1941-Дорога на Москву

Переход на главную страницу

Статья опубликована в журнале

«Вопросы истории», 2012, № 7.

С. А. Нефедов

ДОРОГА НА МОСКВУ

Война - это великое дело для государства.

Война - это корень жизни и смерти, это путь существования и гибели.

Это нужно понять.

Сунь-цзы.

История войн временами выглядит загадочной, недоступной для понимания. Что произошло в 1941 году? Почему вермахт остановился у порога Москвы? Посланные на разведку советские летчики докладывали, что бронетанковые колонны находятся в 170 километрах от столицы, что дорога для них открыта: нет никаких войск, которые могли бы им помешать. В советском Генеральноме штабе не верили: летчиков заставляли снова и снова пролетать над колоннами, чтобы убедиться в том, что это были немецкие танки. Окончательное подтверждение пришло из Берлина: Гитлер заявил, что одержана решающая победа, что путь на Москву свободен и столица врага падет через несколько дней.

Но Москва не пала под гусеницы бронетанковых колонн. Военные историки до сих пор спорят о причинах этого неожиданного поворота событий: недавно появилось обстоятельное исследование, в котором ведущие российские специалисты пытаются доказать, что фельдмаршал фон Бок мог взять Москву[1]. Одновременно обсуждается другая загадка истории: как вообще могло случиться, что немецкие танки дошли до Москвы - ведь у русских было в пять раз больше танков. Фантастический блицкриг 1941 года выглядит столь же недоступным для понимания, как и остановка под Москвой. В попытках найти какое-то объяснение всерьез обсуждается гипотеза о том, что русские просто не хотели воевать, что миллионы советских солдат добровольно сдавались в плен.

Специалисты скрупулезно изучают события каждого дня Великой войны; они с точностью до единиц приводят число солдат, танков, самолетов, пушек. Но они забывают о том, что великое видится только на расстоянии. Чтобы объяснить события 1941 года, нужно искать и анализировать столь же масштабные события прошлого, нужно понять причины взлета и падения великих империй.

Создатель Второго рейха, канцлер Бисмарк, говорил, что империи создаются «железом и кровью». Сегодня лишь немногие понимают смысл этой фразы – ее нельзя понять, не зная контекста событий. Конечно, «железо», означало «оружие» - но не просто оружие. В контексте 1871 года «железо» означало «сталь» - стальные пушки Круппа. Пушки Круппа стреляли вдвое дальше и втрое быстрее, чем бронзовые орудия французов; это пушки Круппа одержали победу и создали Второй рейх.

В свое время Энгельс писал, что Наполеон был обязан созданием своей империи не своим военным талантам, а пушкам Грибоваля[2]. Французский генерал Жан-Батист Грибоваль сконструировал новые орудия, которые благодаря технологии высверливания ствола имели намного большую мощность, чем прежние пушки. В дополнение к тому «организатор победы» Лазар Карно создал новую тактику, позволявшую эффективно применять пушки Грибоваля – это была знаменитая тактика колонн. Недостаточно было изобрести новое оружие – нужно было научиться его применять.

Предшественником Грибоваля в деле совершенствования артиллерии был шведский король Густав-Адольф II. Под его руководством приглашенные из разных стран Европы ремесленники создали легкую «полковую пушку», «regementsstycke». После создания этого нового оружия немногочисленные шведы сумели покорить почти половину Европы, в своих завоевательных походах они достигали Мюнхена, Праги, Кракова[3].

Объединившая десятки народов Австрийская империя была создана благодаря появлению ружья, оснащенного штыком, «фузеи». Новое оружие и новая линейная тактика позволили австрийцам в битве при Зенте сокрушить огромную турецкую армию и затем завоевать Венгрию. Но и поверженная Османская империя в прошлом была обязана своим рождением новому в то время огнестрельному оружию: османы первыми создали оснащенную этим оружием регулярную армию – это был знаменитый корпус янычар.

Удаляясь в прошлое, мы видим подчас поразительные примеры последствий появления нового оружия. Долгое время никто не знал о существовании малочисленного народа, жившего где-то в Балканских горах. Но царь Филипп создал македонскую фалангу, и его сын Александр завоевал полмира – он не пошел дальше только потому, что его солдаты устали воевать.

