губернаторских отчетов, за 1909-1913 г. - ЦСК» (с. 293).

Исследователь не только имеет право, но и обязан корректировать результаты своей работы, если удается привлечь новые источники, усовершенствовать методику или же обнаружить допущенные ошибки (кто не ошибается?). Проблема в другом: насколько обоснована предпринятая Мироновым корректировка и какими целями вызвана? Поскольку во всех трех случаях сам автор весьма неопределенно указал использованные им источники и не раскрыл методику их обработки, попробуем хотя бы понять смысл его действий.

Прежде всего, обращает на себя внимание даваемая им характеристика официальной урожайной статистики второй половины XIX - начала XX века. Считая (без всякого обоснования), что данные ЦСК об урожаях ниже подобных же данных Департамента земледелия и земств, Миронов пишет: «Еще менее обнадеживающий результат дала проверка точности сбора хлебов, проведенная ЦСУ в 1920-е годы. Столкнувшись с фактом якобы дефицита хлеба при его фактическом избытке, государственная статистика стала применять балансовый метод проверки по потреблению. Суть метода сводилась к учету всех потребителей зерновых (семенные фонды, экспорт, армия, промышленность и личные нужды) по фактическому потреблению, о чем имелись соответствующие сведения. Оказалось, что итоги валовых сборов по сведениям ЦСК за 1906-1914 гг. были занижены примерно на 19,3%, в том числе на 9% по урожайности и на 10% по посевам... Другими словами, по расчету ЦСУ, даже более или менее удовлетворительные данные ЦСК в дореволюционное время занижали уровень урожаев на 9-10%, примерно столько же - величину посевов, а валовые сборы в целом - на 19-20%. Поэтому Госплан некоторое время приводил в своих изданиях величину предвоенных урожаев с надбавкой в 19%» (с. 292).

Отмечая, что данные губернаторских отчетов были на 7% ниже данных ЦСК (с. 290), Миронов делает заключение: «Следовало бы внести 27%-ю поправку в данные губернаторских отчетов за 1861-1900 гг. и 20%-ю поправку в сведения ЦСК за 1909-1913 гг.» Логично. Однако, вопреки этому, он счел необходимым ограничиться 10% поправкой для всего периода с 1861 по 1913 г. (с. 292-293). И можно понять, почему. Дело в том, что дифференцированная корректировка (одна, более высокая, для 1861-1900 гг., другая, более низкая, для 1909-1913 гг.) изменила бы динамику зернового производства, а следовательно, динамику обеспеченности населения хлебом, видимо, в нежелательном для автора направлении.

Насколько же обоснованны критика урожайной статистики ЦСК и произведенная автором корректировка официальных данных о сборах зерна и картофеля?

Заявляя о необходимости 19%-ной поправки, автор не указал, какие источники навели его на эту мысль, и прошел мимо сделанного ему ранее возражения: в действительности ЦСУ СССР не пересматривало данные ЦСК МВД о дореволюционных сборах хлеба, а упомянутая балансовая проверка была сделана в стенах Госплана СССР ²². Причем, упоминая о ней, С.Г. Струмилин в 1924 г. характеризовал ее результат лишь как «предположение». Частично методика «балансового метода» раскрыта Н. Аделунгом: суть его заключалась в том, что сначала было определено, сколько накануне первой мировой войны требовалось хлеба. Затем полученный результат был сопоставлен с данными ЦСК о реальном сборе хлеба в указанные годы и обнаружено, что потребное количество на 19% превышало сбор ²³.

Подобный метод был бы приемлем для проверки официальной урожайной статистики только в одном случае - если бы имелись источники о «фактическом потреблении» хлеба в дореволюционной России. Однако, вопреки утверждению Миронова, таких источников нет. И он хорошо это знает. Если бы такие источники существовали, ему не нужно было бы определять потребление хлеба в России начала XX в. расчетным путем. Все опыты расчета хлебного баланса (Госплан в этих попытках не был ни первым, ни последним²⁴) имеют лишь ориентировочный характер, а поэтому не могут служить опорой для проверки точности урожайной статистики. Главный недостаток «балансового метода» заключается в следующем: то, что могло быть, рассматривается как то, что якобы было на самом деле. Поэтому нет никаких оснований использовать предложенный Госпланом 19%-ный поправочный коэффициент.

Не приводит Миронов убедительных доказательств и для обоснования 10%-ной корректировки данных ЦСК за 1909-1913 годы. «Суммируем все оценки точности урожайной статистики, - пишет он. - Если наименее достоверные сведения губернаторских отчетов об урожаях на крестьянских землях принять за сто, то данные ЦСК были на 6,95 выше, Департамента земледелия - на 12,9% выше, земских корреспондентов - на 14% выше в 1883-1889 гг. (Фортунатов) и на 13,2% выше в 1890—гг. (Виноградова)». Отмечая далее, что сопоставление данных ЦСК о посевных площадях с данными сельскохозяйственной переписи 1916 г. обнаруживает расхождение в «3% в пользу переписи», Миронов делает следующий вывод: «Если за достоверные принять данные земств и сельскохозяйственной переписи 1916 г., то ЦСК в г. в общероссийском масштабе занизил сборы хлебов, по крайней мере, на 10,2%, в том числе на 13,2% вследствие преуменьшения урожайности и на 3% - по причине завышения посевов» (с. 290).

