Переход на главную страницу

А.В. Островский

«СТРАСТИ ПО РЕВОЛЮЦИИ» - ОБРАЗЕЦ НАУЧНОЙ ПОЛЕМИКИ

Сборник статей Б.Н. Миронова «Страсти по революции: Нравы в российской историографии в век информации» (М., 2013. 336 с.) представляет несомненный интерес и для понимания нравов в современном научном мире, и для понимания личности автора названной книги.

Сборник состоит из ответов Б.Н. Миронова на полемические выступления, вызванные его публикациями последних лет, прежде всего книгой «Благосостояние населения и революции в имперской России» (М., 2010). В аннотации к сборнику говорится, что его автор является «последовательным поборником аргументированной, содержательной и корректной критики»

Так и должно быть.

Тем более, что Б.Н. Миронов – доктор исторических наук, профессор С-Петербургского государственного университета, главный научный сотрудник С-Петербургского института истории Российской академии наук, без пяти минут член-корреспондент названной академии. Имя Б.Н. Миронова известно не только в нашей стране, но и за рубежом.

Да, и сборник «Страсти по революции» опубликован издательством «Весь мир», которому сам М.С. Горбачев доверил публикацию своего «Собрания сочинений». Нелишним, наверное, будет отметить, что именно здесь увидело свет второе издание книги Б.Н. Миронова о благосостоянии (М., 2012), что названное издательство находится под одной крышей с Институтом Европы Российской академии наук, что редактор обеих книг является не только руководителем научного центра в этом академическом институте, но и директором издательства «Весь мир»

Между тем знакомство с упомянутым сборником вызывает грустные чувства. Чтобы не быть голословным предлагаю обратиться к одной из содержащихся в нем статей «Как ошельмовать книгу»[1]. Это отклик на мою статью «К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России» [2] . Уже сравнение их названий свидетельствует о том, насколько мой оппонент является «поборником» корректной полемики.

А вот ее конкретные проявления в его статье: «инсинуации» (Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.32), «фальсификация» (С.151), «ему все –божья роса» (С.151), «ловить за руку» (С.151, 171), «пришел, увидел, насмешил» (С.151), «на каждый чих не наздравствуешься» (С.151), «ведь мы не в детском саду, не в школе и даже не на лекциях по статистике для начинающих» (С.152), «верхоглядство, некомпетентность или подтасовка» (С.152), «большой трезвон» (С.164) , «горе критик» (С.166), «не поглядев в святцы, да бух в колокол» (С.168), «ему везде мерещатся подлоги, искажения, натяжки» (С.171), «искать «блох» (С.172), «маниакально» (С.172), «критиканствовать» (С.172). «20 тысяч слов лжи» (С.173), «Беда коль пироги начнет печи сапожник» (173), «Ах, Моська, знать она сильна» (С.176) и т.д. и т.п.

Неужели сейчас в академической среде это и называется корректностью. Или же так понимают корректность в издательстве «Весь мир» и в Институте Европы?

Такое ощущение, будто бы в советские времена Б.Н. Миронов работал в аппарате агитпропа и никак не может избавиться от въевшегося в него, как угольная пыль в шахтера, характерного для названного учреждения способа выражения. Это стиль не ученого, а газетного фельетониста, причем не блещущего литературным талантом.

Неужели автор приведенных строк не понимает, что, используя в полемике брань вместо доказательств, пытаясь оскорбить и унизить своего оппонента, он демонстрирует не только свой действительный культурный уровень, но и отсутствие в своем арсенале других, более убедительных аргументов.

Достаточно положить рядом наши статьи, чтобы понять, Б.Н. Миронова не интересует суть спора и все его усилия направлены не на защиту своих утверждений, ставших объектом критики, а на дискредитацию оппонента, создание видимости своей правоты, причем любыми средствами.

Об этом свидетельствует уже начало названной публикации: «В своем ответе на первую статью А.В. Островского я доказал, что он не имеет достаточной компетенции для роли эксперта в исторической антропометрии. По академическим традициям следовало извиниться и остановиться. Увы! Островский вновь берется судить о предмете, которым не владеет»[3].

Если исходить из понимания корректности, продемонстрированного выше, я мог бы назвать это ложью, но назову это неправдой.

Неправдой, прежде всего потому, что антропометрический материал занимает в книге Б.Н. Миронова о благосостоянии хотя и значительную, но не большую часть. Поэтому моя полемика с ним распространяется не только на вопросы исторической антропометрии, но и еще на две группы проблем - состояние зернового производства и социальные отношения в дореволюционной России. Причем проблемы антропометрии занимают в моих статьях не главное место и рассматриваются преимущественно с источниковедческой точки зрения.

Не желая спорить с Б.Н. Мироновым в том русле, в которое он направил полемику, предлагаю вернуться к первоначальному предмету наших разногласий. Напомню, что основу его книги о благосостоянии составляют три положения: а) на протяжении XIX- начала XX в. зерновое производство как главная отрасль экономики дореволюционной России развивалось успешно, поэтому Россия не только полностью обеспечивала хлебом себя, но и кормила Европу, б) на протяжении этого же столетия эксплуатация основной массы населения – крестьянства снижалась, в) в результате имело место повышение уровня благосостояния населения, показателем чего является увеличение его роста.

Обоснованность этих трех положений была поставлена мною под сомнение. Первая статья увидела свет на страницах «Вопросов истории» в 2010 г.[4], вторая – там же в 2011 г.[5] На первую из них Б.Н. Миронов ответил в 2011 г.[6], на вторую – сейчас[7].

«Новая статья А.О. - пишет он, - содержит много смешных историй, но я остановлюсь только на самых смешных»[8]. Согласитесь, очень корректный, строго научный академический стиль.

Но давайте посмотрим, есть ли причины для смеха. И кто над кем может смеяться.

1

С чего начинается любое исследование? С выявления источников и сбора информации. В этом отношении Б.Н. Мироновым проделана большая работа. Однако полной ясности о том, что представляет созданный им банк данных, содержащий сведения о росте, нет. На это и было обращено внимание в моих статьях.

Отмечая этот факт, Б.Н. Миронов пишет: «А.О. обнаружил якобы ужасные противоречия: в одном случае я говорю, что моя база антропометрических данных насчитывает 10.3 млн данных, в другом – 11.7, в третьем - 12.7 млн (О., с. 133). И по-прокуроски требует объяснения - откуда такие расхождения, намекая на грандиозный обман – шуточное ли дело 2.4 млн. новых наблюдений!?»[9].

Запомним эти слова («якобы ужасные противоречия» и «намекая на грандиозный обман»). Чтобы понять смысл приведенной реплики и искренность возмущения автора приведенных строк, вернемся к истории вопроса.

Из моей первой статьи: «Сообщив, что ему удалось обнаружить в архивах 306 тыс. индивидуальных и 10,3 млн. суммарных данных о росте населения (С.160), Миронов при составлении таблиц IV.13 (С.185) и VI.1 (273) без всяких объяснений и уточнений использует суммарные сведения об 11,7 млн. чел. Разница в 1,4 млн.»[10].

Отметив данный факт, я ограничился только вопросом: в чем причина такого расхождения? И все. Без каких-либо намеков и прокурорских требований[11]. Имел ли я право на такой вопрос? Конечно. Более того, обнаружив подобное расхождение, я обязан был обратить на него внимание. Ведь если у автора есть сведения о 10,3 млн. чел., а суммирование отдельных показателей дает в итоге 11,7 млн., это может означать, что при подсчетах автор допустил ошибку. Но тогда под сомнением оказывается весь динамический ряд об изменении роста новобранцев.

Как объяснил отмеченное расхождение Б.Н. Миронов в своей первой статье. «10,3 млн – это число новобранцев по Европейской России, Предкавказью и Сибири, а 11,7 млн – с учетом Польши, Средней Азии и Кавказа (ссылка 12 на с.193-195 книги- А.О.). Сквозной анализ за все 220 лет осуществляется без трех последних регионов, поэтому сведения по ним за 1852-1892 гг. в общую сводку не включены»[12].

Прочитав эти строки, я испытал чувство стыда по поводу своей невнимательности, открыл книгу на указанных страницах, но не обнаружил там ничего, что подтверждало бы приведенные слова. Ни-че-го. Любой, кто обратится к этим страницам, может увидеть, что это часть шестого параграфа «Данные о месте рождения», в котором анализируется только индивидуальные данные. Поэтому здесь не говорится ни о 10,3, ни о 11,7 млн. новобранцах. Эти цифры не фигурируют вообще[13].

Отметив этот возмутительный с точки зрения научной этики прием (отсылка к несуществующим сведениям) я не стал обвинять Б.Н. Миронова во лжи, ограничившись лишь словами «Прием не очень корректный»[14]

В своем ответе на мою первую статью Б.Н. Миронов утверждал неправду и тогда, когда писал, что 11,7 млн. человек – это «с учетом Польши, Средней Азии и Кавказа», а 10,3 млн – «это число новобранцев по Европейской России, Предкавказью и Сибири» и что именно этот, последний показатель (10,3 млн чел.) без «трех регионов» он использовал для «сквозного анализа».

Чтобы не быть голословным предлагаю обратиться к названным таблицам IV.13 и VI.1. Вот конкретные цифры, которые использованы Б.Н. Мироновым для «сквозного анализа» и которые, по его словам, в сумме составляют 10,3 млн. чел.:

Дата	Таблица IV .13	Таблица VI. 1	Расхождение
1851-1855	519891	519535	356
1856-1860	1081102	1069756	11346
1861-1865	1103174	1090178	12996
1866-1870	1249421	1247094	2327
1871-1875	1334117	1332388	1729
1876-1880	1446169	1444557	1612
1881-1885	1921799	1920601	1198
1886-1890	2164105	2163123	982
1891-1895	852110	850701	1409
Итого	11670888	11637933	32955

Источник: Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд. С.185 и 273.

Оказывается и цифра «10,3 млн.» применительно к «сквозному анализу» - выдумка. В одном случае суммирование конкретных данных дает итог 11,7 млн. чел., в другом – 11,6 млн. Если бы нечто подобное Б.Н. Миронов обнаружил у меня, он не постеснялся бы назвать это жульничеством.

Между тем, дело не только в том, что показатель 11,7 млн. человек отсутствует в первом издании книги о благосостоянии на указанных Б.Н. Мироновым страницах, его вообще нет в книге. Это результат моего подсчета конкретных данных, которые фигурируют на ее страницах (таблица IV.13 (С.185) и таблица VI. 1 (с.273). В первом издании книги на этот счет прямо и четко сказано: «База данных включает 306 тыс. индивидуальных данных и около 10 млн. суммарных сведений»[15], «всего за 1874-1913 гг. в армию поступило и подверглось медицинскому освидетельствованию 10,3 млн. новобранцев»[16]. И все.

Это означает, что Б.Н. Миронов ввел читателей в заблуждение не только, когда отослал их к указанным выше страницам, на которых нет названной им информации, не только, когда неправильно указал итог суммирования конкретных данных (10,3 млн. вместо 11,7 млн.) но и когда заявил, будто бы я неправильно истолковал две разные цифры (хотя одной из них – 11,7 млн. - в первом издании его книги вообще нет).

Как реагирует Б.Н. Миронов на мое замечание по этому поводу сейчас: «Я уже объяснял в ответе на первую его статью, что 10.3 млн относятся к России без национальных окраин в 1701-1920 гг., 11.7 млн - ко всей территории империи. Третья цифра, 12.7 млн наблюдений, которая фигурирует в двух моих статьях, включает не только период империи, но и весь ХХ век., т.е. 1701-2000 гг.»[17].