В XIII веке Европа была потрясена нашествием неведомого прежде народа, монголо-татар. «Не знаем, - писал русский летописец после первого прихода татар, - откуда приходили на нас эти злые татары Таурмени и куда опять делись? Некоторые толковали, что это, должно быть, те нечистые народы, которых некогда бог загнал в пустыню и которые перед концом мира должны вернуться и попленить все страны...»[4] Летописец был прав, предвидя грядущий конец мира: татары обладали новым всесокрушающим оружием, рефлексирующим луком. Стрелы, пущенные из этого лука, пробивали любой доспех; стальные наконечники этих стрел до сих пор находят в развалинах тысяч разрушенных монголами городов.

Причинная связь между созданием нового оружия и рождением империи хорошо известна историкам: она описана в «теории культурных кругов» Фрица Гребнера[5]. Гребнер считал, что историю человечества определяют великие, фундаментальные открытия – в том числе и появление нового оружия. Фундаментальное открытие дает совершившему его народу решающее преимущество перед другими народами и порождает волну завоеваний, знаменующих рождение новой империи. Но эффективность нового оружие всегда имеет природные и климатические ограничения: монгольские луки были бесполезны в джунглях Вьетнама, а пушки Грибоваля были бессильны против русской зимы. Таким образом, волна завоеваний, вызванная созданием нового оружия, распространяется до тех пор, пока не натолкнется на препятствия в виде природных условий – или в виде сопротивления противников, успевших перенять оружие завоевателей.

***

Итак, причиной, порождающей волны завоеваний, является появление нового оружия. Что представляло собой новое оружие Гитлера?

Первая мировая война была отмечена массовым применением нескольких видов новых вооружений. С самого начала войны стало ясно, что смелость, мужество или французский «elan» ничего не значат перед лицом пулемета. Беззаветно атакующая пехота была вынуждена зарыться в землю, и война стала почти неподвижной «окопной войной». Чтобы выйти из тупика «окопной войны» англичане создали новое оружие, танк. Танки был предназначены для подавления пулеметов; они должны были сопровождать атакующую пехоту и уничтожать огневые точки противника. Первые танки ползли по полю боя со скоростью пешехода: они не должны были отрываться от своей пехоты, так как это лишило бы их возможности пополнять горючее и боеприпасы. Задача танков состояла в прорыве обороны противника, а развитие наступления после прорыва оставалось задачей кавалерии. Но кавалерия была беззащитна против пулеметов, поэтому в первую мировую войну не было глубоких прорывов; боевые действия с участием танков сводились к медленному оттеснению противника.

Танки были новым оружием, но для их эффективного применения нужно было создать новую тактику, новую технологию войны. В период между двумя мировыми войнами многие военные теоретики искали новые методы использования танков – в том числе и в глубоких прорывах обороны противника. Однако, исходя из опыта Первой мировой войны, военное руководство уповало на незыблемость насыщенной артиллерией обороны. У. Черчилль писал, что ни в Англии, ни во Франции не сознавали последствий этого нового обстоятельства – способности танков продвигаться по сотне миль в день[6]. Английские танки оставались медленно двигающимися бронированными монстрами, они не годились для быстрых и глубоких прорывов. В Советском Союзе создали быстроходные танки «БТ», но сосредоточенные в механизированных корпусах легкие машины не имели пехотной поддержки. Кроме того, отсутствие надежной радиосвязи привело к тому, что механизированные корпуса оказались неуправляемыми; в сентябре 1939 года они едва не заблудились на просторах Западной Украины и через месяц были расформированы. Последовательная работа по созданию нового оружия велась лишь в Германии - поэтому его создателем можно по праву назвать командующего одной из первых немецких танковых дивизий, генерала Хайнца Гудериана. В 1937 году Гудериан опубликовал книгу «Внимание, танки!», в которой описал новую танковую тактику; эту тактику позже стали называть «блицкригом», «молниеносной войной».