Здесь концы не сходятся с концами. В начале приведенной цитаты прямо сказано, что 13,2% - это превышение земских данных не над данными ЦСК, а над данными губернаторских отчетов (причем только на крестьянских землях), которые приняты за 100%. Если бы автор был последователен, он должен был из 10,2% вычесть 6,95%. И тогда превышение земских показателей над показателями ЦСК составило бы 5,2%.

Однако и этот коэффициент не имеет под собой оснований. Во-первых, Н.М. Виноградова, на которую ссылается автор, вообще не рассматривала губернаторские отчеты, во-вторых, она установила, что разные земства использовали разные способы сбора сведений об урожаях. Там, где данные поступали от добровольных корреспондентов, они были выше данных ЦСК, там, где их собирали местные чиновники и волостные правления - ниже данных ЦСК. В связи с этим по отношению к показателям ЦСК земские данные колебались от +15% (данные добровольных корреспондентов) до -11% (данные местной администрации)²⁵. Если же вывести средний показатель для всех рассмотренных Виноградовой способов сбора информации, получим превышение земских данных над данными ЦСК всего лишь на 2%, что не выходит за рамки допустимой статистической погрешности.

Но действительно ли сведения ЦСК были менее точными? Начиная с 1883 г. ЦСК направлял в каждую волость сначала по шесть, потом по 12 бланков: половину для частных владельцев, половину для крестьян. Сведения о частных владельцах собирали чины полиции, о крестьянах - волостные писари со слов опрашиваемых ими крестьян. Поскольку на рубеже XIX—XX вв. в Европейской России насчитывалось около 12 тыс. волостей, ежегодно ЦСК обрабатывал около 140 тыс. анкет. Это примерно 2800 анкет на губернию ²⁶.

Департамент земледелия собирал сведения об урожаях через добровольных корреспондентов, в качестве которых выступали помещики и крестьяне. Первоначально их было около 1300, к началу 1900 г. стало 7500. Это означает, что в начале XX в. на губернию приходилось не более 150 корреспондентов, в то время как ЦСК рассылал в каждую губернию около 3000 анкет. Следовательно, по степени охвата обследуемых хозяйств данные ЦСК почти в 20 раз превосходили данные Департамента земледелия. При этом «корреспонденты» ЦСК равномерно распределялись по территории страны, чего нельзя сказать о добровольных корреспондентах Департамента земледелия. Поскольку волостей было около 12 тыс., а уездов - 504, получается, что на уезд приходилось более 20 волостей. Между тем в 1900 г. Департамент земледелия только в 86 уездах (17%) имел 20 и более корреспондентов, то есть более одного на волость, в 219 уездах (44%) - от 10 до 19 корреспондентов, и в 197 (39%) от 1 до 9 ²⁷. Это значит, что большинство волостей не было охвачено обследованием.

Добровольные корреспонденты сами заполняли присланные им анкеты. Следовательно, это были грамотные и, значит, более состоятельные хозяева. Анкеты, рассылаемые ЦСК, заполнял волостной писарь со слов крестьян. По этой причине ЦСК обследовал не только грамотных крестьян, но и неграмотных. В отличие от Департамента земледелия ЦСК стремился охватить все виды крестьянских хозяйств: треть рассылаемых им бланков предназначалась для малоземельных крестьян, треть - для средних и треть - для многоземельных²⁸.

По наблюдению В.Г. Михайловского, «цифры тем ниже, чем больше число показаний», потому что при малом числе корреспондентов «преобладают сведения о более культурных и наилучше поставленных хозяйствах»²⁹. От этого, как считала Виноградова, сведения ЦСК о зерновом производстве были гораздо точнее, чем данные Департамента земледелия и земств, собранные через добровольных корреспондентов, и в ЦСК «устанавливали уровень урожаев очень близко к действительности»³⁰. Следует также иметь в виду, что сведения ЦСК дают представление о так называемом биологическом урожае, то есть о том, который можно было собрать. Между тем часть посевов погибала, часть урожая терялась при транспортировке. На показатели влияло и то, что на смену овинной сушке зерна перед обмолотом входила в практику сушка обмолоченного зерна, отчего сокращался его первоначальный вес (неслучайно в советское время было введено понятие амбарного сбора).

Таким образом, ЦСК использовал самую массовую и наиболее совершенную систему сбора сведений об урожаях.