Как же можно снова утверждать «объяснял», если ничего подобного в первой статье нет. А содержащиеся в ней «объяснения» – сознательная дезинформация. Опять бесцеремонный обман читателей.

Чтобы иметь на этот счет более наглядное представление, предлагаю сравнить по вопросу о банке данных первое и второе издания книги.

Первое издание

Второе издание

«База данных включает 306 тыс. индивидуальных данных и около 10 млн. суммарных сведений» (С.22) «Всего за 1874-1913 гг. в армию поступило и подверглось медицинскому освидетельствованию 10,3 млн. новобранцев» (С.159). «Суммарные данные из Российского государственного исторического архива» - 10283780 человек (С.160). Чтобы ответить на второй вопрос, следует оценить полноту и надежность тех 306 тыс. индивидуальных и 10,3 млн. суммарных данных обо всех новобранцах, призванных под ружье в 1874-1913 гг., которые имеются в нашем распоряжении» (С.160)

«База данных включает 306 тыс. индивидуальных и около 11,7 млн. суммарных сведений» (С.20) «Всего за 1874-1913 гг. в армию поступило и подверглось медицинскому освидетельствованию 11,7 млн. новобранцев» (С.143). «Суммарные данные из Российского государственного исторического архива» - 11661823 человек (С.144). «Для мужчин, родившихся в 1852-1892 гг., использованы суммарные сведения о 11,7 млн. лиц, поступивших в солдаты» (С.145)

Что получается? В 2010 г. Б.Н. Миронов утверждал, что всего с 1874 по 1913 г. в армию было призвано 10,3 млн. чел. и в его распоряжении имеются сведения «обо всех новобранцах, призванных под ружье в 1874-1913 гг.» (10283780 чел.), а буквально через два года без всякого объяснения пишет, что на самом деле в армию было призвано 11,7 млн. человек и обо всех он тоже располагает данными (11661823 чел.).

Я плохо знаком с современными академическими порядками, но мне кажется, так делать нельзя.

Увеличив показатель общей численности новобранцев на 1,4 млн. человек, Б.Н. Миронов хотя и устранил отмеченное мною противоречие между общими (10,3 млн.) и конкретными данными (11,7 млн.), используемыми для «сквозного анализа», но оказался перед новым противоречием.

Если для изучения динамики роста новобранцев 1851-1895 гг. рождения были использованы данные только о 10,3 млн. человек, Б,Н. Миронов обязан объяснить, почему суммирование конкретных данных дает в итоге не 10,3, а, как минимум, 11,6 млн. чел.? Если же в первом издании здесь была допущена опечатка или же ошибка, почему она не исправлена во втором?

Если же здесь нет ни ошибки, ни опечатки, и 11,7 млн. человек это новобранцы всей Российской империи (без Финляндии), на чем он настаивает теперь, то использование этих данных для «сквозного анализа» динамики роста новобранцев 1851-1895 гг. рождения недопустимо, так как эти данные несопоставимы с данными до 1851 г., и после 1895 г.

И в одном, и в другом случае весь динамический ряд, демонстрирующий изменение роста за 220 лет - фикция.

Между тем вопрос о базе имеющихся в распоряжении Б.Н. Миронова антропометрических данных не ограничивается этим. В первом издании его книги о благосостоянии есть таблица (IV.9) (во втором издании она исчезла, см. – С.166-167). Из этой таблицы явствует, что, кроме суммарных данных о новобранцах 1851-1913 г. рождения, автор располагает суммарными данными о рекрутах 1816-1835 гг. рождения – 1,9 млн. человек[18]. В этой же книге имеется таблица IX. 21, в которой указано, что с 1817 по 1850 г. было обследовано 4,4 млн. рекрутов[19]. Добавляем их к 10,3 млн., получаем 14,7 млн., добавляем к 11,7 млн., получаем 16,1 млн.

Возможно, здесь есть какая-то «источниковедческая» тонкость, которая ускользнула от моего внимания. Но чтобы у читателей не возникало сомнений и подозрений, автор обязан объяснить, почему в базу его данных не были включены имеющиеся у него сведения о росте 4,4 млн. человек. Ведь речь идет не о пустяке.

«По мнению А.О., - пишет Б.Н. Миронов в своем фельетоне далее, - я неправильно соединяю динамические ряды длины тела за 1701-1852 гг. и 1853-1892 гг. и манипулирую методикой расчета среднего роста за 1853-1892 гг. по суммарным данным, вследствие чего создается ложная картина динамики среднего роста населения не только в пореформенный период, но и , возможно, в период империи в целом»[20].

Б.Н. Миронов снова искажает мою позицию. Речь идет не только о методике расчета, но и о неоднородности используемых сведений. Когда-то он сам обращал внимание на это и сам делал вывод, что имеющиеся в его распоряжении данные «некорректно объединять в единый статистический ряд», что эти показатели «лишь с натяжкой можно соединить» в единый динамический ряд, так как «данные о росте рекрутов до и после 1874 г. не сопоставимы»[21].

Между тем речь идет не просто о неоднородности объединенных в единый динамический ряд данных, но и о колебаниях абсолютных показателей. Если сравнить первое и второе издание книги Б.Н. Миронова «Социальной истории России», то увидим, что с 1999 г по 2000 г. новобранцы 1851-1895 гг. рождения подросли на 4,0 см.[22] Автор объяснил это обнаружением им в архиве более точных источников и усовершенствованием методики подсчетов[23]. Затем по тем же более надежным источникам и на основании той же усовершенствованной методики подсчетов с 2000 по 2002 г. новобранцы стали на 2 см. короче. На этот раз без всяких объяснений[24]. С 2002 по 2010 г. они опять подросли – теперь на 2,5 см. И снова без каких-либо комментариев[25]

Обратив внимание на такую «пляску цифр», я попросил Б.Н. Миронова объяснить ее причину. И вот его ответ: «Несмотря на все мои старания, оппонент так и не уяснил, какой бы методикой не пользоваться при расчете средней арифметической в совокупности суммарных данных, позитивный тренд в динамике за 1853-1892 гг. не станет негативным. Может измениться только абсолютная величина роста, но за все годы периода и на одну и ту же величину (будь то 2.4 или 4.5 см)»[26].

Неужели Б.Н. Миронов не понимает, что в данном случае речь идет не о «тренде», а о происхождении и достоверности лежащих в его основе показателей. Как можно доверять демонстрируемым им «трендам», если нет доверия к отражающим их данным. А какое доверие может быть к данным, которые извлечены из одного и того же источника, но от публикации к публикации непонятным образом изменяются.

Далее в моей статье было отмечено, что «цифры пляшут» и на других страницах публикаций Б.Н. Миронова. В связи с этим приведены показатели а) 1851-1895 гг. , б) 1851-1860 гг., в) 1801-1900 гг, и г) XVIII в.[27]

Касаясь первого примера Б.Н. Миронов пишет: «На самом деле противоречий нет, а есть либо верхоглядство, либо непрофессионализм, а вероятнее всего, подтасовка со стороны моего критика…. Сведения о среднем росте отличаются и должны отличаться, потому что относятся к разным совокупностям – к разным категориям новобранцев и к различному числу наблюдений». И далее: С. 185: Рост новобранцев в возрасте старше 20 лет по всем суммарным данным (11,7 млн. наблюдений за 1851-1895 гг.). С. 273. Рост новобранцев по суммарным и индивидуальным данным в возрасте старше 23 лет (индивидуальных данных 50.9 тыс.). С. 473. Рост всех новобранцев, принятых на действительную службу, по суммарным данным (число наблюдений 2.7 млн.)[28].

Во-первых, ничего подобного в тексте книги нет. В таблице IV.13 указано: «рост рекрутов» (правильнее было бы сказать новобранцев, так как рекрутские наборы к этому времени были отменены) (С.185), в таблице VI.1 - «рост новобранцев» (С.273), в таблице IX.21 – «рост рекрутов» (тоже правильнее - новобранцев) (С.473). И никаких пояснений[29].

Что же касается утверждения Б.Н. Миронова, будто бы данные из таблицы VI.1 характеризуют «рост новобранцев по индивидуальным и суммарным данным»[30], то это не только никак не оговорено в тексте, но и не соответствует содержанию названной таблицы. В ней использованы индивидуальные данные о росте 50,9 тыс. чел., а, если верить Б.Н. Миронову, за 1851-1895 гг. он располагает индивидуальными сведениями только о 15,9 новобранцах (Таблица IV. 2. С.162)[31].

Не может быть принято и пояснение Б.Н. Миронова относительно того, что на с.185 приведены данные о росте новобранцев с 20 лет, а на с.273 – с 23 лет, так как суммарные данные не содержат разделения новобранцев на возрастные группы. Это данные о росте лиц мужского пола не моложе 20 лет.

Что касается таблицы на с.473 г. то ни в примечаниях к ней, ни в тексте книги, нигде не оговорено, что приводимые в ней данные характеризуют рост только 2,7 млн. чел.

Поэтому у меня были все основания считать, что приводимые в трех указанных таблицах сведения основаны на суммарных данных, характеризуют рост всех новобранцев и по этой причине должны быть одинаковыми[32].

Второй пример – разнобой в определении роста рекрутов 1851-1860 г. рождения. Сказанное только что по поводу таблиц IV.13, VI.1, IX.21 полностью относится и к этому примеру, поскольку в трех случаях соответствующие данные за 1851-1860 гг. были извлечены из указанных таблиц. Против двух фактов Б.Н. Миронов не только не стал спорить, но даже не упомянул их[33]. В двух случаях мною, к сожалению, были допущены ошибки, по поводу чего я приношу извинения.

Третий пример. Упрек Б.Н. Миронова справедлив, но ответственность за допущенную мною ошибку, следует разделить на двоих. «Первая цифра – пишет он, - рост новобранцев, вторая цифра – рост мужчин референтной группы»[34]. Если бы в указанных таблицах действительно имелись такие графы, ошибки бы не произошло. На самом деле в одном случае значится: – «рост новобранцев», во втором – «рост мужчин»[35]. Поскольку при этом автором не было оговорено, что под «ростом мужчин» имеется в виду «рост референтной группы», «рост мужчин» был ошибочно принято мною за «рост новобранцев», о чем я тоже выражаю сожаление.

Четвертый пример. Данные за XVIII в. Должен признаться, что в целях экономии места я действительно на основании средних пятилетних данных вывел средние десятилетние. В связи с этим Б.Н. Миронов прав: в его публикациях приведенных мною цифр нет.

Однако если бы средние пятилетние показатели во всех пяти публикациях были одинаковыми, одинаковыми были бы и рассчитанные на их основе средние десятилетние цифры. Если же средние десятилетние показатели не совпадают, это отражает расхождение в тех средних пятилетних данных, на основании которых они выведены. Это настолько очевидно, что данный факт вынужден признать сам Б,Н. Миронов: «Цифры среднего роста, - пишет он, - в некоторых случаях несущественно различаются»[36]. Это как раз то, на что я и обращал внимание.

Однако главное не в этом. Б.Н. Миронов утверждает, что отмеченные расхождения не вносят никаких изменений в общую динамику роста[37]. Между тем это утверждение не соответствует приводимым им данным: таблица 1.

Таблица 1

Пик максимального роста в России XVIII в.