Главная идея Гудериана заключалась в создании моторизованных корпусов, в которых быстроходные танки сопровождались столь же быстрой пехотой – мотопехотой, передвигавшейся на бронетранспортерах или автомобилях. Новые моторизованные корпуса должны были включать самоходную артиллерию, саперные части и все необходимое для самостоятельных действий в тылу противника. Огромная роль в блицкриге отводилась взаимодействию танков и авиации; самолеты-штурмовики должны были постоянно сопровождать колонну танков и расчищать ей дорогу. Едва ли не главным в этой стратегии было поддержание устойчивой радиосвязи; каждый немецкий танк имел рацию; танки постоянно поддерживали связь с авиацией и наводили ее на цель, а авиация сообщала танкистам о том, как лучше обойти узлы сопротивления. Путь танковых дивизий не пролегал по прямой: они постоянно маневрировали в поиске наиболее слабых мест обороны противника.

Блицкриг предполагал, что танковые колонны внезапно обрушиваются на узкие участки вражеской обороны, взламывают ее и выходят на оперативный простор. Они стремительно движутся по дорогам в тылу противника и смыкают клещи в глубине вражеской территории. За танковыми дивизиями, как нитка за иголкой, следуют моторизованные дивизии на автомобилях; «панцергренадеры» этих дивизий создают первоначальный фронт окружения: они быстро закапываются в землю и выставляют навстречу противнику свои пулеметы: в каждом отделении «панцергренадеров» был пулемет MG-34. Окруженные армии противника пытаются прорваться – и они идут на эти пулеметы, делающие 1200 выстрелов в минуту. Для «панцергренадеров» главное - выстоять до подхода пехотных дивизий, которые пешим маршем спешат им на помощь. Подоспевшие пехотинцы сменяют моторизованные корпуса, которые устремляются вглубь страны, где уже нет главных сил противника и противостоять им могут лишь немногочисленные резервы. Окруженные главные силы в это время бьются в агонии: у них кончаются боеприпасы, топливо, продовольствие, связь нарушена, солдат противника охватывает паника - и через некоторое время они вынуждены капитулировать.

Таким образом, идея блицкрига не сводилась к танковому прорыву; новым оружием, изобретенным Хайнцем Гудерианом, был не просто танк, а тактика использования быстроходных танков во взаимодействии с мотопехотой и авиацией.

На больших маневрах осенью 1937 года Гудериан продемонстрировал Гитлеру и Муссолини всю мощь идущей на прорыв танковой армады. Впечатление было сильным, Гитлер назначил Гудериана командиром первого немецкого танкового корпуса и поручил ему руководить танковыми войсками при оккупации Австрии. Была развернута программа создания бронетанковых соединений; войска получали танки новых типов, было налажено производство бронетранспортеров. Появились самолеты, которые должны были поддерживать пехоту и танки - знаменитые пикирующие бомбардировщики Ю-87. В ноябре 1938 года Гудериан был назначен генерал-инспектором бронетанковых сил, и Гитлер в личной беседе обещал ему всяческую поддержку в создании нового рода войск. Однако верховное командование вермахта не верило в возможности нового оружия и считало Гудериана авантюристом. Все начинания генерал-инспектора встречали упорное сопротивление главнокомандующего Браухича и начальника генштаба Гальдера; в преддверии войны с Польшей Гудериана отправили в войска простым корпусным командиром. Браухич и Гальдер были не одиноки в своем консерватизме, военное руководство других стран также скептически относились к возможностям массированного применения танков. Таким образом, сложилась парадоксальная ситуация: накануне второй мировой войны никто не знал о существовании нового немецкого оружия - и сами немцы не сознавали его возможностей.