Миронову не удалось доказать необходимость использования 10% поправочного коэффициента не только для данных ЦСК за 1909-1913 гг., но и для всех 1890-х годов. Во-первых, необходимо учитывать, что с середины 1890-х годов губернские статистические комитеты отказались от самостоятельного сбора сведений о посеве и сборе хлебов и при составлении губернаторских отчетов стали использовать данные ЦСК. Во-вторых, есть основания думать, что происшедшее к тому времени совершенствование деятельности ЦСК привело к повышению точности его данных и увеличению за счет этого подесятинных сборов³¹.

Чтобы реконструировать реальную динамику зернового производства в 1861-1900 гг., необходимо проделать кропотливую источниковедческую работу, которая пока еще ждет исследователя.

Насколько же соответствует действительности предложенный Мироновым расчет хлебофуражного баланса за 1909-1913 годы?

Согласно приводимым им данным, в 1909-1913 гг. валовой сбор зерна и картофеля официально составлял 68,6 млн т., с поправкой на 10% - 75,46 млн; 11,42 млн т шло на семена. Следовательно, чистый сбор достигал 64,04 млн т, что дает в расчете надушу населения (120,6 млн человек) - 531 килограмм. При используемой автором норме 305 кг (287 - на продовольствие, 18 - на фураж) избыток - 226 кг, почти 75%! Потрясающий результат (с. 293).

Правда, данные итоговой таблицы VI.12 почему-то расходятся с данными таблицы VI.10 (с. 287 и 293).

Чистый сбор зерновых и картофеля в Европейской России на душу населения (кг в год):

Таблицы	1860-е	1870-е	1880-е	1890-е	1909-1913
VI.10 VI.12	316 369	383 392	406 403	454 457	462 531

Оставляя это расхождение на совести автора и учитывая, что он не сумел обосновать необходимости корректировки показателей ЦСК, посмотрим, насколько отразившийся в приводимых автором официальных данных уровень земледельческого производства начала XX в. позволял обеспечивать продовольственные и фуражные потребности страны.

Самым слабым местом в расчетах Миронова и на этот раз является определение расхода зерна на фураж. Отмечая убедительность «балансового метода» Госплана для корректировки данных ЦСК о сборе хлеба, он почему-то не стал использовать некоторые положенные в его основу показатели. Это касается и продовольственной нормы, которая была взята в объеме 17,8 пуда зерна и 8,7 пуда картофеля на человека, что при использованной Мироновым норме перевода картофеля в хлеб (3 к 1), дает 20,7 пуда (331 кг) и фуражной нормы - 9,8 пуда (157 кг) зерна на человека в год, а всего 30,5 пуда, 488 килограммов³².

О степени точности взятой автором фуражной нормы (18 кг на человека в год) позволяет судить дореволюционная справочная литература, которая определяла дневную норму для лошади в размере 2 гарнцев (или 8,8 фунтов), то есть 3,5 кг ³³. Временное правительство сократило эту норму до 8 фунтов. Первоначально она использовалась в РККА, затем была увеличена до 10 фунтов ³⁴. Допустим, что лошади получали только овес и только в период работы, поэтому сократим 8-фунтовую норму вдвое. По приводимым автором сведениям, накануне войны общее поголовье лошадей составляло около 19 млн (с. 294). Следовательно, на его содержание требовалось не менее 11 млн тонн, или 90 кг в год на человека.

Временное правительство определяло фуражную норму для крупного рогатого скота в 4 фунта зерна. Возьмем только период стойлового содержания (195 дней)³⁵, и при общем поголовье крупного рогатого скота накануне войны в 27 млн голов (с. 294) получим еще 8,5 млн т, что дает на душу населения около 70 килограммов. Но, кроме лошадей и крупного рогатого скота, хлеб использовался для кормления овец, коз, свиней, птицы. Это еще не менее 30 кг на душу населения. Итого, как минимум, 190 килограммов.

Если теперь мы возьмем приводимые Мироновым официальные данные о сборе зерновых и картофеля (57,18 млн т на 120,6 млн человек = 474 кг на душу населения) (с. 293) и вычтем 190 кг на фураж, останется 284 килограмма. Следовательно, зерновое производство дореволюционной России могло по минимуму удовлетворить продовольственные потребности населения, но фуражного зерна не хватало. Это становится особенно очевидным, если учесть хлебный экспорт.

Доказать обратное Миронову не удалось. Не помогла ему и 10% корректировка официальных данных. Согласно его расчетам, при чистом сборе зерна и хлеба в размере 531 кг на человека, 98 кг вывозилось за границу, 10 кг шло на винокурение, 287 кг требовалось на продовольствие, итого 395. Остается на фураж 136 (вместо необходимых 190) килограммов.