Источник	2001	2003	2004	2005	2010
Островский	1741-1750	1701-1710	1701-1710	1741-1750	1721-1730
Рост	164,8	164,7	165,0	164,9	165,1
Миронов	1740-1744	-	1700-1704	1745-1750	1721-1725
Рост	164,9		165,4	165,1	165,7

Источники: Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.132 (таблица 2 и примечания к ней)

В связи с этим мы выходим на следующую принципиально важную проблему. Отметив, что полученные им показатели среднего роста имеют «предварительный характер», Б.Н. Миронов сделал совершенно правильный вывод: «Процесс корректировки полученных мною средних показателей роста будет продолжаться по мере того, как число вводимых в научный оборот данных будет увеличиваться» [38].

Следовательно, возможны и дальнейшие изменения в общей динамике роста. Но в таком случае следует признать, что рисуемая на основании индивидуальных данных картина имеет лишь вероятностный характер (причем это касается не только XVIII в., не только всего периода до 1851 г., но и периода после 1895 г.). Поэтому жестко привязывать к ней конкретные исторические события и делать на основание этого далеко идущие выводы, как это делает мой оппонент, нельзя.

В заключение этого раздела несколько слов о нормальном законе распределения роста.

Вот текст из книги Б.Н. Миронова, который вызвал мою реплику на этот счет: «Статистическая теория ясно говорит о подобных случаях: некорректно сравнивать усеченные выборочные средние, если ценз не одинаковый во всех выборках. Проблема усеченности выборки, вызванная ростовым цензом решается по-разному. В настоящее время в исторической антропометрии принято, что оптимальное решение проблемы дает метод максимального правдоподобия, который по известной части распределения восстанавливает отсеченную, благодаря тому, что нам известен нормальный закон распределения роста и точка усечения (она легко определяется по гистограмме)»[39].

По этому поводу в моей статье было сказано, что «этот аргумент может быть принят во внимание», но «только в том случае, если автор а) изложит суть названного им закона, б) укажет, когда, кем и на основании чего он был открыт и в) приведет доказательства его общепризнанности»[40].

Делать это, заявил мой оппонент, это все равно, что доказывать закон всемирного тяготения [41]. Б.Н. Миронов, мягко говоря, лукавит. Ему хорошо известно, что закон всемирного тяготения изучают во всех школах, а нормальный закон распределения роста даже не во всех вузах. Буду очень рад за него, если в родном ему СПбИИ РАН он найдет еще хотя бы одного историка, знакомого с нормальным законом распределения роста. Уверен, что их немного и среди читателей «Вопросов истории».

Исходя из всего сказанного, считаю возможным повторить общий вывод моей статьи, касающийся того, что Б.Н. Миронов называет «биологическим статусом: «… антропометрическая часть рассматриваемой книги не позволяет пока делать какие-либо заключения о реальной динамике роста не только всего мужского населения, не только взрослого мужского населения, но и военнослужащих России, и тем более использовать этот материал для характеристики жизненного уровня населения страны»[42].

.

2

«Второй блок замечаний, - пишет Б.Н. Миронов, - касается сельскохозяйственной статистики. Как и в первой своей статье (ВИ, 2010, № 10) ей посвящено избыточно много места – почти пятая часть. Суть возражений, не вдаваясь в детали, сводится к следующему: по мнению А.О., официальная статистика точно отражала посевную площадь и урожайность и соответственно сбор хлебов, а по моему мнению, - сбор хлебов занижался не менее чем на 10%. Все рассуждения со стороны оппонента носят спекулятивный характер» (спекулятивный – т.е. умозрительный)[43].

И снова неправда.

Во-первых, «второй блок» посвящен не сельскохозяйственной статистике, а динамике зернового производства в 1801-1913 гг.[44] Во-вторых, официальная статистика (и это Б.Н. Миронов хорошо знает) не была однородной и включала в себя данные губернаторских отчетов, Центрального статистического комитета и Департамента земледелия[45]. В-третьих, я никогда и нигде не писал, что «официальная статистика точно отражала посевную площадь и урожайность», речь шла и идет только о том, что из трех видов официальных данных, на мой взгляд, данные ЦСК являются более точными, чем данные губернаторских отчетов и данные Департамента земледелия[46]. В-четвертых, я не отрицаю того факта, что данные губернаторских отчетов занижали уровень зернового производства, но считаю, что степень этого занижения до сих пор не установлена или же, что точнее, установлена лишь приблизительно[47].

Исходя из того понимания «корректности», которого придерживаются в издательстве «Весь мир», я мог бы задать Б.Н. Миронову вопрос его же словами: что это «верхоглядство», «непрофессионализм» или «подтасовка»? Но не буду делать этого, так как для непредубежденного читателя это и так ясно.

Пытаясь поставить данные ЦСК под сомнение, Б.Н. Миронов использует уже оспоренный мною «балансовый метод», суть которого сводится к тому, что вначале определяется потребность в хлебе, а затем этот показатель соотносится с имеющимися данными о его производстве и на основании этого определяется степень занижения или завышения реальных сборов[48].

Это все равно, если бы мы установили, что пенсионеру для нормального проживания необходимо 20 тыс. руб., затем соотнесли этот показатель с данными о его пенсии (10 тыс. руб.) и на основании этого сделали вывод, что официальная статистика занижает размер реально получаемой пенсии.

Проделав подобный расчет, Б.Н. Миронов пишет: «Получается: в 1901-1913 гг. производство зерновых и картофеля по официальным сведениям ЦСК было недостаточным для удовлетворения всех потребностей населения при нормах фуража, принятых А.О. Если учесть только фураж на лошадей, то дефицит составит 13.7% в 1901-1910 гг. и 7.4% в 1909-1913 гг. Если же учесть фураж для всего скота, то дефицит увеличится до 27.1% и 19.7% соответственно»[49]. «Отсюда, - считает мой оппонент, - следует: при нормах фуража, на которых настаивает А.О., официальные данные преуменьшали сборы хлебов на 20-27%»[50].

Ничего подобного из этого не следует. Даже если допустить правильность сделанных расчетов, из них может следовать как то, что крестьяне и скот не получали необходимого хлеба[51] (как нищенствуют сейчас многие неработающие пенсионеры), так и то, что они восполняли недостаток хлеба за счет других видов питания и кормов.

Мною показано, что Россия начала ХХ в. могла удовлетворять свои продовольственные потребности в хлебе, но не могла удовлетворять потребности фуражные. В связи с этим имело место использование различных суррогатов, одним из которых являлась солома. Использование суррогатов было распространено настолько широко, что они даже вошли в справочную литературу[52].

Этим ограничивается почти все, что Б.Н. Миронов пишет по «второму блоку» моих возражений. Неужели по другим вопросам у нас полное единство взглядов? Ничего подобного. Почему же автор обходит другие замечания стороной?

Вот, что, демонстрируя в очередной раз свою академическую корректность, пишет он на этот счет: «Новая статья А.О. содержит много смешных историй, но я остановлюсь только на самых смешных, ибо большинство его замечаний, хотя и забавны по-своему, не заслуживает упоминания – настолько они мелки, беспомощны, наивны, надуманны и фальшивы»[53]

И далее: «Мне неловко постоянно ловить его за руку, а ему все – божья роса. Однако оппонент почему-то думает, что если я оставляю его замечание без комментария, то мне нечего сказать, и я признаю его правоту. На самом деле здесь, как и в предыдущей статье, я вынужден руководствуюсь пословицей: «На каждый чих не наздравствуешься»[54].

Я плохо представлю тот язык, на котором сейчас говорят в стенах Академии наук. Но невольно вспоминаются слова самого Б.Н. Миронова, сказанные им в адрес другого своего оппонента: «Признаюсь, - с возмущением пишет он, - большего хамства в академической работе мне встречать не приходилось. Это стиль желтой прессы»[55]. Такое впечатление, будто бы автор приведенных слов сказал их о самом себе.

Но давайте посмотрим, что мой оппонент отнес к области «чиха», насколько мои замечания, не удостоенные его внимания, «забавны», «мелки, беспомощны, наивны, надуманны и фальшивы».

Первое. Б.Н. Миронов оставил без возражения замечания, на основании которых мною поставлена под сомнение корректность реконструированной им динамики зернового производства как в 1801-1861 гг., так и в 1861-1913 гг.

Несмотря на мои обращения, Б.Н. Миронов так конкретно и не указал источники, использованные им для реконструкции динамики зернового производства с 1801 по 1860 г.[56]. Даже уточнение, которое он сделал во втором издании своей книги о благосостоянии, похоже на отписку. 1801-1810 гг. - если это данные Е.Ф. Зябловского, требует объяснения почему они на 24% больше, чем данные И.Д. Ковальченко: если это данные В.К. Яцунского, они несопоставимы с данными за последующие годы, так как откорректированы названным автором. 1811-1820 гг., - если это данные И.Д. Ковальченко, они несопоставимы с данными до 1811 и после 1820 гг., так как относятся только к 16 из 50 губерний. 1821-1830 гг. - если это данные Е.Ф. Зябловского, нужны доказательства правомерности их отнесения к указанному десятилетию. 1831-1840 гг. – Если это данные П. Кеппена, то они, судя по всему, имеют расчетный характер, если это данные Д. Протопопова, они не совсем сопоставимы с данными за другие десятилетия, так как охватывают семь из десяти лет.

К этому можно добавить, что Б,Н. Миронов не доказал сопоставимость данных 1801-1840 (без учета картофеля) и 1841-1860 гг. (с учетом картофеля), не раскрыл методику перевода четвертей в килограммы и тонны, не обосновал правомерность использованного им 10%-го поправочного коэффициента к данным о посеве и сборе хлебов.

Второе. Подобным же образом обстоит дело с динамикой зернового производства 1861-1913 гг.

Во-первых, к 2011 г. Б.Н. Миронов предложил нам три динамических ряда (2002, 2008, 2010), характеризующих развитие зернового производства в пореформенный период. Поэтому мною был поставлен вопрос о необходимости объяснить причины этого, чтобы понять, чем вызвана такая корректировка и чему доверять[57].

Во-вторых, указанные Б.Н. Мироновым во всех трех публикациях источники не позволяют построить ни один динамический ряд за весь период с 1861 по 1913 г., так как не содержат сведений о посеве и чистом сборе хлебов в начале ХХ в., на что мною тоже было обращено внимание. Не содержат этих сведений и те источники, которые указаны Б.Н. Мироновым во втором издании книги о благосостоянии (строка: «Валовые и чистые сборы и нормы посева»[58].

В-третьих, Б.Н. Миронов искажает динамику зернового производства на рубеже XIX-XX вв., так как, использует несопоставимые данные губернаторских отчетов до конца XIX в. и ЦСК для начала ХХ в. (факт, хорошо ему известный) [59].

В-четвертых, предприняв попытку восстановить картину развития зернового производства за 1801-1913 гг., Б.Н. Миронов без всякого объяснения пропустил 1901-1908 гг.[60], что лишает его выводы, касающиеся начала ХХ в., убедительности.

Поэтому вынужден повторить свой прежний, достаточно дипломатичный вывод: реконструированная Б.Н. Мироновым динамика зернового производства в 1801-1860 гг. и в 1861-1913 гг. имеет лишь ориентировочный или же гипотетический характер.

Третье. Б.Н. Миронов проигнорировал мои замечания относительно правомерности отнесения овса к продовольственным культурам. В обоснование этого мною были приведены не только свидетельства современников, не только позиция таких учреждений как Департамент земледелия, Центральный статистический комитет, Министерство финансов, но и материалы бюджетных обследований[61]. Может быть, овес не играл существенной роли в хлебо-фуражном балансе дореволюционной России и я затрагиваю действительно «мелкую», «надуманную» проблему? Нет. До революции на овес приходилось около 20% сбора всех зерновых[62]. Поэтому достаточно сделать поправку на него, как в расчетах Б.Н. Миронова весь хлебно-фуражный баланс 1801-1880 гг. окажется отрицательным, баланс 1890-х гг. опустится почти до нуля и только в 1901-1913 гг. составит 18%.