Сегодня, зная о произошедшем впоследствии, многие склонны обвинять политиков в близорукости и ошибках. Однако в те времена никто не мог представить того, что произойдет в ближайшем будущем - никто не знал о существовании нового оружия. Военные и политические деятели исходили из старых представлений о мощи европейских армий. В соответствии с этими представлениями сильнейшей из этих армий была французская; Черчилль считал ее «наиболее подготовленной и надежной мобильной силой в Европе»[7]. Польская армия считалась сильнее русской - ведь поляки одержали верх в войне 1920 года, поэтому Англия и Франция предпочитали иметь в союзниках не Россию, а Польшу[8]. Германская армия находилась еще на стадии формирования, и фюрер говорил своим генералам, что не собирается начинать войну раньше 1943 года. В 1939 году немецкие генералы считали войну гибельной: они не верили, что удастся одержать быструю победу над Польшей. Поляки, со своей стороны, были уверены, что выдержат удар немцев: французы обещали им, что на 15 день войны перейдут в генеральное наступление на западном фронте.

Многие западные историки полагают, что Англия своими необдуманными действиями спровоцировала Гитлера напасть на Польшу. Однако Гитлер смог решиться на это, лишь заключив соглашение с Россией; он убедил немецких генералов в том, что Россия ударит в тыл полякам - и они одержат быструю победу. Сталин, в свою очередь, был уверен в том, что заключает выгодную сделку: он получит часть Польши, а на западе начнется долгая война между врагами России. Все действовали из традиционных представлений - никто не предвидел грядущих событий, никто не знал, что в руках Германии находится новое оружие.

Гитлер до последнего момента рассчитывал, что ему удастся избежать мировой войны. Очевидцы утверждают, что при известии об английском ультиматуме фюрер едва не упал в обморок - но вскоре его настроение заметно улучшилось. Побывав в корпусе Гудериана, фюрер был восхищен быстротой его продвижения и тем, что оно проходит почти без потерь. Новое оружие начало действовать - это было настолько неожиданно, что немцы сами удивлялись своим успехам. 600 танков 16 танкового корпуса с ходу прорвали польскую оборону и, пройдя за 8 дней 240 километров, подошли к Варшаве; корпус Гудериана за две недели преодолел 700 километров и достиг Бреста. 16 сентября польское правительство бежало в Румынию; окруженные в нескольких «котлах» 700 тысяч польских солдат положили оружие. «Успехи войск баснословны», - писал начальник германского генштаба генерал Гальдер[9]. Потери германской армии были минимальными - 8 тысяч человек.

Многие историки и политики обвиняли Францию в том, что она не оказала помощи Польше - но в действительности французская армия просто не успела этого сделать; новое оружие разрушило все планы. Многие историки удивляются тому, что затем началась «странная война» - но в действительности, в этой войне не было ничего необычного. Странная война - это была обычная окопная война образца 1914-1918 годов; в те времена зимой на фронте всегда наступало затишье, противники не вели активных операций. «Странной» эта война стала лишь впоследствии, по контрасту с тем, что происходило позже - новое оружие изменило восприятие войны и ее характер, боевые действия стали вестись и зимой.

Французские генералы воевали как двадцать лет назад, они еще не поняли, что произошло в Польше. Но Гитлер сразу осознал, что в его руках находится новое оружие. Его первой реакцией был восторг, второй - желание как можно быстрее атаковать Францию. Однако блицкриг в Польше не убедил немецких генералов: они продолжали хранить осторожность, они говорили, что Франция - это не Польша. Браухич и Гальдер всячески оттягивали наступление на Западе: они, как и раньше, считали его гибельным. Чтобы предотвратить «гибель Германии», немецкие генералы составили заговор против фюрера - такого еще не было в германской армии. В других странах так же не верили, что немцам удастся повторить блицкриг на полях Франции: никто, кроме Гитлера (и Гудериана), еще не верил во всемогущество нового оружия. «Я почти один в германской армии верил в это», - писал Гудериан[10].