Важное место в рассматриваемой книге занимает проблема повинностей, налогов и других платежей… рассматривая эту динамику только на основании данных о подушной и оброчной подати, Миронов сознательно исказил ее, так как рост государственных налогов заключался не только в увеличении подушной подати, но и в появлении новых прямых налогов, таких, например, как земская повинность, которая приобрела денежный характер на основании законов 2 мая 1805 и 14 июня 1816 года³⁶.

…Все это вместе взятое означает, что в первой половине века вместо «снижения тяжести налогов и повинностей» у государственных крестьян, о котором говорится у Миронова, происходило усиление налогового гнета.

Как показали еще в 1960-е годы на примере Московской, Орловской, Рязанской и Тверской губерний И.Д. Ковальченко и Л.В. Милов, подобным образом возрастала и эксплуатация оброчных помещичьих крестьян⁴⁰… По словам Миронова, если внести в расчеты Ковальченко-Милова поправки, «то не обнаружится и относительного обеднения» (с. 304-311).

Однако, используя эти расчеты, он игнорирует тот факт, что крестьянский доход от земледелия был получен названными авторами путем деления на «число крестьянских душ» стоимости всего, в том числе и помещичьего хлеба, причем без учета различий между барщинными и оброчными крестьянами, что привело к завышению ими крестьянского дохода от земледелия⁴¹.

…Признавая увеличение численности и доли барщинных крестьян в первой половине XIX в., Миронов считает «благоразумным» вывод, что накануне отмены крепостного права «уровень барщины» не изменялся, а благосостояние барщинных крестьян увеличивалось. Использованные им данные Ковальченко о помещичьих и крестьянских посевах показывают, что на протяжении 1842-1860 гг. их соотношение оставалось практически на одном уровне - 38% (с. 311-312).

…Данные о соотношении площади посевов могут служить косвенным показателем лишь для характеристики так называемой полевой барщины. Но ведь, кроме этого, крестьяне косили сено, ухаживали за скотом, заготавливали дрова, производили ремонт барской усадьбы, выполняли другие работы. Поэтому можно утверждать: к середине XIX в. степень барщинной эксплуатации превышала 40%, а в ряде губерний и 50%, что, по всей видимости, было пределом, за которым происходило нарушение простого воспроизводства крестьянского хозяйства. Еще недавно Миронов тоже считал, что накануне отмены крепостного права помещичьи крестьяне трудились на барщине половину всего рабочего времени⁴⁴. В рассматриваемой книге он отказался от этого.

…Попытку Миронова определить тяжесть барщинной повинности тоже следует признать неудачной. В итоге ему не удалось доказать, что на протяжении в первой половины XIX в. имело место ослабление эксплуатации всех категорий крестьянства и что накануне отмены крепостного права она была незначительной.

Сенсационный характер имеет и та часть книги, которая посвящена переоценке тяжести эксплуатации крестьянства в пореформенный период.

...«Таким образом, - утверждает Миронов, - налоговый пресс на крестьянство в пореформенное время уменьшился, а чистый остаток после оплаты налогов возрос» (с. 326-328).

Вывод потрясающий. Получается, что после отмены крепостного права реальная тяжесть «налогового пресса» уменьшилась более чем в три раза. Но ведь Миронов сам признает, что сокращение прямых налогов сопровождалось возрастанием косвенных. Следовательно, говорить об уменьшении «налогового пресса» только на основании сокращения прямых налогов нельзя.

Между тем приведенная автором таблица не дает реального представления и о роли прямых налогов. Прежде всего возникает вопрос о ее источниках. «Источники, - говорится на с. 327, - указаны в примечаниях к табл. VI.20, VI.21, VI.26 и VI.27». Но никаких примечаний таблицы VI.20 и VI.21 не имеют (с. 308-309). Таблица VI.26 содержит ссылку лишь на издание «Понижение выкупного платежа по указу 28 декабря 1881 г.» (СПб. 1885) (с. 323), а таблица VI.27 - ссылку на материалы бюджетных исследований 1877-1901 гг. в материалах «Комиссии центра» (с. 325).

На основании каких источников и каким образом Миронов определил размер доходов и повинностей казенных и удельных крестьян 8 губерний в 1850-е годы?

Почему для решения этой задачи он избрал только 8 неведомо каких губерний, если тогда же подобные сведения были собраны в результате кадастрового описания по 18 губерниям Европейской России?

Что касается помещичьих крестьян четырех губерний, то это скорректированные данные Ковальченко-Милова, о которых уже шла речь, и «прямые налоги» по этим четырем губерниям включают в себя не только подушную подать, но и оброк, который, как известно, к налогам не относится. Есть основания утверждать, что в состав «повинностей» государственных крестьян тоже входит не только подушный налог, но и оброчная подать (ср.: с. 300 и 327). Но если так, то «прямые налоги» 1850-х годов несопоставимы с «повинностями» 1877-1901 гг. и вся таблица VI.29 лишена смысла.