Четвертое Мною поставлены под сомнение использованные Б.Н. Мироновым продовольственная и фуражная нормы.

Напомню о чем спор.

Первоначально Б.Н. Миронов оперировал 287-кг продовольственной и 18-кг фуражной нормами[63]. Когда С.А. Нефедов обратил внимание на то, что даже в 1917 г., в условиях экономического кризиса, Временное правительство использовало для расчета фуражного баланса фуражную норму «не менее 7,1 пуда (116 кг.)» на человека[64], а мною было отмечено, что потребность в фуражном зерне в начале ХХ века составляла не менее 190 кг. на душу населения[65], Б.Н. Миронов вдруг заявил, что его неправильно поняли, так как в его книгу вкралась опечатка.

«В книге табл.VI. 8 на с.284 приведен расчет потребления хлеба и фуража в год на едока – 287 кг. (237 кг.+50 кг.). А 18 кг. – это дополнительное зерно, предназначенное для корма птицы и другой живности в крестьянском дворе, а также для ежегодного внесения в хлебные запасные магазины в размере полпуда (т.е. 8 кг. – А.О.) на душу населения. Сказанное в равной мере относится и к расчетам хлебного баланса для пореформенного времени в табл. VI. 12 на с.293»[66].

Почему же мы неправильно его поняли? Оказывается, «примечание, объясняющее расчеты в таблицах, при подготовке рукописи к печати было удалено, а подлежащие (название соответствующих боковиков таблицы) в табл. VI 8 и VI.12 остались без изменения»[67] (№4. С.131).

На самом деле, как отметил С.А. Нефедов, 287 кг продовольственная норма была введена Б.Н. Мироновым в оборот за два года до выхода в свет его книги[68].

Действительно, в 2008 г. в «Уральском историческом вестнике» была опубликована статья автора рассматриваемого сборника «Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX – начале XX в.», в которой содержится точно такая же таблица, как и в книге о «Благосостоянии», причем с «пропавшим примечанием». Вот оно: «Индексы рассчитываются, исходя из нормы хлеба на едока – 287 кг., норма фуража на человека – 18 кг.. и, соответственно, нормы хлеба и фуража на человека – 305 кг»[69].

В 2009 г. эта же таблица с 287 кг продовольственной нормой была воспроизведена на страницах «Вестника С-Петербургского университета»[70].

Уже одного этого достаточно, чтобы понять: утверждение Б.Н. Миронова о техническом сбое произошедшем при публикации его книги, - прием, недостойный уважающего себя автора.

К этому можно добавить, что в той же книге Б.Н. Миронов посвятил несколько страниц обоснованию необходимого для крестьянина объема потребления пищи. В основу расчетов им были положены бюджетные данные из книги С.А. Клепикова «Питание русского крестьянства» по 13 губерниям: потребление хлеба – 254,7 кг в год, картофеля – 131,2 кг. Если перевести картофель в хлеб из пропорции 4 к 1, это даст в сумме 287,5 кг, из пропорции 3 к 1 – 298,4 кг., 17,6 пуда в первом случае и 18,2 пуда во втором[71].

Этот фрагмент без всяких изменений включен во второе издание книги, [72] хотя здесь фигурирует уже новая 237 кг продовольственная норма. [73]. Но разве за всем уследишь.

Вводя новую 237-кг норму, Б.Н.Миронов заявил, что в данном случае он руководствуется той «нормой потребления», которая якобы была «установлена» в 1850-х гг. кадастровыми комиссиями МГИ[74] Мною уже обращено внимание на то, что на самом деле в изданиях, на которые дана ссылка, нет никакой продовольственной нормы, а содержатся сведения о реальном потреблении хлеба в трех губерниях (Владимирской, Московской и Ярославской), сведения, которые Б.Н. Миронов, вводя читателей в заблуждение, называет «нормой» кадастровых комиссий и распространяет на всю Россию [75].

Столь же «весом» другой аргумент Б.Н. Миронова – использование 237 кг. нормы Центральным статистическим комитетом. Как показано мною, в издании, из которого заимствован приведенный показатель, прямо сказано, что он «много ниже действительности», а в комментариях современников отмечалось, что «это та норма, по которой рассчитывалась правительственная помощь в годы минувшего неурожая»[76].

Пятое. Подобным же образом обстоит дело с фуражной нормой. Первоначально Б.Н. Миронов утверждал, что «норма фуража на человека – 18 кг.»[77]. Причем в ходе дискуссии на страницах электронного альманаха «Клиодинамика», он специально отмечал, что 1,1 пуда (т.е. 18 кг) – это «расход овса на фураж» для кормления лошадей [78]. Потом он заявил, что на самом деле «18 кг. – это дополнительное зерно, предназначенное для корма птицы и другой живности в крестьянском дворе, а также для ежегодного внесения в хлебные запасные магазины в размере полпуда (т.е. 8 кг. – А.О.) на душу населения»[79]. Во втором издании книги 18 кг на душу населения – это «норма зерна на корм для птицы (а как же «другая живность»?- А.О.) и сдачи в хлебозапасные магазины» [80]

Подобная разноголосица тоже вызвала у меня вопросы. Как же реагирует на них Б.Н. Миронов?.

«Островский, - пишет он, - пытается поставить под сомнение мои данные и расчеты посредством многочисленных вопросов. Многие из них напоминают вопрос, которые задают дети в возрасте 3-5 лет…Вопросы оппонента, безусловно, свидетельствуют о его большой любознательности. Но я вынужден многие из них также оставить без внимания - ведь мы не в детском саду, не в школе и даже не на лекциях по статистике для начинающих. Мы обсуждаем научную монографию, чтение которой, а тем более экспертиза, предполагает наличие у критика элементарных знаний в этой области»[81].

До сих пор вслед за С.И. Ожеговым я наивно полагал, что монография – это научное исследование[82], но, вероятно, отстал от жизни. Тем более, в отличие от меня Б.Н. Миронов находится на переднем крае науки, его читают и переводят за границей, и ему, вероятно, как там, за границей, так и здесь, в Академии наук, приходится иметь дело с разными монографиями, как научными, так и с ненаучными. Опасаясь видимо, что кто-нибудь, не зная его трудов, может отнести его книгу о благосостоянии к числу последних, он счел необходимым напомнить, что его книга - это монография и не какая-нибудь, а научная.

Какие же вопросы для автора «научной монографии» являются детскими:

«Еще хуже, - писал я в своей второй статье, - обстоит дело с фуражной нормой. В издании, на которое ссылается Миронов, отмечено, что крестьяне Московской и Владимирской губерний тратят на лошадь около четверти овса в год. Но это не норма, а уровень потребления. Поэтому возникают вопросы: откуда взялась новая фуражная норма 2,5 четверти? Как Миронову удалось перевести 2,5 четверти на лошадь в 50 кг. на душу населения? Почему в таком случае он оставил без возражений мой расчет, в результате которого у меня получилось около 90 кг. на человека? Как совместить это в с тем, что в его книге (С.285) расход овса для содержания лошади в городах определяется «примерно в 8 четвертей в год» (это 44,6 пудов, или же 734 кг на лошадь – А.О.) ? можно ли признать достаточным для кормления птицы и «другой домашней живности» (то есть крупного рогатого скота, свиней, овец, коз) – 10 кг. в год, менее 30 г. в день зерна на душу населения?»[83])

Хотя и своей второй статье, и во втором издании книги о благосостоянии Б.Н. Миронов не ответил на мои вопросы, но он изъявил готовность сделать шаг вперед. Первоначально он куражился на страницах «Вопросов истории» по поводу возможности расходования на корм скоту 190 кг. хлеба в расчете на душу населения, выделив в своей статье специальный раздел «Как лошади едва не съели русский народ»[84]. Сейчас мой критик готов рассматривать этот показатель, правда, в одном случае называя его «нормой Островского» (это для читателей «Страстей о революции»), в другом «нормой Лосицкого» (для читателей книги о благосостоянии, о нашей полемике им, видимо, лучше ничего не знать)[85].

Определяя используемую им фуражную норму как «средне - минимальную» (очень оригинальная характеристика), Б.Н. Миронов пишет: «Если же брать оптимальные, т.е. завышенные нормы потребления, то следует сделать поправку на занижение сбора хлебов официальной статистикой»[86].

Поборник корректной полемики, по всей видимости, путает две разные вещи: науку и рынок. Это на рынке можно торговаться. А в науке мы или признаем данные о сборе хлебов заниженными и тогда имеем право внести в них коррективы не зависимо от используемых нами норм потребления, или же признаем данные о сборе хлебов близкими к действительности и тогда используем их без коррективов тоже независимо от норм потребления.

Таким образом, Б.Н. Миронов продемонстрировал, что у него нет убедительных аргументов для обоснования новых продовольственной и фуражной норм. А этот значит, основанный на них хлебо-фуражный баланс имеет умозрительный, или же, если пользоваться терминологией моего оппонента, спекулятивный характер.

Таким образом, достаточно принять во внимание сделанные мною замечания, которые объявлены моим оппонентом недостойными его внимания, и вся реконструированная им картина развития зернового производства Европейской России с 1801 по 1913 гг. разрушится как карточный домик.

В отличие от Б.Н. Миронова мне не смешно, а горько. Неужели это действительно академический уровень нашей современной исторической науки.

3

«Третий блок» проблем связан с социальными отношениями. Главная идея Б.Н. Миронова: XIX - начало XX в. характеризовались ослаблением эксплуатации крестьянства.

Рассматривая ее изменение в государственной деревне 1801-1860 гг., он использовал для этого данные только о подушной и оброчной подати, завив о возможности пренебречь «натуральными повинностями» вследствие их незначительности[87].

В связи с этим мною было обращено внимание на два факта: а) в одном случае натуральные повинности оцениваются в 62 коп. (С.302), в другом - в 3,52 руб. (С.318) и б) учет динамики лишь одних, проигнорированных Б.Н. Мироновым земских повинностей перечеркивает его вывод о снижении уровня эксплуатации государственных крестьян в первой половине XIX в.[88].

В своем первом ответе Б.Н. Миронов полностью обошел стороной вопрос о земских повинностях, а вопрос о повинностях натуральных объяснил опечаткой[89].

Однако мною было обращено внимание на то, что объявленная им опечатка не устранила отмеченного противоречия и породила новые.

«Новых высот сравнительно с первой критической статьей, - иронизирует Б.Н. Миронов сейчас, - А.О. достиг в разделах, посвященных повинностям и стратификации крестьян. В своей первой статье он раздул одну незначительную опечатку (о величине натуральных повинностей в 1949 г.) в принципиальную ошибку - но там хоть имелось маленькое основание – опечатка. На этот раз он поднимает еще больший трезвон на совершенно пустом месте, точнее на собственной ошибке, выдавая ее за мою. Как оказывается, моя опечатка не при чем (зачем же было поднимать столько шума!?) и без опечатки мой расчет все равно не верен. Приведу центральное рассуждение целиком»[90].