Союзники использовали военное затишье для формирования и переброски на континент новых английских дивизий. Время работало на союзников - поэтому Германия должна была наступать. 10 мая 1940 года началось немецкое наступление на Западе; 15 мая 1300 танков Гудериана и Клейста прорвали французский фронт в Арденнах. Немецкое командование приказало Гудериану остановиться и подождать пехоту; оно собиралось наступать, как встарь, со скоростью пехотных колонн. И тут произошло неожиданное: Гудериан отказался подчиниться приказу. Танковая колонна рванулась на запад; немецкие танки мчались по шоссейным дорогам в тылу союзников, почти не встречая сопротивления. Пройдя за 5 дней 350 километров, корпус Гудериана 20 мая вышел к Ла-Маншу. «15 часов, - записал в своем дневнике офицер английского генштаба. - Поступили сообщения, что германские танки вышли к Амьену. Похоже на нелепый кошмар. Британский экспедиционный корпус отрезан. Мы лишились коммуникаций... Немцы идут на любой риск, и все им сходит с рук... они делают все, что не сделали бы грамотные военные и все же добиваются своего. Французский генеральный штаб парализован этой необычной подвижной войной. Нынешние быстро изменяющиеся условия не предусмотрены в учебниках...»[11] Французские и английские генералы не понимали, что произошло - ведь союзники имели больше танков, чем немцы, и французские танки были лучше немецких. Все объяснялось тем, что французские танки были распределены между пехотными дивизиями, а немецкие были собраны в один кулак - и тем, что оружие блицкрига - это были не просто танки.

После прорыва немцев к морю более миллиона французских, английских и бельгийских солдат были отрезаны от основных сил. Немецкие танковые корпуса продвигались вдоль побережья, почти без сопротивления занимая французские порты. Объятые паникой французы бросали оружие; английская экспедиционная армия отступала к Дюнкерку - это был единственный порт, откуда англичане могли эвакуироваться на родину. Но Гудериан подошел к Дюнкерку на два дня раньше; немецкие танки уже стояли перед беззащитным городом - и тут поступил приказ остановить наступление. «Мы лишились дара речи», - вспоминал Гудериан[12].

«Стоп-приказ» Гитлера стал одной из загадок истории; остановка танков Гудериана позволила 300 тысячам англичан избежать гибели или плена и переправиться через пролив. Одно из распространенных объяснений этой загадки состоит в том, что Гитлер еще не умел обращаться с новым оружием; он был обеспокоен сообщениями о большом количестве вышедших из строя танков и хотел сохранить танковые дивизии для «битвы за Францию». В действительности потери немцев боли невелики - поврежденные танки ремонтировались и снова вступали в строй.

«Чудо в Дюнкерке» не облегчило участь Франции. Через день после эвакуации англичан немецкие танковые корпуса прорвали французский фронт на Сомме. 25 июня Франция капитулировала. Французская армия потеряла 84 тысячи убитыми, полтора миллиона французских солдат сдалось в плен. Потери вермахта составили 27 тысяч убитыми. Победа была почти бескровной; немцы не бомбили французские города и заводы; все это стало добычей победителя. Правда, Англия не положила оружия - она была недоступна за своими проливами; танки не могли плавать по морю. Тем не менее, фантастическая победа Германии повергла в шок всю Европу - многим стало понятно, что в руках Гитлера находится новое оружие.

Обладание абсолютным оружием отменяет все моральные принципы, Гитлер много раз повторял, что победителя не судят. Абсолютное оружие позволяет вести войну на уничтожение, после которой никто не призовет победителя к ответу. Обладающему новым оружием «сверхчеловеку» дозволена любая жестокость, а побежденные «недочеловеки» должны стать рабами. Всесокрушающий меч диктует политику своему хозяину - он требует, чтобы его использовали, пока он не затупится. Фундаментальное открытие всегда порождает волну завоеваний - волну, которая стирает с лица земли народы и государства, делает одних господами, а других - рабами. Обретя новое оружие, немецкая армия должна была двинуться на завоевание мира - независимо от воли Гитлера и независимо от того, какую страну ей предстояло завоевать первой.