С данными 1877-1901 гг. все более или менее понятно: автором использованы бюджеты кустарей по 11 губерниям и крестьян - по семи. «11 губерний» могли бы произвести впечатление, но в них было обследовано лишь 71 хозяйство (по 6-7 хозяйств на губернию). Более массовый характер имеют обследования крестьянских хозяйств - 1717 бюджетов. Однако 1313 из них - это бюджеты по одной Калужской губернии, а далее следуют: Воронежская - 263 бюджета, Херсонская - 126, Кубанская - 7, Тульская - 6, Саратовская и Тверская - по одному (с. 325). Очевидно, что для анализа платежей представляют интерес только бюджеты трех губерний.

Неужели в дореволюционной России не проводилось других бюджетных обследований? На с. 811 автором упомянута книга Н.Н. Кореневской, из которой явствует, что до 1901 г. было обследовано не менее 6682 крестьянских хозяйств, бюджеты которых опубликованы. Опубликованы бюджеты еще 3140 хозяйств 10 губерний за последующие годы вплоть до начала первой мировой войны⁴⁹. Почему из почти 10 тысяч опубликованных крестьянских бюджетов Миронов выбрал только указанные 1717, в книге не объясняется. Не сказано также, почему автор проигнорировал данные А.М. Анфимова о налогах и платежах крестьян как раз на 1901 год. Хотя, возможно, объяснение следует искать в том, что по расчетам Анфимова, на рубеже XIX—XX вв. денежные платежи крестьян составляли не 3,01 руб. на душу населения, как у Миронова, а почти в три раза больше - 8,7 рубля ⁵⁰.

В действительности в начале XX в. степень эксплуатации крестьянства должна была быть еще выше. Во-первых, Анфимов занизил косвенные налоги, во-вторых, не учел характер отработок, в-третьих, не принял во внимание ножницы цен как внутри страны, так и на мировом рынке⁵¹, в результате чего часть создаваемого в деревне и поступавшего на рынок национального дохода отчуждалась бесплатно⁵².

Утверждение о трехкратном ослаблении «налогового пресса» дополняется другим потрясающим открытием. «Понижение бремени платежей, - пишет Миронов, - стало возможным благодаря росту доходности сельского хозяйства, которое к 1913 г. стало более доходной отраслью, чем прежде: с 1900 по 1913 г. доход от земледелия вырос на 86%, от скотоводства - на 108%», то есть почти вдвое (с. 328).

Картина впечатляющая, особенно если учесть, что за эти 13 лет Россия пережила три неурожая: 1901, 1906 и 1911 годов. Но откуда приводимые цифры? Автор ссылается на Анфимова, а он в свою очередь - на исчисления, выполненные в свое время под руководством С.Н. Прокоповича⁵³. Согласно этим исчислениям, объем сельскохозяйственной продукции, то есть земледелия и животноводства, за 1900— 1913 гг. действительно увеличился с 3,8 до 7,4 млрд руб., то есть примерно в два раза. Однако поправка на рост цен меняет эту картину. В ценах 1900 г. доход от земледелия и животноводства накануне первой мировой войны достигал лишь 5,0 млрд руб. Поэтому прирост стоимости сельскохозяйственной продукции составил не 100, а 32%⁵⁴. Еще более скромной получится картина, если сделать поправку на изменение численности населения (1900 г. - 98,4 млн человек, 1913 г. - 124,6 млн). В первом случае мы получим 38,8 руб. на душу населения, во втором - 40,5 руб., что дает прирост в размере 1,7 руб., или 4,5%.

Таким образом, и здесь оглушительные успехи дореволюционного сельского хозяйства - это результат манипулирования цифрами. Подобный характер имеют и другие «открытия», которыми изобилует книга.

…Нельзя не коснуться вопроса о расходах на водку. Несмотря на то, что ее душевое потребление сократилось, питейный доход возрос с 1,86 руб. (1863 г.) до 4,70 руб. (1906-1910 гг.) на душу населения, то есть в 2,5 раза (с. 556). Этот показатель Миронов тоже готов рассматривать как показатель роста благосостояния крестьянского населения (с. 555). Однако при этом он упустил из вида, что, как уже упоминалось, только с 1900 по 1913 г. цены на сельскохозяйственные продукты повысились почти в полтора раза. Это значит, что 4,70 руб. 1910 г. стоили примерно 3,15 руб. 1900 года. В 1851-1900 гг. рубль тоже обесценивался. На лондонской бирже за полвека его курс упал почти в два раза ⁵9. Поэтому никаких оснований говорить о реальном увеличении расходов на водку, тем более в 2,5 раза нет.

Еще в дореволюционной литературе была поставлена проблема избытка рабочих рук в деревне. Советские историки спорили, вело ли аграрное перенаселение к пролетаризации крестьянства или же его пауперизации⁶⁰. Рассматривая «увеличение количества праздников» не только как показатель роста благосостояния крестьянства, но и как «своеобразное средство борьбы с аграрным перенаселением»⁶¹, Миронов дает понять, что в результате этого избыточное крестьянское население оставалось в деревне и не оказывало негативного влияния на положение рабочего класса в городе.