Дале автор цитирует текст из моей второй статьи:

«Данная “опечатка” действительно никак не повлияла на “расчеты и выводы” Миронов. И это как раз странно. “Исходя из незначительности величины натуральных повинностей”, он свел казенные платежи крестьян в 1850-х годах только к подушной подати в размере 95 копеек. А куда делись еще 2,57 руб. (3,52 - 0,95)? Но если 3,52 руб. — это подушная подать и натуральные повинности, как это согласовать с тем, что, по утверждению самого же Миронова, подушная подать в 1841 — 1858 гг. была равна 95 коп., а натуральные повинности — 62 коп. (Благосостояние, с. 300, 302, 317), итого 1,57 рубля? Как тогда следует понимать следующие его слова: “По официальным данным, в 1849 г. в среднем по 44 губерниям Европейской России все денежные платежи (включая земские повинности) помещичьих крестьян в пользу государства достигали 1,47 руб. сер. на душу мужского населения, натуральные повинности без рекрутской (постойная, подводная и дорожная) в переводе на деньги — 62 коп. сер., рекрутская — примерно 1,43 сер. в год (таб. VI. 18). Все — денежные и натуральные — государственные повинности составляли 3,52 руб. сер. на душу мужского населения” (Благосостояние, с. 317).

Подойдем к этому вопросу с другой стороны. Если 3,56 руб. — это оброчная подать, как понимать таблицу VI. 16, в которой на 1841 — 1858 гг. указан размер оброчной подати от 2,15 до 2,86 руб. сер. (Благосостояние, с. 300), то есть на 0,71— 1,41 руб. меньше? Как понимать таблицу VI. 17, в которой черным по белому напечатано: “налог и оброк в серебряных копейках”, “с крестьян”, “1841—1850” — “356” (Благосостояние, с. 301)? Причем, как явствует из таблицы, в данном случае под налогом имеется в виду только подушная подать». (О., 138).

«Какая ясность мысли! – восклицает Б.Н. Миронов, - Так и вспоминается известная сценка А. Райкина, где герой говорит: «Сила в словах твоих, Федя, есть. Но ты их расставить не можешь. Ты говоришь долго, но не понятно о чем». Я читал это рассуждение А.О. с книгой «Благосостояние» в руках раз десять, чтобы понять его мысль, но тщетно. Наконец, стал сопоставлять страницы из моей книги, на которые оппонент ссылается. И только тогда обнаружил, что А.О. перепутал категории крестьян»[91].

Давайте разберемся, кто и что перепутал.

Начнем с того, как появилась «опечатка».

Отметив в своей первой статье, что, рассматривая динамику эксплуатации государственных крестьян, Б.Н. Миронов свел ее только к подушной и оброчной подати, которые на 1841-1850 гг. составили 3,56 руб. (С.301), я вынужден был отметить, что в этом «расчете не учтены земская, рекрутская, постойная и дорожная повинности». Указав, что «постойная, подводная и дорожная повинности равнялись 61,75 коп. сер., земские – 32,1 коп. сер., все вместе 93,9 коп сер. на мужскую душу, что составляло 2,1% от общего дохода», автор счел возможным пренебречь этими повинностями (С.302)[92].

Между тем буквально через несколько страниц в книге говорится, что государственные крестьяне не только «платили оброчную подать (эквивалент оброка у помещичьих крестьян) казне, подушную подать государству на общую сумму 3,56 руб. сер.», но и «несли наравне с помещичьими крестьянами натуральные государственные повинности в переводе на деньги на сумму 3,52 руб. сер. на душу мужского пола»[93].

Когда в первой статье я указал на это противоречие (в одном случае натуральные повинности оцениваются в 62 коп., а в другом - в 3,52 коп.) и поставил вопрос, можно ли пренебрегать суммой, которая почти равна подушной и оброчной подати[94], Б.Н. Миронов объяснил это опечаткой и внес в первоначальный текст соответствующую поправку[95]. Сравните:

Книга	Ответ
В 1849 г. в среднем по 44 губерниям они платили оброчную подать (эквивалент оброка у помещичьих крестьян) казне, подушную подать государству на общую сумму 3,56 руб. сер., и несли наравне с помещичьими крестьянами натуральные государственные повинности — всего на общую сумму в 3,52 руб. сер. На душу мужского населения (С.317-318)	В 1849 г. в среднем по 44 губерниям они платили оброчную подать казне 3,56 руб. сер., подушную подать государству и несли наравне с помещичьими крестьянами натуральные государственные повинности — всего на общую сумму в 3,52 руб. сер. (ВИ. 2011. №4. С.133-134)

Итак, если первоначально (2010 г.) 3,56 руб. – это были оброчная и подушная подать, теперь (2011 г.) – только оброчная подать. Если первоначально 3,52 руб. составляли только натуральные повинности, теперь - натуральные повинности и подушная подать.

Уяснив это, обратимся к моему тексту, который вызвал у Б.Н. Миронова такие затруднения.

«Данная “опечатка” действительно никак не повлияла на “расчеты и выводы” Миронова. И это как раз странно. “Исходя из незначительности величины натуральных повинностей”, он свел казенные платежи крестьян в 1850-х годах только к подушной подати в размере 95 копеек. А куда делись еще 2,57 руб. (3,52 - 0,95)?»[96].

Не буду спорить, здесь моя мысль выражена не лучшим образом. Но о чем идет речь? Если исходить из того, что 3,52 коп. – это подушная подать и натуральные повинности, а натуральные повинности – величина, которой можно пренебречь из-за ее незначительности, то что такое 2,57 руб. и почему они оказались неучтенными в расчетах Б.Н. Миронова?

Пойдем дальше, «Но если 3,52 руб. — это подушная подать и натуральные повинности, как это согласовать с тем, что, по утверждению самого же Миронова, подушная подать в 1841 — 1858 гг. была равна 95 коп., а натуральные повинности — 62 коп. (Благосостояние, с. 300, 302, 317), итого 1,57 рубля?»[97]. Что непонятного здесь? Одно не совпадает с другим: в одном случае подушная подать и натуральные повинности 3,52, в другом - 1,57 (0,95+0,62 )руб..

«Как тогда следует понимать следующие его слова: “По официальным данным, в 1849 г. в среднем по 44 губерниям Европейской России все денежные платежи (включая земские повинности) помещичьих крестьян в пользу государства достигали 1,47 руб. сер. на душу мужского населения, натуральные повинности без рекрутской (постойная, подводная и дорожная) в переводе на деньги — 62 коп. сер., рекрутская — примерно 1,43 сер. в год (таб. VI. 18). Все — денежные и натуральные — государственные повинности составляли 3,52 руб. сер. на душу мужского населения” (Благосостояние, с. 317)[98].

Мне кажется, и здесь все ясно. Поскольку в новом прочтении 3,52 руб. – это подушная подать и натуральные государственные повинности, в этот показатель не могут входить еще и «все денежные платежи (включая земские повинности)». Налицо явное противоречие.

«Подойдем к этому вопросу с другой стороны. Если 3,56 руб. — это оброчная подать, как понимать таблицу VI. 16, в которой на 1841 — 1858 гг. указан размер оброчной подати от 2,15 до 2,86 руб. сер. (Благосостояние, с. 300), то есть на 0,71— 1,41 руб. меньше?»[99]

Здесь тоже концы явно не сходятся с концами.

Последний абзац.

«Как понимать таблицу VI. 17, в которой черным по белому напечатано: “налог и оброк в серебряных копейках”, “с крестьян”, “1841—1850” — “356” (Благосостояние, с. 301)? Причем, как явствует из таблицы, в данном случае под налогом имеется в виду только подушная подать». (О., 138)[100].

И здесь мы видим противоречие. После исправления опечатки 3,56 руб. – это только оброчная подать. А в таблице - это подушная и оброчная подать в месте взятые.

Как бы Б.Н. Миронов не иронизировал относительности «ясности» моей « мысли» и не уверял читателей, что сумел понять приведенные строки только на одиннадцатый раз, вынужден его разочаровать. И на одиннадцатый раз он ничего не понял. Или же, если понял (а я на этот счет гораздо большего мнения о нем, чем он обо мне), сознательно вводит в заблуждение своих читателей.

Заявляя, будто бы я «перепутал категории крестьян», Б.Н. Миронов пишет: «В одном случае (Благосостояние, с. 300-302) у меня речь идет о государственных и удельных крестьянах (все повинности составляли 7,08 руб. на ревизскую душу: 3.56 руб. оброчной подати, а также 3,52 руб. подушных и натуральных повинностей, включая рекрутскую), в другом – об оброчных крестьянах (возложенные на них только государственные повинности: подушная подать и натуральные повинности, включая рекрутскую, - равнялись 3,52 руб. на душу). Островский же решил, что во всех случаях речь идет о помещичьих крестьянах»[101].

Ничего подобного. В данном случае в моей статье речь шла главным образом о государственных крестьянах.

Мне кажется, обвиняя меня, Б.Н. Миронов сам запутался в своих цифрах. Не буду смеяться над ним, не буду вспоминать Аркадия Райкина, не буду апеллировать к И.А. Крылову, отмечу лишь, что правильно расставить цифры в данном случае ему не удалось. А значит, все доказательства ослабления эксплуатации государственных крестьян в 1801-1860 гг. не имеют смысла. Автору сначала нужно разобраться с цифрами, согласовать их друг с другом, а затем уже делать на их основе выводы.

Подобным же образом обстоит дело с помещичьими крестьянами.

«По мнению А.О., - пишет Б.Н. Миронов, - я сознательно преувеличил доходы крестьян в дореформенное время. «Данные о доходах от земледелия он (Миронов. – Б.М.) заимствовал из статьи И.Д. Ковальченко и JI.B. Милова вместе с допущенной ими ошибкой, в результате которой в состав крестьянского хлеба попал хлеб помещичий (Вопросы истории, 2010, № 10, с. 130). Это обстоятельство Ковальченко и Милов сами признали в 1967 году. Когда Миронов впервые взял на вооружение их данные, Нефедов обратил его внимание на допущенную ошибку. Тогда ее можно было бы считать случайной, повторение же ее в рассматриваемой книге имеет сознательный характер. (выделено мной. – Б.М.). Может быть речь идет о мелочи? Нет, согласно приводимым Мироновым данным, накануне отмены крепостного права в ЦПР и ЦЧР у помещиков было около 45% всех посевов (Благосостояние, с. 312)» (А.О. с.139)[102].

Приведя эту цитату, Б.Н. Миронов сопроводил ее следующей убийственной ремаркой: «Здесь горе-критик особенно сильно насмешил» (С.166)[103]. Это тоже, конечно, высшее проявление академической корректности.

«Мною, - пишет Б.Н. Миронов, - как и И.Д. Ковальченко и Л.В. Миловым, оценивался доход лишь оброчных крестьян, а не всех помещичьих крестьян в четырех губерниях. В этом случае следовало действительно весь сбор хлеба отнести на счет крестьян, так как в оброчных имениях и в XVIII – первой половине XIX в. практически вся пахотная земля была отдана помещиками в пользование крестьянам. Доля помещичьих посевов составляла 38% всех посевов применительно ко всей – оброчной и барщинной помещичьей деревне»[104].

И далее: «Этот факт настолько хорошо известен профессиональным историкам, что мне казалось, нет нужды об этом упоминать. Но, видно, я заблуждался, если даже доктора исторических наук, защитивший в свое время диссертацию по аграрной историей пореформенной России, этого не знают. Однако если в научной монографии объяснять, что дважды два – четыре, а Волга впадает в Каспийское море, то каждая книга будет превращаться в скучную и мало кому интересную энциклопедию»[105].

Тут есть над чем поломать голову.

Какой же в данном случае факт «известен профессиональным историка», «как дважды два» ?

То, что «в оброчных имениях и в XVIII – первой половине XIX в. практически вся пахотная земля была отдана помещиками в пользование крестьянам»? Или то, что «Доля помещичьих посевов составляла 38% всех посевов применительно ко всей – оброчной и барщинной помещичьей деревне»?