Таким образом, нападение на Россию было неизбежностью. Гитлер заговорил о походе в Россию сразу же после окончания французской кампании - он торопился использовать новое оружие, пока его не скопирует противник. Сталин понимал эту угрозу; он был напуган «блицкригом» во Франции; он искал встречи с германским послом, он говорил: «Мы должны оставаться друзьями!»[13]. Вместе с тем Сталин пытался как можно быстрее перенять новое оружие Германии; уже через несколько дней после Дюнкерка он приказал создать новые механизированные корпуса – такие же, как у немцев. Было сформировано девять механизированных корпусов, копирующих немецкие; каждый корпус имел 1031 танк и пехоту, которая должна была сопровождать танки на автомобилях. Разница состояла лишь в том, что в советских мехкорпусах катастрофически не хватало автомобилей и «мотострелки» были вынуждены передвигаться пешком. Планировалось, что часть машин поступит из народного хозяйства после мобилизации - но в действительности в СССР просто не было достаточного числа автомобилей, чтобы оснастить моторизованные дивизии[14]. Скопировать новое оружие Германии оказалось не просто. Однако попытки такого рода должны были ускорить неизбежное германское нападение: Гитлер не мог позволить, чтобы его оружием овладел другой.

Парадоксально, но то, что интуитивно понимал Сталин, осталось непонятым советским Генштабом. Военные-профессионалы знали, что у Советского Союза намного больше танков, чем у Германии, и советские танки лучше немецких. Они не понимали, что новое оружие - это не просто танки. Лишь один из советских командиров, военный теоретик Г. Иссерсон, бил тревогу и призывал извлечь уроки из блицкрига во Франции. На совещании Генштаба 23-31 декабря 1940 года Тимошенко и Жуков не допускали мысли о блицкриге, они говорили, что Советский отвергли Союз - это не Польша и не Франция; что Германии потребуется 15 дней, чтобы ввести в бой главные силы[15]. Советский Генштаб готовился к войне: была проведена частичная мобилизация, и к 22 июня приграничные армии насчитывали около 3 миллионов солдат. Эти армии были разделены на три эшелона, отстоявших на 100-200 километров друг от друга; за 15 дней они успели бы сомкнуться и образовать единый фронт. Но 15 дней – это был срок, полученный из опыта Первой мировой войны, а Германия обладала новым оружием, перечеркивавшим этот опыт. Позднее Жуков признался, что не мог представить себе, что Германия введет главные силы в первый же день войны[16]. Но это признание было запоздалым.

22 июня германские войска вторглись в Россию. Полторы тысячи танков Гудериана и Гота двумя колоннами прорвались через не успевшие сомкнуться эшелоны советских армий, за шесть дней прошли 400 километров и соединились под Минском. В этом первом котле было взято в плен 330 тысяч русских солдат и захвачено 3 тысячи танков. Русские механизированные корпуса почти не имели автомобилей и атаковали без поддержки пехоты; сотни танков лавиной проходили через немецкие линии, которые смыкались за их спиной. Через некоторое время у танкистов заканчивались горючее и боеприпасы; последними зарядами они подрывали свои машины и выходили из окружения пешком. Иногда они даже не имели связи со своим командованием: ворвавшийся в Дубно восьмой мехкорпус имел единственного радиста, которому удалось наладить связь лишь с немецкой радиоразведкой.

Советская армия терпела тяжелые поражения - однако паники не было. «Несмотря на то, что мы продвигаемся на значительные расстояния... - писал немецкий танкист, - нет того чувства, что мы вступили в побежденную страну, которое мы испытывали во Франции. Вместо этого - сопротивление, постоянное сопротивление, каким бы безнадежным оно не было»[17].

Приграничные советские армии были уничтожены или взяты в плен - но резервные армии создали новый фронт на Днепре. Танковые группы Гудериана и Гота снова прорвали фронт и окружили эти армии у Смоленска - но сражение затянулось, и русские успели создать новый фронт под Москвой. Огромная страна высылала навстречу врагу новые и новые армии; эти армии гибли - но на смену им приходили другие. В начале октября три танковых группы Гудериана, Гота и Гепнера начали последнее, решающее наступление – на Москву. К 7 октября они замкнули два «котла» у Вязьмы и Брянска; пытаясь прорваться, советские солдаты сплошной массой шли на пулеметы и пушки «панцергренадеров». «Атака их выглядела невероятно… - писал лейтенант Егер из седьмой танковой дивизии. – Они шли целыми колоннами, с артиллерией, лошадьми и грузовиками. Стеной надвигались на нас. Идеальные мишени для артиллеристов! А те расстреливали вражеские орды в упор залпами, непрерывным огнем. Это было самое настоящее истребление»[18].