«Годовая заработная плата рабочих, находившихся под надзором фабричной инспекции, - пишет Миронов, - с 1897 по 1913 г. выросла с 187 до 264 руб. - на 41%, а индекс петербургских потребительских цен - на 27%. Значит, реальная заработная плата поднялась, но очень скромно: за 16 лет лишь на 11%. Причем зарплата повышалась во всех отраслях и во всех губерниях, в Петербурге несколько быстрее, чем в провинции» (с. 520-521).

Как Миронов определял «индекс петербургских потребительских цен», неизвестно, однако существует индекс розничных цен в Петербурге, составленный С.Г. Струмилиным и скорректированный Ю.И. Кирьяновым. Из него явствует, что с 1897 по 1913 г. цены на продукты в Петербурге возросли на 52%, а общий индекс цен составил - 44%⁶². В соответствии с этим в 1897-1913 гг. вместо повышения реальной заработной платы на 11% имело место ее снижение.

Миронов имеет право определить собственный «индекс петербургских потребительных цен», но он обязан был а) доказать несовершенство индекса Струмилина-Кирьянова, б) раскрыть источники и методику составления собственного индекса.

В картину процветания пореформенной деревни у Миронова не вписываются некоторые хорошо известные детали. Прежде всего это касается процесса раскрестьянивания. С 1888-1891 гг. по 1912 г. количество безлошадных крестьян увеличилось с 27,3 до 31,6%, однолошадных с 28,6 до 32,1, зато количество крестьян с 2-3 лошадьми сократилось с 32,7 до 29,7, многолошадных с 11,4 до 6,6% ⁶³. Крестьянин без лошади - это пролетарий. Но и большая часть однолошадных крестьянских хозяйств находилась на разных стадиях разрушения. Если в нечерноземной полосе на одной лошади можно было пахать, то в черноземной нет. Следовательно, на рубеже XIX—XX вв. две трети крестьян были охвачены процессом раскрестьянивания, и этот процесс, которому не нашлось места в нарисованной Мироновым картине, набирал силу.

…Спрашивается, против чего же боролись крестьяне, если, по мнению автора, налоги и повинности возрастали лишь номинально, а реально на протяжении всего XIX в. становились все меньше и легче, причем это происходило в условиях опережающего развития сельского хозяйства. Получается, чем более успешно развивалось сельское хозяйство, чем меньше становилось бремя налогов и повинностей, тем больше росло сопротивление крестьян. А потом «одураченные» либеральной и революционной пропагандой они вообще озверели: начали громить и жечь барские усадьбы, чтобы затем лечь под розги, сесть в тюрьму или отправиться на каторгу. Ах, если бы они могли познакомиться с книгой Миронова!

Итак, утверждение автора рассматриваемой книги, что ему удалось мобилизовать «всю совокупность накопленных к настоящему времени сведений о социально-экономическом развитии страны», следует считать преувеличением. Нет в книге и «новых источников», позволяющих пересмотреть сложившиеся представления о материальном положении основной массы населения дореволюционной России. В основе почти всех рассмотренных сенсационных «открытий» автора лежит или ошибочная методика, или же тенденциозный отбор источников: использование одних, вписывающихся в схему автора, и сознательное или бессознательное игнорирование других, этой схеме противоречащих.

В ходе предшествовавшей дискуссии о причинах русской революции оппонентами Миронова были высказаны замечания и возражения по поводу отдельных его утверждений. Большинство из них он проигнорировал. Это наводит на мысль, что рецензируемая книга представляет собой не попытку разобраться в предпосылках революционных потрясений начала XX в., а социальный заказ, имеющий целью придать научную видимость представлениям, будто накануне 1917 г. в России все обстояло благополучно. И если бы не либералы, если бы не революционеры, свергнувшие монархию, все было бы еще лучше.

Примечания

1. О причинах русской революции. М. 2010; http://cliodynamics.ru/index.php?=option com_content&task=category&sectionid=12&id 23&Itemid 76.

2. МИРОНОВ Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. XVIII -начало XX века. М. 2010. 911 с. Издание подготовлено «в рамках программы фундаментальных исследований Президиума РАН “Историко-культурное население и духовные ценности России”»

3. МИРОНОВ Б.Н. «Сыт конь - богатырь, голоден - сирота»: питание, здоровье и рост населения России во второй половине XIX - начале XX в. - Отечественная история, 2002, № 2, с. 40.

4. НЕУПОКОЕВ В.И. Государственные повинности крестьян Европейской России в конце

XVIII - начале XIX в. М. 1987, с. 65-88.

5. ПЛЮЩЕВСКИЙ Б.Г. Крестьянский отход на территории Европейской России в последние предреформенные десятилетия (1830-1850 гг.). Автореферат докт. дисс. Л. 1974.