Вопрос о доле помещичьих посевов никак нельзя отнести к азбучным истинам. Но тогда получается, что последнее предложение – это позднейшая вставка. А все, что касается Каспийского моря относится только к первому утверждению.

Для тех, кто не знаком с упоминаемой статьей И.Д. Ковальченко и Л.В. Милова, оно звучит очень убедительно. Но и у них должен возникнуть вопрос: если все так просто, почему оба названные авторы сами признали факт преувеличения ими сбора зерновых у оброчных крестьян?

А дело в том, что сведения о посеве и сборе хлебов собирались МВД в рамках уезда лишь с подразделением на крестьянскую и барскую запашку. Причем в первую категорию попадали все крестьяне: и государственные, и удельные, и помещичьи, причем последние не только не выделялись из общей массы крестьян, но и не подразделялись на оброчных и барщинных. По этой причине установить посевы и сборы оброчных крестьян невозможно, даже если мы обратимся к архивам[106].

Но дело не только в этом.

В упоминаемой статье И.Д. Ковальченко и Л.В. Милова нет разделения хлебов на помещичьи и крестьянские, приведены только общие погубернские данные[107]. Поэтому деление этих показателей на общее количество душ крестьянского населения имело свои следствием завышение реальных посевов и сборов крестьян, так как в доход крестьян зачислялся хлеб с барской запашки. Именно этот факт и признавали названные авторы.

Может быть, в тех губерниях, о которых идет речь в книге Б.Н. Миронова, безраздельно преобладали помещичьи крестьяне, а барщина была столь незначительна, что ею можно пренебречь? Нет. Помещичьи крестьяне, находившиеся на издельной и смешанной повинности, составляли в Московской губернии 15,5% всех и 32% помещичьих крестьян, в Тверской губернии соответственно 36 и 59%, в Орловской – 46 и 72%, в Рязанской – 40 и 62%, в целом по четырем губерниям 34% (с учетом всех крестьян) и 58% (с учетом только помещичьих крестьян) [108].

Из этого явствует, что площадь посева и сбор хлебов оброчных крестьян в четырех названных губерниях никак не могли быть равными общей площади посева и общему сбору хлебов этих губерний, а включение в крестьянский хлеб помещичьего хлеба не могло не повести к завышению доход оброчных крестьян от земледелия.

Это настолько очевидно, что, заявив о необходимости «весь сбор хлеба отнести на счет крестьян, так как в оброчных имениях и в XVIII – первой половине XIX в. практический вся пахотная земля была отдана помещиками в пользование крестьян» и отнеся этот факт к азбучным истинам, Б.Н. Миронов полном противоречии с этим пишет: «Доля помещичьих посевов составляла 38% всех посевов применительно ко всей – оброчной и барщинной помещичьей деревне»[109], а далее, сделав расчет, приходит к следующему заключению: «…Доля помещиков в сборе хлебов в 1850-е гг. вряд ли превышала 22%»[110].

Значит, все-таки превышала. Так о чем спор? И при чем здесь Каспийское море?

А спор, оказывается, о том, что, «сбор хлебов официальной статистикой занижался примерно на 20-30%». Поэтому «на самом деле мы (так по монаршему Б.Н. Миронов говорит от своего имени– А.О.) не преувеличиваем, а скорее, немного занижаем доход помещичьих крестьян от земледелия»[111].

Не буду спорить по поводу приведенных цифр. Однако даже если принять логику Б.Н. Миронова, приводимые им цифры нужно обосновывать. Пока такая работа им не проделана. Один показатель (22%) имеет спорный характер, второй (20-30%) вообще взят с потолка. Поэтому доказать ослабление эксплуатации помещичьих крестьян в 1801-1860 гг. ему тоже не удалось.

В сборнике «Страсти по революции» Б.Н. Миронов почти полностью обходит стороной наши разногласия по вопросу о динамике эксплуатации крестьян в пореформенную эпоху, относя, видимо, мои возражении на этот счет к числу не заслуживающих внимания.

Что же это за мелочи?

Первая и самая главная из них сводится к тому, что, рисуя картину ослабления эксплуатации крестьянства в пореформенную эпоху, Б.Н. отвлекся от таких «пустяков», как аренда крестьянами земли, отработки, ростовщический кредит, ножницы цен на внутреннем и мировом рынке, и свел ее (эксплуатацию) только к налогам[112].

Такой прием как отвлечение используется в науке. Однако, обращаясь к нему, Б.Н. Миронов не только обязан был отметить данный факт, но и обосновать возможность его применения, т.е. доказать незначительность других видов эксплуатации. Поскольку это не было сделано, все его дальнейшие расчеты и рассуждения на эту тему лишены оснований.

К этому следует добавить, что и данные о налогах были использованы им некорректно. Отмечая существование прямых и косвенных налогов и признавая сокращение первых и возрастание вторых, Б.Н. Миронов для доказательства ослабления эксплуатации сконцентрировал свое внимание главным образом на прямых налогах.

Причем, как было показано мною, провозгласив трехкратное сокращение налогового гнета после отмены крепостного права, в обоснование этого привел несопоставимые данные (таблица VI.29 «Тяжесть прямых налогов для крестьян Европейской России в 1850-е и 1877-1900 гг. (доходы и повинности на душу населения в руб. золотом)»)[113]. Причем, оставив мои замечания на этот счет без возражений, он воспроизвел эту таблицу и во втором издании[114].

Без возражений оставил Б.Н. Миронов и такие «мелочи», как мои замечания по поводу его аргументации на счет сокращения тяжести косвенных налогов[115]. Не удостоил он своего высочайшего внимания мои замечания по поводу числа рабочих и нерабочих дней в деревне[116], расходов крестьян на водку[117] и т.д.

Все свое внимание Б.Н. Миронов сконцентрировал только на одной проблеме. «Критический запал и творческий драй в А.О. – пишет он, - достиг своего апогея на двух последних страницах его статьи…Увы, вынужден огорчить А.О. – он опять пришел, увидел и насмешил, наверное в двадцать первый раз (впрочем, может быть, и большее число раз – я уже сбился со счета)»[118].

Вот, что значит, работать в Академии наук. Какой строго академический, корректный стиль полемики. Сразу чувствуется настоящий ученый. С мировым именем.

Далее на трех с половиной страницах «опровергается» то, чего в моей статье нет – приписываемое мне утверждение, будто бы «Миронов ошибся, считая крестьян состоятельнее рабочих (А.О. С.142)»[119]. В этом нетрудно убедиться, если открыть журнал «Вопросы истории» на указанной странице. Вынужден процитировать весь свой текст на этот счет:

142-я страница начинается словами: «Беднейших людей, – пишет Миронов, — следует искать среди рабочих, прислуги и люмпенизированных слоев населения, потому что у крестьян доходы…в среднем равнялись 432 руб. на дворохозяина», в то время как «годовые заработки рабочих и прислуги находились в интервале 123–214 рублей». «Доходы меньше, чем 123–214 руб., могли быть у нищих, бродяг, странников, богомолок, у лиц, призреваемых в богадельнях и приютах и находившихся в заключении» Для последних им взят в расчет расход на содержание арестантов в размере 70 руб. в год»[120].

Это изложение соответствующего текста из книги Б.Н. Миронова о благосостоянии. Что же было сказано мною по поводу приведенных слов?

«Трудно поверить, что историк, «имеющий специальную подготовку в области математической статистики» замечания на этот счет , например, способный отличить коэффициент корреляции от коэффициента регрессии, не понимает, что даже с позиции «метода правдоподобия» так сравнивать нельзя: для крестьян брать доход на двор, а для рабочих и прислуги – на душу самостоятельного населения, «к которому в соответствии с принятыми в то время критериями» им «отнесены лица обоего пола в возрасте 15 лет и старше»

И далее: «Чтобы понять, к чему ведет подобный «научный подход», следует учесть, что согласно используемым Мироновым данным, самостоятельное население России составляло около 60% населения страны, на среднюю семью приходилось примерно 6 человек замечания на этот счет , например, ¹⁰, на один двор – 3,6 человек самостоятельного населения. Разделим 432 на 3,6, и получим 120 руб. на душу самостоятельного населения. Это означает, что десятки миллионов крестьян, находившиеся за установленной Мироновым чертой бедности, были переведены им в разряд лиц со средним достатком.

Но это не все.

Миронов забыл упомянуть, что 432 руб. – это валовой доход крестьянского хозяйства (деталь, хорошо ему известная), а значит, включает в себя производственные издержки. Если сделать поправку на них, «чистый доход» крестьянина опустится до 266 руб. на двор, до 33 руб. на душу всего населения и 55 руб. на душу самостоятельного населения, то есть ниже указанного Мироновым уровня нищих, бродяг и арестантов.

В состав беднейшей части населения у Миронова не попали кустари, «ежегодный средний душевой заработок» которых Э. Э. Крузе определяла в 133 рубля. Может быть, ее книга осталась вне поля зрения моего оппонента? Ничего подобного. Она упоминается им неоднократно.

Приведенный показатель (133 руб.) был получен путем деления стоимости произведенной кустарями продукции на их численность¹⁶. Между тем, как явствует из таблицы VI.27 упоминаемой книги Миронова, средний семейный доход кустаря составлял 429 руб., что дает около 100 руб. на душу самостоятельного населения и около 60 руб. на одного члена семьи. Если же из стоимости кустарных изделий вычесть производственные издержки, заработная плата кустарей опустится до 85 руб. на душу самостоятельного населения.

Может быть, кустарей было меньше, чем нищих и бродяг? Ничего подобного. По некоторым, данным, в начале ХХ века их насчитывалось до 15 млн, то есть вдвое больше той части общества, которую Миронов отнес к беднейшим слоям населения страны и в 30 раз больше нищих, бродяг и арестантов.

Вызывает удивление и даваемая Мироновым характеристика основной массы российской бедноты, которую, по его мнению, составляли примерно 7,3 млн рабочих, получавшие в год от 123 до 214 рублей. Судя по источникам, в их число были включены постоянные сельскохозяйственные рабочие, которых, по данным переписи 1897 г., насчитывалось 2,6 млн человек. Между тем, как явствует из материалов «Комиссии центра», годовая плата постоянным сельскохозяйственным рабочим на хозяйских харчах составляла в 1870-е годы – 56,8 руб. в год, 1880-е – 62,3 руб. 1890-е – 61,8 рубля. Если прибавить стоимость «харчей», которые в 1881–1891 гг. оценивались в 46 руб., получим не более 108 рублей. Но это касается только мужчин. Заработная плата женщин не достигала даже 80 руб. в год»[121].

Главная моя мысль заключается не в том, что Б.Н. Миронов ошибся, будто бы крестьяне были состоятельнее рабочих (эту проблему я вообще не рассматривал), а в том, что, сопоставляя несопоставимые данные (доход на двор и доход на душу самостоятельного населения), он завысил уровень жизни крестьян и исключил из числа наименее обеспеченного населения страны другие, кроме выделенных им, социальные группы.

В результате Б.Н. Миронов увел спор в другую сторону, прием который используется им неоднократно, но почему-то не включен в его «советы начинающим фальсификаторам»[122].

Почему же Б.Н. Миронов предпочел увести спор в сторону? Объяснение этого мы находим во втором издании его книги о благосостоянии. Формально он никак не отреагировал на нашу полемику. Однако в понимании рассматриваемой им проблемы сделал значительный шаг вперед.