В конце концов, измученные боями солдаты окруженных армий стали сдаваться в плен; по свидетельству фельдмаршала фон Бока, группа армий «Центр» взяла 674 тысячи пленных[19]. Главные силы русских фронтов были уничтожены, и когда танковые колонны повернули на Москву, дорога для них была открыта – не было сил, которые могли бы им помешать. «Фронта обороны на западном направлении не существует… - доносил Сталину Жуков. - Все пути на Москву, по существу, открыты»[20].

Должно быть, это был один из самых драматических моментов истории ХХ века. Казалось, что Москва беззащитна перед колоннами завоевателей, обладающих всепобеждающим новым оружием. 1500 танков и около миллиона немецких солдат двигались к Москве, а перед ними не было никаких войск – если не считать нескольких тысяч подольских курсантов и десантников майора Старчака. В Москве вспыхнула паника, толпы обезумевших людей громили магазины и штурмовали поезда, пытаясь бежать из города.

Казалось – спасения не было.

И тут пошел снег…

Унтер-офицер Людвиг Колодзински спал, когда его растолкал его приятель: «Эй, Людвиг, поднимайся и выходи со мной!» Колодзински выскочил наружу. «Была настоящая вьюга! Ветер гнал свинцовые тучи, землю успел покрыть толстый слой снега… Когда я потом вышел утром, снег уже успел растаять. Все дороги превратились в непролазную грязь»[21].

Всякое оружие может применяться лишь при определенных условиях. Новым оружием германской армии были танки и передвигающаяся на автомобилях мотопехота - но грузовики не могли пройти в непролазной грязи. Автоколонны с войсками, боеприпасами и топливом беспомощно застряли на дорогах, а танки не могли наступать без топлива и поддержки мотопехоты. «Наступление моторизованных частей невозможно по той простой причине, что все боевые машины по самую ступицу колес увязли в грязи» - записал в своем дневнике Федор фон Бок[22]. Движение на Москву было приостановлено .

Воспользовавшись остановкой танковых колонн, советский Генштаб перебрасывал под Москву войска и пытался воссоздать уничтоженный Западный фронт. Каждый день в столицу прибывало больше 100 эшелонов с войсками, и к середине ноября Западный фронт насчитывал около 200 тысяч солдат. Но эти немногочисленные силы не могли остановить втрое превосходящего противника – и к тому же это были дивизии, в основном, наспех сформированные из «не нюхавших пороху» солдат-запасников[23].

Германское командование ждало окончания распутицы, ждало, когда дороги подмерзнут и можно будет возобновить наступление. Но оно знало, что потом, через две-три недели, придут большие морозы, а солдаты не имеют зимнего обмундирования. «Вопрос: “Что будет с нами зимой?” — тревожит каждого немецкого солдата», - писал фон Бок[24]. Из Германии спешили поезда с теплой одеждой, им предоставлялась «зеленая улица» - но к 24 ноября зимнее обмундирование получила только пятая часть солдат. Остальные, спасаясь от холода, снимали полушубки с мертвых русских и отнимали одежду у местного населения. Холод, сырость, и плохая пища вызвали распространение дизентерии, которая выводила из стоя целые роты. Кроме того, продолжались трудности со снабжением: не только немецкие автомобили, но и немецкие паровозы оказались неприспособленными к русским условиям: при низких температурах у них лопались трубопроводы. В результате танковые группы не имели горючего для обхода Москвы, и приходилось наступать прямо на советскую столицу[25].

16 ноября началось последнее наступление на Москву. Немецкие танкисты не умели воевать в зимних условиях; русские упорно сопротивлялись, и продвижение было медленным. 30 ноября 2-я танковая дивизия заняла Красную Поляну в 17 километрах от пригородов Москвы. Температура держалась на отметке около 0 градусов, но 1 декабря столбик термометра стал неудержимо падать. 2 декабря температура понизилась до минус 20 градусов. Даже сейчас армии НАТО не проводят учений при такой температуре, а при минус 35 градусах им ставится единственная задача – не воевать, а уцелеть. 4 декабря температура упала до минус 35 градусов[26].