6. БОРОВОЙ С.Я. Кредит и банки в России. М. 1958, с. 197.

7. Военно-статистический сборник. Вып. 4. СПб. 1871, с. 769; БЛИОХ И.С. Финансы России

XIX столетия. Т. 1. СПб. 1882, с. 59; т. 2. СПб. 1882, с. 21.

8. МИРОНОВ Б.Н. «Сыт конь - богатырь, голоден - сирота», с. 37.

9. ЗЯБЛОВСКИЙ Е. Землеописание Российской империи. Ч. 2. СПб. 1810, с. 134; ЯЦУНС-КИЙ В.К. Изменения в размещении земледелия в Европейской России с конца XVIII в. до первой мировой войны. В кн.: Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России. М. 1961, с. 130; КОВАЛЬЧЕНКО И.Д. Динамика уровня земледельческого производства России в первой половине XIX в. - История СССР, 1959, № 1, с. 64-66, 81-83.

10.Ср.: Урожай 1894 г. в Европейской России. СПб. 1895; Урожай 1895 г. в Европейской России. Т. 1-2. СПб. 1896.

11.Свод статистических сведений по сельскому хозяйству России к концу XIX в. Вып. 1. СПб. 1902, с. 148-149.

12.ЛЕХНОВИЧ В.С. К истории культуры картофеля в России. В кн.: Материалы по истории земледелия в СССР. Сб. 2. М.-Л. 1956, с. 258-400.

13.См., напр.: ТЕНГОБОРСКИЙ Л.В. О производительных силах России. Ч. 1. М. 1854, с. 199-202.

14.КОВАЛЬЧЕНКО И.Д. К истории скотоводства в Европейской России первой половины

XIX в. В кн.: Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. Сб. 4. М.
1960, с. 173-204.

15.НЕФЕДОВ С.А. О причинах русской революции. В кн.: О причинах русской революции, с. 35-36. См. также с. 137.

16.ЛОХТИН П.М. Состояние сельского хозяйства в России сравнительно с другими странами. СПб. 1901, с. 241; ДАВЫДОВ М.А. Очерки аграрной истории России конце XIX - начале

XX в. М. 2003, с. 196.

17.КЛЕПИКОВ С.А. Питание русского крестьянства. Ч. 1. М. 1920, с. 27, 32.

18.См. ДАВЫДОВ МА. Ук. соч., с. 196.

19.НИФОНТОВ А.С. Зерновое производство России во второй половине XIX в. М. 1974. с. 270.

20.Исследование экономического положения Центрально-черноземных губерний. Труды Особого совещания 1899-1901 гг. М. 1901, с. 9; Материалы высочайше учрежденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса о движении с 1861 по 1900 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний сравнительно с другими местностями Европейской России. Ч. 1. СПб. 1903, с. 156-177; НИФОНТОВ А.С. Ук. соч., с. 155, 183, 225, 267.

21.МИРОНОВ Б.Н. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX -начале XX в. - Уральский исторический вестник, 2008, № 3(20), с. 92.

22.НЕФЕДОВ С.А. Ук. соч., с. 32.

23.СТРУМИЛИН С.Г. Статистика и экономика. М. 1979, с. 235; АДЕЛУНГ Н. Довоенная сельскохозяйственная продукция. - Плановое хозяйство, 1925, № 11, с. 309-340.

24.См.: ПОПОВ П.И. Хлебофуражный баланс. 1840-1924 гг. В кн.: Сельское хозяйство на путях восстановления. М. 1925, с. 1-50.

25.ВИНОГРАДОВА Н.М. Русская урожайная статистика (организация и методы). - Вестник статистики, 1926, кн. 24, № 1-6, с. 88.

26.Там же, 1925, кн. 23, № 10-12, с. 36-37; Россия. Энциклопедический словарь. Л. 1991, с. 212.

27.Материалы по вопросу об организации собирания сельскохозяйственных статистических сведений. СПб. 1903, с. 35-40.

28.ВИНОГРАДОВА Н.М. Ук. соч. - Вестник статистики, 1925, кн. 23, № 10-12, с. 36-37.

29.МИХАЙЛОВСКИЙ В.Г. Урожаи в России в 1801-1914 гг. - Бюллетень Центрального статистического управления, 1921, № 5, с. 2.

30.ВИНОГРАДОВА Н.М. Ук. соч. - Вестник статистики, 1926, т. 24, № 1-6, с. 90.

31.ИВАНЦОВ Д.Н. К критике русской урожайной статистики (Записки Императорского Русского географического общества по отделению статистики. Т. 14). Пг. 1915, с. 75.

32.АДЕЛУНГ Н. Ук. соч., с. 314, 332.