Он признал некорректность проделанного им сопоставления доходов крестьян и других беднейших слоев населения и внес в свой первоначальный текст существенные коррективы. Сравните:

Первое издание

Второе издание

«Беднейших людей, – пишет Миронов, – следует искать среди рабочих, прислуги и люмпенизированных слоев населения, потому что у крестьян доходы… в среднем равнялись 432 руб. на дворохозяина», в то время как «годовые заработки рабочих и прислуги находились в интервале 123–214 рублей». «Доходы меньше, чем 123–214 руб., могли быть у нищих, бродяг, странников, богомолок, у лиц, призреваемых в богадельнях и приютах и находившихся в заключении» (С. 655)».

«Беднейших людей в позднеимперской России следует искать среди люмпинизированных слоев, прислуги и рабочих, потому что у крестьян доходы в среднем были выше, чем у пролетариев. По результатам обследования 1885–1901 гг. 278 крестьянских бюджетов, учитывающих не только денежные, но и натуральные доходы, их годовой доход по заниженной оценке в среднем равнялся 595 руб. на двор или около 178 руб. на работника, а за вычетом расходов на производственные нужды – примерно 150 руб. в ценах 1901–1904 гг.» (С. 599)

Что сразу же бросается в глаза? Исправление допущенной ошибки повлекло за собой сокращение доходов крестьянского населения почти в три раза (с 432 до 150 руб.), в результате чего они опустились ниже границы бедности – 214 руб., установленной в первом издании книги.

Однако переход крестьян из разряда лиц со средним достатком в разряд самой бедной части населения не состоялся, так как во втором издании книги Б. Н. Миронов сделал поразительный шаг навстречу своим оппонентам – он понизил (правда, без всякого объяснения) порог бедности более чем в два раза: с 214 до 95 рублей[123].

Считая такой шаг приближением к истине и выражая удовлетворение по этому поводу, в то же время приходится констатировать, что и новый подход к этой проблеме вызывает вопросы.

В первую очередь это касается среднего дохода крестьянской семьи, который непонятным образом увеличился с 432 до 595 руб., т.е. на 163 руб. или же почти на 40%., хотя и в первом, и во втором изданиях при этом дана ссылка на один и тот же источник – Материалы комиссии центра 1901 г.[124]

Объяснение этого заключается в том, что первоначально Б.Н. Миронов признавал репрезентативными данные всех 1717 бюджетов, которые приведены в названном издании, теперь же решил ограничиться только данными 268 из них. Но почему и как 84% бюджетов были отбракованы? Ответа на этот вопрос во втором издании нет.

В Материалах комиссии центра 1901 г. приведены следующие показатели бюджетных обследований по 7 губерниям: Саратовская – 1 хозяйство, Тверская – 1, Тульская – 6, Кубанская – 7, Херсонская – 126, Воронежская – 263, Калужская – 1313 хозяйств[125]. Причем по каждой губернии приведены только суммарные показатели. Откуда же взялась цифра 268?

Напрашивается предположение, что автор отдал предпочтение только бюджетам Воронежской губернии, согласно которым доход составлял 599 руб. Но это лишь версия.

Нет во втором издания книги объяснения и того, почему ее автор заменил прежний показатель – доход на душу самостоятельного населения, «к которому в соответствии с принятыми в то время критериями [им были] отнесены лица обоего пола в возрасте 15 лет и старше»[126]https://docviewer.yandex.ru/?url=ya-mail%3A%2F%2F2180000002258343668%2F1.2&name=%D0%9E%D1%81%D1%82%D1%80%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9%20%D1%81%D1%82%D0%B0%D1%82%D1%8C%D1%8F.doc&c=515091255c9d - footnote_27, показателем дохода на одного работника[127].

Нет во втором издании ответа и на вопрос, на основании чего автором была установлена средняя численность работников – 3,34 человека на крестьянскую семью. (595:178=3,34)?

Между тем, по данным переписи 1897 г., общая численность населения империи составляла 125 млн. чел., а к самостоятельному населению Б. Н. Мироновым первоначально было отнесено 77,8 млн. или же 62% всего населения. Если взять средний состав семьи 6 человек[128], самостоятельное население можно определить в количестве 3,6 чел., если взять состав семьи на основании использованных Б. Н. Мироновым бюджетов, 8 человек[129] это даст 4,8 человек самостоятельного населения.

Разделим 595 руб. на первый показатель и получим 165 руб., разделим на второй получим 124 руб.

Но это общий или валовой доход, из которого следует вычесть ту часть производственных издержек, которая определяется понятием «постоянный капитал».

Проделав такую операцию, Б. Н. Миронов сократил крестьянский доход на одного работника с 178 руб. до 150 руб.[130] Получается, что указанные производственные издержки составляли всего лишь 16% (178-150=28:178). Показатель сомнительный и ничем не обоснованный.

Если же обратиться к используемым Б. Н. Мироновым бюджетам, производственные расходы следует увеличить, как минимум, до 38%. Сделаем поправку на это, и показатель 178 руб. уменьшится до 110 руб., показатель 165 руб. сократится до 102 руб., показатель 124 руб. – до 77 руб.

Следовательно, и на этот раз Миронов завысил средний доход крестьянина (в полтора-два раза). Но тогда получается, что в первом случае (110 руб.) жизненный уровень крестьян был лишь на 15% выше нового порога бедности, во втором случае (102 руб.) – на 7%, в третьем (77 руб.) – на 19% ниже порога бедности:

Первое издание (С.656)		Второе издание (С.601)
Социальные группы	Доход, руб.	Социальные группы	Доход, руб.
Фабрично-заводские рабочие	214	Промышленные рабочие (женщины и дети)	95
Прочие рабочие	200	С/х рабочие	65
Прислуга и поденщики	123	Поденщики и чернорабочие	74
Нищие бродяги, арестанты и пр.	70	Нищие, бродяги, призреваемые и пр.	55
Все беднейшее население	161	Все беднейшее население	77,7

Взяв в первом издании в качестве черты бедности 214 руб., Б. Н. Миронов утверждал, что ниже 70 руб. (стоимость содержания арестантов) доход не опускался даже «у нищих бродяг, странников, богомолов, у лиц, призреваемых в богадельнях и приютах и находящихся в заключении»[131].

Во втором издании Б. Н. Миронов исключил из состава этой социальной группы заключенных и понизил ее доход до 55 руб.

Этим самым он признал, что в дореволюционной России были лица, которые жили хуже арестантов. Кроме нищих, бродяг и призреваемых в богадельнях, он счел необходимым отнести к ним сельскохозяйственных рабочих – 65 руб. К этому уровню, по его данным, приближалась заработная плата поденщиков и чернорабочих – 74 руб., а также заработная плата женщин и детей в промышленности – 95 руб.

Между тем если доход арестантов, нищих, бродяг и призреваемых в богадельнях – это доход на душу населения, то доход трех указанных категорий рабочих дан только на работников. Если же принять во внимание неработающих членов семей (как минимум, 38% населения), мы получим следующие данные – промышленные рабочие 59 руб., поденщики и чернорабочие – 46 руб., сельскохозяйственные рабочие – 40 руб. на душу населения.

Иначе говоря, фактически все четыре выделенные Б. Н. Мироновым группы самых беднейших людей страны имели на душу населения менее прожиточного минимума арестантов – 70 руб.

Много ли было таких лиц?

Первое издание (С.656)		Второе издание (С.601)
Социальные группы	Тыс. Чел.	Социальные группы	Тыс. Чел.
Фабрично-заводские рабочие	804	Промышленные рабочие (женщины и дети)	3476
Прочие рабочие	3140	С/х рабочие	2995
Прислуга и поденщики	3332	Поденщики и чернорабочие	1232
Нищие бродяги, арестанты и пр.	457	Нищие, бродяги, призреваемые и пр.	787
Все беднейшее население	7733	Все беднейшее население	8490

В первом издании самая обездоленная часть российского общества, имевшая в год около 70 руб. на душу населения, составляла всего лишь 0,5 млн. чел. Беднее их в дореволюционной России не было никого. Если же исходить из новых данных, приведенным Б.Н. Мироновым во втором издании его книги, 8,5 млн. человек самостоятельного населения жили хуже арестантов.

В результате этого средний доход 10% самых бедных людей снизился с 161 до 78 руб., а общий доход с 1241922 тыс. руб.[132], до 659328,8 тыс. руб.[133]

Можно было бы подумать, что в связи с этим дециальный коэффициент увеличится с 5,8 (934:161=5,6) до 12,0 раз (934:78=12,0).

Однако откорректировав свои первоначальные данные о материальном положении самых бедных 10%, Б. Н. Миронов одновременно откорректировал и данные об имущественном состоянии самых богатых 10%: общее их количество увеличилось, а общий доход сократился с 7220 до 4186 млн. руб. (сравните таблицу XII.19, первое издание, и таблицу 12.20, второе издание).

Первое издание (С.657)				Второе издание (С.605)
Группы	Доход, руб.	Лица, тыс.	Всего, млн. руб	Группы	Доход, руб.	Лица, тыс.	Всего, млн руб
Более 1000	6070	405	2456,5	Более 500	2130	809	1723,8
До 1000	650	7328	4763,5	До 500	320	7681	2461,7
Всего	934	7733	7220,0	Всего	493	8490	4185,5

На основании чего и как были составлены две названные таблицы, можно только предполагать. Судя по всему, в их основе лежат две публикации: «Города России в 1904 году. СПб., 1906. С.0453» и «Опыт приблизительного исчисления народного дохода по различным его источникам и по размерам в России. СПб,. 1906. С.XXXV»[134].

Однако на указанных автором страницах этих изданий ни одной из содержащихся в таблице XII.19 цифр нет. По всей видимости, они были получены расчетным путем. Но тогда автор обязан был изложить методику расчетов. Особенно это касается лиц, имевших доход менее 1000 руб., так как в издании Министерства финансов «Опыт исчисления» сведений о таких лицах вообще отсутствуют.

Как был получен первый показатель общего дохода самой богатой части населения России – 7220 млн. руб. мы не знаем. Методика определения второго показателя – 4186 млн. руб. – сводится к следующему. Взяв за основу данные П. Грегори о чистом национальном продукте (12316 млн. руб.), автор вычел из него доход самой бедной части населения (659 млн. руб.) и определенный им доход 80% самостоятельного населения, занимающего среднее положение между крайними децильными группами (67,9 млн. чел., 7471 млн. руб.) и получил остаток – 4186 млн. руб.[135].

В общем, подобная методика вполне допустима.

Но, увлекшись проблемой децильного коэффициента, Б. Н. Миронов не придал значения тому, что в результате его расчетов средний доход 80% населения, находящегося между двумя крайними децильными группами опустился до 110 руб. на душу самостоятельного и ниже 70 рублей (т.е. ниже содержания арестанта) на душу всего населения. [136].

Из этого вытекают два принципиально важных вывода.

Получается, что а) в первом издании книги уровень жизни 90% населения страны был завышен в несколько раз и б) в действительности уровень жизни 90% населения страны почти не отличался от уровня жизни арестантов.

Вот, оказывается, те «впечатляющие успехи», которых «Россия добилась в 1861–1914 гг.». Это очень важный вклад в создание привлекательного образа дореволюционной России, ради чего написана книга Б. Н. Миронова[137].

Как тут не вспомнить унтер-офицерскую вдову.

4

В отличие от Б.Н. Миронова, я считаю его работающим, способным человеком, с широким кругозором и смелостью мышления. Почему же автор с таким творческим потенциалом написал, на мой взгляд, столь неудачную работу?

Ответ на этот вопрос Б.Н. Миронов дает сам в предисловии к своей книге. Оказывается, он обратился к вынесенной на обложку книги теме не целью разобраться в том, как развивалась Россия накануне 1917 г. и почему в ней произошла революция, а для того, чтобы создать привлекательный образ России, который бы облегчил ей вхождение в Европу. Независимо от того, как мы будем оценивать эту цель – это цель не научная, а политическая[138].