«Однажды утром все было кончено, - свидетельствует немецкий танкист. – Все замерзло»[27].

Замерзло масло в двигателях, танки, самолеты, автомобили не могли сдвинуться с места. Замерзла оружейная смазка, пушки и пулеметы не могли стрелять. Вальтер Нойштифтер, пулеметчик, утверждает, что «большинство солдат на поле боя погибло от переохлаждения на тридцатиградусном морозе. Они просто замерзли»[28].

Немецкие солдаты забыли о Москве, началась другая война: за теплую избу в ближайшей деревне. Зимнее обмундирование до сих пор не было выдано, поэтому нужно было во что бы то ни стало захватить избу и отогреться. «Люди спали вповалку, друг на друге, - рассказывал солдат Гаральд Генри – в крохотную хатенку набилось с три десятка человек. Прямо по полу струились жидкие экскременты, подмачивая шинели и вещмешки. Нас всех мучил понос и желудочные колики»[29]. Офицер поручил солдату, назначенному в караул, отогреть на печи пулемет и потом отстреливаться. Караульному выдавали щепочку, чтобы он зажимал ее между обмороженными пальцами и давил на гашетку. Караульных нужно было менять через десять-двадцать минут – иначе они замерзали вместе с пулеметом[30].

И вот тогда, при 30-градусном морозе русские пошли в наступление. Это казалось невероятным, это было свыше сил человеческих. Эти солдаты в своем большинстве - это были неподготовленные запасники, которые, как и немцы, не умели воевать в снегу по колено. «Молодежь бросалась вперед, и все тут же, на 30-градусном морозе, замертво падали в снег», - вспоминал рядовой Павел Осипов[31]. «Самое страшное, - писал другой солдат, - это видеть, как от тел только что погибших поднимается пар»[32].

При 30-градусном морозе на смену войне моторов пришла война людей - и оказалось, что завоеватели - это отнюдь не «сверхчеловеки». Войска Гудериана впервые охватила паника - целые полки в ужасе бежали от наступающих русских. Вопреки распоряжению фюрера, Гудериан приказал отходить. Гитлер находился в далекой Пруссии, он не понимал, что происходит, он приказывал наступать на Москву. 20 декабря Гудериан прибыл в ставку, чтобы объяснить фюреру, что у него уже нет нового оружия, что время блицкрига - это лето, а теперь настала зима. Гитлер не хотел ничего слушать, он был в ярости, он отправил в отставку Браухича и трех командующих группами армий - а затем и Гудериана.

***

Теперь, семьдесят лет спустя, людям новой эпохи трудно представить весь ужас и все отчаяние этой борьбы – трудно представить апокалипсис 1941 года. Советские солдаты сражались с непобедимой армией, обладавшей новым оружием – сражались и выстояли до того момента, когда им на помощь пришла сама природа. Окруженные французы и поляки мирно сдавались в плен, пишет английский историк Роберт Киршоу. «Русские же предпочитали сражаться до конца»[33].

Великое видится только на расстоянии. Семьдесят лет спустя историки могут судить о тех событиях с достаточного расстояния, судить и сравнивать с другими событиями других эпох. Они могут без излишних эмоций использовать теории, которые помогают понять, что же произошло. Теория культурных кругов утверждает, что появление нового оружия всегда порождает волну завоеваний, что именно так появлялись на свет великие империи прошлого. Она дает новую интерпретацию истории Второй мировой войны, которая позволяет объяснить то, что прежде вызывало недоумение - странные ошибки политических деятелей; удивительные победы вермахта и его роковое поражение под Москвой. Но самое главное, она позволяет осознать суть событий - осознать величие подвига народа, который остановил непобедимых завоевателей, обладавших новым оружием.

Конечно, Вторая мировая война не закончилась зимой 1941-1942 годов. Понадобилось еще много времени, прежде, чем русские ценой новых неимоверных усилий создали танковые корпуса, подобные немецким, и научились воевать так, как воевал Гудериан. Но это была уже другая история – история других подвигов и других сражений.

Примечания