33.БАТАЛИИ ФА. Календарь и справочная книжка русского сельского хозяина на 1883 г. СПб. 1883, с. 258-259. Один гарнц составлял восьмую часть четверика, четверик овса был равен 35 фунтам (Полная энциклопедия русского сельского хозяйства. Т. 2 СПб. 1901, с. 471; т. 5. СПб. 1902, с. 900-901).

34.Экономическое положение России накануне Великой Октябрьской социалистической революции. Ч. 3. М. 1964, с. 477; Нормы для продовольствия и предметов первой необходимости в Красной Армии и Флоте. 2-е изд. М. 1921, с. 18.

35.Краткие сведения о животноводстве некоторых русских хозяйств. Пг. 1915. Подсчет мой. -АО.

36.НЕУПОКОЕВ В.И. Государственные повинности крестьян, с. 179.

37.Труды Комиссии, высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов. Т. 4. Ч. 1. СПб. 1866, с. 198-201.

38.Там же. Ч. 2. СПб. 1865. Приложение 7, с. 1-2.

39.МИРОНОВ Б.Н. Хлебные цены в России за два столетия. М. 1988, с. 46-47.

40.КОВАЛЬЧЕНКО И.Д., МИЛОВ Л.В. Об интенсивности оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII - первой половине XIX в. - История СССР, 1966, № 4, с. 55-80.

41.РЫНДЗЮНСКИЙ П.Г. Об определении интенсивности оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII - первой половине XIX в. - История СССР, 1966, № 6, с. 54-55; НЕФЕДОВ С.А. О мальтузианском кризисе в России. В кн.: О причинах русской революции, с. 112.

42.Труды Комиссии, высочайше учрежденной для пересмотра системы податей и сборов. Т. 1. СПб. 1866. Приложение 22.

43.Там же.

44.МИРОНОВ Б.Н. Социальная история России. Т. 2. СПб. 1999, с. 307.

45.ЛОСИЦКИЙ А.Е. Выкупная операция. СПб. 1906, с. 14-16.

46.МИРОНОВ Б.Н. Униженные и оскорбленные. «Кризис самодержавия» - миф, придуманный большевиками. - Родина, 2006, № 1, с. 15.

47.АНФИМОВ А.М. Налоги и земельные платежи крестьян Европейской России в начале XX в. В кн.: Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1962 г. Минск. 1964, с. 492.

48.АНФИМОВ А.М. Земельная аренда в России в начале XX века. М. 1961; ЕГО ЖЕ. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (конец XIX - начало XX в.). М. 1969.

49.КОРЕНЕВСКАЯ Н.Н. Бюджетные обследования крестьянских хозяйств в дореволюционной России. М. 1954, с. 140-153.

50.АНФИМОВ А.М. Экономическое положение и классовая борьба крестьян Европейской России. М. 1984, с. 111. Такую же, как у Анфимова, но более детальную сводку данных о налогах и других платежах крестьян дал на 1912 г. А.Л. Вайнштейн (ВАЙНШТЕЙН А.Л. Обложение и платежи крестьянства в довоенное и революционное время. М. 1924).

51.БАРСОВ АА НЭП и выравнивание экономических отношений между городом и деревней. В кн.: Новая экономическая политика. Вопросы теории и истории. М. 1974, с. 96; Из глубины времен. Вып. 2. СПб. 1993, с. 142; Универсальный справочник по истории России, с. 201.

52.МИРОНОВ Б.Н. Движение хлебных цен в России в 1801-1914 гг. - Вопросы истории, 1975, № 2, с. 54.

53.АНФИМОВ А.М. Налоги и земельные платежи крестьян, с. 501; ЕГО ЖЕ. Экономическое положение и классовая борьба, с. 110-111.

54.Опыт исчисления народного дохода 50 губерний Европейской России в 1900-1913 гг. М. 1918, с. 41-44.

55.Доклад высочайше учрежденной Комиссии для исследования нынешнего положения сельского хозяйства и сельской производительности в России. Приложение I. СПб. 1873. Отд. 1, с. 225-252.

56.МИРОНОВ Б.Н. Социальная история России. Т. 2, с. 306.

57.Там же, с. 307.

58.Там же. Т. 2, с. 363-364.

59.КАШКАРОВ М.П. Денежное обращение. Т. 1. СПб. 1898, с. 166-167.

60.ТЮКАВКИН В.Г. Методологические вопросы изучения разложения российского крестьянства в эпоху империализма. В кн.: Социально-экономические проблемы российской деревни в феодальную и капиталистическую эпохи. Ростов-на-Дону. 1980, с. 230-242.

61.МИРОНОВ Б.Н. Социальная история России. Т. 2, с. 313.

62.КИРЬЯНОВ Ю.И. Жизненный уровень рабочих России. М. 1979, с. 118.

63.Универсальный справочник по истории России, с. 205-206.

64.КОРЕЛИН А.П. Дворянство в пореформенной России. М. 1979, с. 67.