Если бы подобные слова были приведены в заключение книги как итог рассмотрения фактического материала, с ними можно было бы спорить, но их нельзя было бы поставить автору в вину. Но когда автор начинает свое «исследование» с заявления о том, что он собирается доказывать (обращаю внимание: доказывать, а не выяснять), что эти доказательства нужны для решения определенных политических (а не научных) проблем, это можно рассматривать только как социальный заказ.

Бросается в глаза и откровенная неправда в объяснении пересмотра своих прежних представлений.

«…До начала самостоятельного изучения проблемы благосостояния, - пишет Б.Н. Миронов в своей книге, - я разделял господствующие в отечественной и зарубежной историографии мнение о снижении уровня сельскохозяйственного производства и понижающемся вследствие этого уровне жизни российского населения в XIX – начале XX в. Новые данные, обнаруженные мной, заставили меня отказаться от этой парадигмы, о чем я сообщил научному сообществу»[139].

Далее следует ссылка на три публикации, самая ранняя из которых появилась в 2005 г.

Что же это за данные удалось обнаружить Б.Н. Миронову к этому времени? «В своей предыдущей книге «Социальная история России периода империи», - пишет Б.М., - я коснулся многих стереотипов о России, но не смог рассмотреть один из самых стойких – о непрерывном обеднении населения». Почему? «У меня не было тогда адекватного инструмента для оценки динамики благосостояния населения». «Наконец, такой источник нашелся – это антропометрические данные» [140].

Из этого следует, что упомянутый источник «нашелся» после того, как была издана «предыдущая книга» - «Социальная история России периода империи», первое издание которой увидело свет в 1999 г., второе в 2000 г., третье – в 2003 г.

Однако любой желающий может открыть первое издание этой книги и во втором томе обнаружить те самые «антропометрические данные», которые якобы заставили Б.М. пересмотреть «один из самых стойких» стереотипов[141].

«Мы, - писал Б.Н. Миронов уже в 1999 г., - располагаем сведениями о длине тела рекрутов, измеренных в 1740-1927 гг., о длине тела мужского населения из среды городских и сельских жителей, измеренных в 1881-1981 гг.» [142]. Это означает, что уже тогда . Б.М. имел данные о рекрутах примерно с 1717 г. рождения и о новобранцах примерно до 1916 г. рождения, т.е. за 200 лет. При этом в его распоряжении были не только индивидуальные, но и «суммарные данные о росте всех призывников за 1840-1893 гг.» [143]. «За 1840-1855 и 1874-1912 гг. мы, - писал он в 1999 г., - располагаем суммарными данными о росте всех рекрутов империи»[144].

Это означает, что «адекватный инструмент для оценки динамики благосостояния населения» был в распоряжении Б.Н. Миронова уже к 1999 г. Следовательно, произошедший в 2003- 2005 г. пересмотр «одного из самых стойких стереотипов» был вызван совершенно другими причинами, которые, таким образом, никакого отношения к науке не имели, иначе не стоило бы на этот счет вводить читателей в заблуждение.

Это еще более укрепляет меня во мнении, что книга Б.Н. Миронова о благосостоянии представляет собою социальный заказ.

---

[1] Миронов Б.Н. Как ошельмовать книгу // Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации». М., 2013.С.151-178.

[2] Островский. А.В. К итогам спора о жизненном уровне в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.129-144.

[3] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.151

[4] Островский А.В. О модернизации России в книге Миронова // Вопросы истории. 2010. №10 С.119-140.

[5] [5] Островский. А.В. К итогам спора о жизненном уровне в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.129-144.

[6] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропометрии // Вопросы истории. 2011. №4. С.122-140.

[7] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.151-178.

[8] Там же. С.151

[9] Там же. С.159

[10] Островский А.В. О модернизации России в книге Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.121.

[11] Там же.

[12] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропометрии // Там же. 2011. №4. С.125

[13] Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. М., 2010. С.191-196

[14] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.133.

[15] Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд. С.22

[16] Там же. С.159

[17] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.159

[18] Там же. 1 изд. 175

[19] Там же. С.473; 2 изд. С.384

[20] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.159

[21] Миронов Б.Н. Социальная история. Т.2. 3 изд. СПб., 2003. С.340-341, 344, 345

[22] Миронов Б.Н. Социальная история России. Т.2. 1 изд. СПб., 1999. С.338 и 345; 2 изд. СПб., 2000. С.338 и 345.

[23] Там же. С.338.

[24] Там же. 3 изд. СПб, 2003. С.338.

[25] Миронов Б.Н. «Сыт конь-богатырь, голоден – сирота: питание, здоровье и рост населения России во второй половин XIX – начале XX в.» // Отечественная история. 2002. №2.С.40; Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд. С.185.

[26] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.159

[27] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.132.

[28] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.152-153.

[29] Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд.

С. 185, 273, 473.

[30] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.153.

[31] Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд. С.162.

[32] Показательно, что таблица IV.13 (С.185) во второе издание не включена; в табл. VI.1 (с.273) – во втором издание указано, что это данные о росте новобранцев и рабочих, в таблице IX.21 (с.473) во второе издание не включена последняя графа – «рост рекрутов».

[33] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.153-154..

[34] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.154.

[35] Миронов Б.н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд. С.284

[36] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.157

[37] Там же. С.157

[38] Там же. С.157. См. Так же – С.172.

[39] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 1 изд. С.103.

[40] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №4. С.130

[41] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.157-159

[42] Островский А.В. О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.122.

[43] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.160

[44] Островский А.В.: 1) О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.123-129; Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №4. С.133-138.

[45] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 1 изд. С.287-292

[46] Островский А.В.: 1) О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.126-128.

[47] Там же. С.123.

[48] Там же. С.126.

[49] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.160

[50] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.160

[51] Этот факт допускает и мой оппонент. «Предполагаю, - пишет он, - А.О. своем расчете использует оптимальные нормы корма, рекомендованные специалистами, а реальные нормы потребления корма в крестьянском хозяйстве были ниже» (Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.163. См. также. С.164)

[52] Островский А.В. Зерновое производство Европейской России в конце XIX-XX в. С.192-269.

[53] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.151

[54] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.151

[55] Там же. С.81

[56] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.133-135.

[57] Островский А.В. О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.125.

[58] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 2 изд. С.237-238

[59] Там же. С.288.

[60] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России.2 изд. С.

[61] Островский А.В.: 1) О модернизации в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.124 ; 2) К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Там же. 2011. №6. С.136.

[62] Островский А.В. Зерновое производство Европейской России в конце XIX – начале XX в. С.248.

[63] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 1 изд. С.284, 293.

[64] Нефедов С.А.Россия в плену виртуальной реальности // О причинах революции. М., 2010. С.353.

[65] Островский А.В. О модернизации в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.128-129.

[66] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропометрии // Вопросы истории. 2011. №4. С.131.

[67] Там же.

[68] Нефедов С.А. Уровень жизни населения в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №5. С.127-128.

[69] Миронов Б.Н. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX – начале XX в //Уральский исторический сборник. 2008. №3. С.87 и 92.

[70] Миронов Б.Н. Жизненный уровень населения России в XIX – начале XX в. // Вестник С-Петербургского университета. Серия 2. История. 2009. Вып.1. С.84-100.

[71] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. С.460-462.

[72] Там же. 2 изд. С.370.

[73] Там же. С.234-237.

[74] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропометрии // Вопросы истории. 2011. №4. С.131.

[75] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Там же. №6. С.135-136.

[76] Там же. С.136

[77] Миронов Б.Н.; 1) Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX – начале XX в //Уральский исторический сборник. 2008. №3. С.87 и 92; 2) Жизненный уровень населения России в XIX – начале XX в. // Вестник С-Петербургского университета. Серия 2. История. 2009. Вып.1. С. Миронов Б.Н. Достаточно ли производилось пищевых продуктов в России в XIX – начале XX в //Уральский исторический сборник. 2008. №3. С.87 и 92

[78] Миронов Б.Н. Ленин жил, Ленин жив, но вряд ли будет жить // О причинах русской революции. С.123.

[79] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропологии // Вопросы истории. 2011. №4. С.131.

[80] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 2 изд. С.234, 237..

[81] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.151-152.

[82] Ожегов С.И, Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. 4 изд. М., 1998. С.365.

[83] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.136

[84] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропометрии // Вопросы истории. 2011. №4. С.131.

[85] Миронов Б.Н.: 1) Благосостояние населения и революции в имперской России. 2 изд. С.; 2) Страсти по революции. С.160-163.

[86] Там же. С.164.

[87] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 1 изд. С.300-302

[88] Островский А.В. О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.129-130

[89] Миронов Б.Н. Страсти по антропометрии // Вопросы истории. 2011. №4. С.133-134

[90] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.164-165

[91] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.165

[92] Островский А.В. О модернизации России в книге Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.129.

[93] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в России. 1 изд. С.318

[94] Островский А.В. О модернизации России в книге Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.129.

[95] Миронов Б.Н. Страсти по исторической антропометрии // Вопросы истории. 2011. №4. С.133-134.

[96] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.138.

[97] Там же.

[98] Там же.

[99] Там же.

[100] Там же.

[101] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.165.

[102] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.166.

[103] Там же..

[104] Там же. С. С.166

[105] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С. С.166

[106] Нифонтов А.С. Зерновое производство в России во второй половине XIX в..М., 1974. С.15-81.

[107] Ковальченко И.Д., Милов Л.В. Об интенсивности оброчной эксплуатации крестьян Центральной России в конце XVIII- первой половине XIX в. // История СССР. 1966. №4. С.

[108] Там же. С.75

[109] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.166

[110] Там же. С.167

[111] Там же. С.167

[112] Островский А.В. О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.133

[113] Там же. С.133-134..

[114] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 2 изд. С.

[115] Островский А.В.: 1) О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.133 ; 2) К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Там же. №6. С.140.

[116] Там же. С.141; Островский А.В. О модернизации России в книге Б.Н. Миронова // Вопросы истории. 2010. №10. С.135-136..

[117] Там же. С.136; Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Там же. №6.. С.141.

[118] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.167

[119] Там же. С.167-171.

[120] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Там же. №6.. С.142.

[121] Островский А.В. К итогам спора об уровне жизни в дореволюционной России // Вопросы истории. 2011. №6. С.142.

[122] Миронов Б.Н. Страсти по революции. С.173-176.

[123] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 2 изд. С.601.

[124] Там же. 1 изд. С.325: 2 изд. С.599, 670 (сноска 155)

[125] Там же. 1 изд. С.325.

[126] Там же. 1 изд. С.655.

[127] Там же. 2 изд. С.599.

[128] Там же. 1 изд. С.645, 655. См. также: Миронов Б.Н. Историческая социология России. СПб., 2009. С.140.

[129] Миронов Б.Н. Благосостояние население и революции в имперской России. 1 изд. С.325.

[130]Там же. 2 изд. С.599.

[131]Там же. 1 изд. С.655-656.

[132] Там же. 1 изд. С.656.

[133] Там же. 2 изд. С.601.

[134] Там же. 1 изд. С.656.

[135] Там же. 2 изд. С.604.

[136] Там же.

[137] Там же. 1 изд. С.13-16.

[138] Миронов Б.Н. Благосостояние населения и революции в имперской России. 1 изд. С.13-16.

[139] Там же. 139

[140] Там же. С.16

[141] Социальная история России. 1 изд. Т.2. СПб., 1899. С.335-356

[142] Там же. Т.2. С.338

[143] Там же. Т.2. С.339

[144] Там же. Т.2. С.340